Точно так же пересчет денежных купюр локализован в мозге не более, чем способность самих пальцев считать деньги. В каждом действии активен весь мозг, так же, как и все тело. Очевидно, что мозг, переместивший все тело к фортепиано, затем должен задействовать слуховой аппарат, двигательную кору головного мозга для игры пальцами на клавишах, стопы на педалях, разгибатели для пребывания в положении сидя и голову… и «тело» используется аналогичным образом.
Эта схема не представляла бы большого интереса, если бы не идея о том, что, подобно тому, как тело между любыми двумя действиями должно пройти через конфигурацию вертикального положения стоя, мозг также имеет промежуточную нейтральную конфигурацию. Переход от одного вида деятельности к другому требует, так сказать, начала «с чистого листа». Точно так же, как положение стоя в определенный момент движения можно рассматривать как динамическое, так и покой мозга необходим при переходе от одной деятельности к другой. Я считаю, что такое очищение «листа» занимает несколько миллисекунд и, следовательно, происходит незаметно, за исключением тех случаев, когда в подобном переключении есть какие-то неисправности. Таким образом, я предполагаю, что растяжение связок лодыжки и прикусывание языка происходят в тех случаях, когда два действия следуют друг за другом до того, как «лист» полностью очистился. Эти сбои происходят, когда мы начинаем новый замысел, еще не завершив предыдущий. Таким образом, новое намерение начинается еще до того, как лист будет полностью очищен. Следовательно, получается, что тем самым мы выполняем два несовместимых действия одновременно.
Подумайте, что можно было бы сказать о треугольнике, когда у меня в мыслях содержится не только все, что я о нем уже знаю, но и то, что я еще могу обнаружить. Мой интерес к этой дилемме, или проблеме, носит практический характер. Я должен сообщить что-то, что может помочь человеку, попавшему в беду, или желающему избавиться от своих болей, или рожденному с церебральным параличом, или получившему травму, или приобретшему телесные привычки, являющиеся самонаправляющимися (вызывающими ощущение неадекватности) и саморазрушительными (вызывающими чувство недостойности). Я хочу передать что-то, что может помочь человеку реорганизовать действие своего «я» через тело с самонаправлением, тем самым сделав его жизнь легче, проще или даже более приятной и эстетически удовлетворяющей. На этом этапе полезно отметить, что свободный выбор тесно связан с мышлением и исчезает, когда его озвучивают и сообщают кому-то другому или даже проговаривают самому себе, тем самым переводя его в принятие решения. По сути, свободный выбор означает наличие выбора между альтернативами. Мысленно мы выбираем одну альтернативу и сообщаем о ней, хотя в нашем мышлении могло существовать несколько других вариантов, прежде чем мы решили облечь один из них в слова.
В жизни отсутствие альтернатив вызывает тревогу и нередко связано с принуждением. Попробуйте пройти только по одной доске пола. Скорее всего, вы можете это сделать и не видите сложностей в том, чтобы сделать это снова в ответ на мое предложение, поскольку вы уверены, что достаточно хорошо восстановите баланс после любых незначительных его нарушений. У вас не возникает сомнений, поскольку вы располагаете альтернативой шагнуть в сторону, тем самым восстанавливая равновесие, и вернуться к ходьбе по доске. А теперь мысленно приподнимите доску на один фут (30 см) от пола и представьте, как вы идете по ней; затем, в своем воображении, приподнимите ее примерно на десять футов (3 м); или, еще лучше, попробуйте поставить одну доску на две опоры, и вы увидите, что устранение альтернатив – в данном случае отсутствие возможности шагнуть в сторону – увеличивает тревогу настолько, что парализует не только мысли, но и выполнение самой задачи. Ваши сомнения относительно возможности восстановления равновесия вполне обоснованы, ведь вы никогда не обучались тому, как довести свою способность балансировать до такой степени совершенства. Тем не менее этого вполне можно достичь, и кто-то даже прошел таким образом по тросу с крыши здания Всемирного торгового центра[22] на крышу соседнего здания.
Я снова хочу повторить эту важную идею: отсутствие альтернативы означает тревогу. Свободный выбор означает как минимум наличие другого пути. Не имеет смысла говорить о свободе, когда мы вынуждены следовать по единственно известному нам пути. Свободный выбор означает наличие альтернативного способа действия, поэтому вы можете выбрать тот, который вам больше всего нравится. Решение не действовать равносильно отсутствию выбора, а это уже не жизнь.
Намеренное произвольное движение, например кисти руки по определенной траектории, можно остановить, возобновить, повернуть вспять или перенаправить на что-то другое. Произвольное движение означает свободный выбор. Защитное, рефлекторное движение относится к типу «всё или ничего»; оно примитивно и не имеет намерения. Такое движение правомерно только перед лицом опасности и в целях самосохранения, когда нет времени для выбора. В этом случае мы либо сохраним себя, либо покалечимся, либо вообще погибнем.
Как я уже говорил выше, очевидное неуловимо. Когда мы пытаемся добраться до основного источника нашего мышления, мы подходим к глубинам, где нелегко увидеть, является ли неуловимое более очевидным, чем очевидное. Таким образом, можно считать, что свободный выбор существует только в процессе мышления. Как только мысль приводит к действию, пусть даже только к высказанному слову, жребий брошен, и выбор пропадает навсегда. Очевидно, что для того, чтобы понять, зачем нервные системы нужны миру, необходимы дополнительные исследования и более ясное мышление. Для чего нам необходимо сознание и не будет ли достаточно просто бодрствования? Восстановление сознания после его потери обычно начинается с вопроса «Где я?» Является ли знание того, где я нахожусь, и общее знание о самонаправлении сознательной функцией нервной системы? Смогли бы мы лучше разобраться в этой проблеме, если бы знали, в какой части мозга она находится?
Здесь мы подходим к очень острой проблеме. Идея локализации функций, например речи или письма, в мозге имела такой успех, что было бы почти ересью подвергать сколько-нибудь серьезному сомнению правильность этой идеи. Лишь немногие рассматривают функции в больших группах, таких как задний мозг, лимбическая система и передний мозг. Никто не стал бы всерьез утверждать, что речь является исключительно функцией неокортекса, локализованной только в зоне Брока. Однако элементарные примитивные мышечные преднамеренные движения настолько прочно локализованы в коре головного мозга, что в большинстве хороших книг по нейрофизиологии на всех языках изображен гомункул Пенфилда[23]. Эта идея столь успешна, что в разных лабораториях обнаруживаются и подтверждаются все более точные локализации.
Любое действие можно усложнить практически силой воли. Вспомните, как, будучи за рулем автомобиля, вы одновременно курите, общаетесь со своим другом, сидящим на соседнем сиденье, а еще прислушиваетесь и видите все, что происходит вокруг машины. Говорят, что Цезарь и Наполеон могли одновременно читать, слушать и писать. Однако мы не можем одновременно действовать и не действовать, что на первый взгляд менее сложно, чем непростая ситуация вождения автомобиля. Не потому ли это так, что в действии участвует весь мозг, равно как и все тело? Отрицание действия чем-то похоже на изменение направления движущегося тела. Между переключением с одного на другое необходим перерыв, нулевая скорость.
Возможно, будет разумнее остановиться здесь, прежде чем погрузиться в еще более глубокие воды и поразмышлять о квантах мышления и других функциях мозга. В конце концов, это полезный способ понять большинство явлений энергии и ее материализации.
Чем больше человек имеет дело с очевидным, тем больше он погружается в более глубокие воды, где неуловимое имеет первостепенное значение. Изучением речи в настоящее время занимаются многие исследователи. Прежде чем мы сможем использовать слово «очевидный», подразумевая его, понадобится более точное знание о происхождении речи.
В двух словах
Я верю, что в этот самый момент на свете существуют около сотни человек, которые думают и питают идеи, подобные тем, о которых идет речь в этой книге. Некоторых из этих людей я знаю лично. И на всех семинарах, которыми я руководил в течение последних тридцати пяти лет во многих странах и в которых участвовали сотни, а иногда и тысячи людей, я всегда находил как минимум одного человека, который обнаруживал собственный эквивалент моей системы. Эти факты убеждают меня в том, что я двигаюсь в направлении, которое наиболее необходимо в настоящее время.
Широта практических возможностей, которые могут быть извлечены из моей работы и которые доступны сейчас, делает любую книгу слишком маленькой для адекватного изложения сути. Мои помощники, ученики и я имеют опыт работы со многими десятками тысяч людей в восьми странах. За последние три месяца мы работали в США, Швеции, Канаде, Голландии, Франции, Германии, Швейцарии и Израиле. Я обучал государственных деятелей, актеров, музыкантов, оркестровых дирижеров и людей из всех слоев общества. Я помогал жертвам полиомиелита, раненым солдатам, людям, пострадавшим в автомобильных и промышленных авариях, пловцам, водолазам, детям и многим пожилым людям. Та помощь, которую получили те, кто страдал, казалось бы, неизлечимыми заболеваниями и хроническими дисфункциями, такими как церебральный паралич, нарушения осанки и проблемы с дыханием, превзошла все их ожидания. Я надеюсь, что мне удалось предоставить по крайней мере основы учения, которое можно применять ко всем людям, независимо от того, какую деятельность они выполняют. То, что было достигнуто до сих пор, является лишь самым началом всего того, что еще можно и нужно сделать.