Я взял еще один лист бумаги и на этот раз начал с темных пятен угля там, где не было света; наконец до меня дошло, что нигде нет более ярких пятен, чем там, где я вообще не нанес уголь на бумагу. Подставка не была цилиндром, абажур сверху не был усеченным конусом, а низ не был эллипсом. У меня были необычайные чувства, когда я смотрел на совокупность угольных зарисовок и тех участков, которые были удалены посредством размятого пальцами хлеба. Казалось, будто это не мой рисунок, а рисунок, который, как я думал, мог выйти лишь из-под руки настоящего художника. Раньше я даже не думал о себе в таком ключе, поскольку мне казалось, что это обман и что я притворяюсь тем, кем я не являюсь.
Я думаю, вы и сами можете представить то необычайное преображение, которое во мне происходило. Если я не художник, то кто тогда художник? Когда я действую как художник, то и результат получается таким, который может сотворить лишь художник. Значило ли это, что я меняюсь и теряю свою идентичность? В тот момент я не рассуждал такими категориями, однако почувствовал себя небезопасно из-за того изменения, которое произошло во мне в результате вопросов Якоби. Он не показал мне, как это сделать. Помните танцора с его девушкой? Видите ли вы что-то общее в этих двух случаях обучения в двух столь разных ситуациях? Я вижу.
Когда я оставил Якоби и пошел к себе в комнату, то увидел там на столе стеклянный кувшин, наполовину наполненный водой. Я почувствовал внутренний вызов – нет, внутреннее убеждение, – которое выражалось в стремлении воспроизвести кувшин на бумаге. У меня возникло детское желание показать Якоби, что на самом деле я не так уж неумел, как ему могло показаться. Я вообще не стал рисовать никаких линий, используя вместо этого небольшие штрихи и заполняя остальное пространство пятнами света и тени. Когда рисунок был закончен, на нем можно было видеть уровень воды, игру света в воде и отдельно – игру света на стекле, хотя и то и другое было прозрачным. У меня было ощущение, будто я создал шедевр и будто я стал выше по крайней мере на шесть дюймов (15 см).
Как оказалось, на пути художника нет предела совершенству, и мне придется сделать над собой усилие, дабы не начать рассказывать вам о том, как я стал настоящим художником за те несколько недель, которые я «танцевал» с Якоби, при том, что он никогда не учил и не показывал мне, как рисовать. Он лишь с изрядной долей иронии спрашивал меня, почему при рисовании я не следовал собственному учению.
Организм
На существование жизни влияют некоторые универсальные факторы. Они сыграли свою роль в образовании первой живой клетки около двух миллиардов лет назад. Первая живая клетка нуждалась в укрытии от излучения, которое сформировало ее и которое так же легко могло ее убить. Ее форма, поверхностное натяжение, соотношение поверхности и объема, сила тяжести, внутренние процессы, внешние изменения и воздействия сегодня столь же активны, как это было всегда. Граница живой клетки (и любого живого существа) по-прежнему является посредником между жизнью внутри и жизнью снаружи – так заведено со времени формирования самой клетки. Здесь мы обсудим некоторые из задействованных в функционировании клетки факторов.
Совокупность клеток не является тканью, так же как совокупность нейронов не является мозгом. Кирпичи – это еще не здание. Все записи в словаре – это всего лишь слова, меньшее количество которых могло бы составить предложение. С совокупностью идентичных частиц или единиц, действующих вместе, что-то происходит на более высоком уровне – в том смысле, что у них появляется новое качество, которого нет ни у одной из этих единиц по отдельности. Этот более высокий уровень достигается, когда единицы вовлечены в общую деятельность или подвергаются одинаковому стрессу. Совокупность клеток может превратиться в печень; кирпичи, функционирующие вместе в качестве несущей конструкции, становятся зданием. Клетки объединяются в группы, образуя органы, схожие у всех млекопитающих. Органы, в свою очередь, группируются, образуя организмы – формирования более высокого порядка, чем органы. Бактерии, водоросли и все другие живые существа имеют три общих вида деятельности: (1) самовоспроизведение, (2) самоподдержание и (3) самосохранение. Самовоспроизведение, безусловно, наименее критично с точки зрения времени, в то время как дыхание, питье и еда ограничивают жизнь с большей строгостью, а отсутствие самосохранения и вовсе может означать потерю жизни менее чем за секунду. Эти три явления можно наблюдать как у растений, так и у животных, с той лишь разницей, что растительная жизнь пассивна в их отношении. Без действия ветра, дождя, насекомых, меха животных и множества других переносчиков и активных элементов растительность перестала бы размножаться и исчезла бы с лица земли. В то же время животные всех видов, наоборот, активно поддерживают эти три основных требования посредством (4) самопродвижения, которое также является самонаправлением, что делает движение наиболее важным ключом к животной жизни.
Первый фрагмент вещества, имеющий оболочку, отделяющую его от остального мира, обладал формой и стал первым индивидуумом. Система, включающая в себя оболочку, обеспечивала поступление извне дополнительных веществ, предоставляя энергию для самопродвижения, и выброс во внешний мир веществ, лишенных энергии, а также выведение отходов метаболизма и мертвых частиц. У каждого живого существа есть граница, отделяющая его от остального мира. Содержимое внутри этой границы имеет структуру, которая обеспечивает самопродвижение, то есть активность, существа. Когда останавливается функция, остаются лишь форма и структура: в этом случае существо умирает. Прекращение движения есть конец самой жизни.
Жизнь не только изначально сложна, но и имеет тенденцию развиваться в направлении еще большей сложности – этот атрибут кажется жизненно важным для сохранения жизни. Каждый вид животных имеет собственный способ самопродвижения, необходимый для поддержания трех других характеристик, необходимых для продолжения жизни. В этом и заключается сложность. Структуры и функции взаимозависимы и тесно связаны с окружающей средой. Без света, имеющего соответствующую длину волны, не было бы ни глаз, ни зрения; при этом есть электромагнитные колебания волн выше и ниже тех, которые составляют спектр человеческого зрения. Более того, свет может менять свою интенсивность, а объекты бывают маленькими и большими, близкими и далекими. Эти факторы, наряду со способностью различать самые разнообразные цвета и тончайшие оттенки, лишь начинают иллюстрировать всю сложность формирования зрения и формы глаз.
Все животные проходят через этап эмбриональной жизни, прежде чем физически отделяются от всегда присутствующего свидетеля, сопровождающего их на пути во внешний мир. В период эмбриональной жизни происходит развитие структур, которые функционируют рудиментарно в этой более простой и менее разнообразной, чем внешний мир, среде. Очевидно, что лишь некая форма упорядоченного развития может превратить две клетки в млекопитающее, не говоря уже о человеке. И тогда на ум приходит такое понятие, как управление: именно это управление обеспечивает упорядоченное развитие структур и их формы, а также постепенное улучшение их функционирования. Увеличение сложности вида привело к формированию особой структуры, обеспечивающей необходимый контроль над организмом: нервных тканей с их синапсами, дендритами и передачей информации всех видов. (Это ли не «цель»?)
Управление в биологии, как и в кибернетике, требуется лишь тогда, когда существует определенный предпочтительный режим работы. У животных таким предпочтительным состоянием, или режимом, является оптимальное состояние. Любое отклонение от оптимального состояния корректируется. Поскольку существуют буквально тысячи отклонений на всех уровнях – клеточном, циркуляторном, структурном и функциональном, – существует также иерархическая организация управления.
Понятия управление и иерархия в данном случае следует отделить от тех эмоций, которые они могут вызывать в обычном разговоре. Если организм поскользнется на кожуре банана, высший контроль в мозге, отвечающий за преднамеренные действия и движения, будет слишком медленным, чтобы предотвратить падение. Он отключится, чтобы позволить какой-то более древней части взять на себя управление. Более примитивные и эволюционно более древние части работают быстрее и имеют более короткие пути коммуникации. Поэтому управление и иерархия в данном случае – это не что иное, как упорядоченное сотрудничество для обеспечения оптимального существования индивидуума.
Развитие иерархии, управления и организующих их нервных тканей, а также всего организма – его костей, мышц и внутренних органов – предполагает реакцию на факторы окружающей среды, приспособление к ней, чтобы умело с ней обращаться. Для достижения оптимального функционирования во время развития необходимо постоянное изменение в направлении улучшения. Такой сложный процесс будет иметь дело с ошибками и продолжаться без какой-либо четкой цели. Все это – процесс обучения, который сильно отличается от формального академического образования в школах: он в большей степени ориентирован на то, как мы делаем, а не на то, что мы делаем. Детальное исследование этих вопросов является фундаментальным и необходимым.
Опять же, сложность этого процесса настолько велика, что он обречен на неудачу. В обычных условиях очень редко удается найти оптимальное состояние структуры, формы или функции. Нарушения движения, регрессии и частичное развитие неизбежны. Подобная неопределенность помогает нормальным людям достичь оптимального развития, которого они бы не достигли в противном случае.
Нервная система, состоящая из астрономического числа клеток (3·1010), пригодна для жизни и функционирования в самых разнообразных физических мирах. Как показал опыт многих астронавтов, даже такая нервная система, как наша, способна выдержать отсутствие действия силы тяжести и отсутствие зрительной и слуховой стимуляции. Чтобы система работала, достаточно инициировать любую активность, в которой сигналы возникают через достаточно короткие промежутки времени. Я верю, что наша нервная система будет хорошо функционировать в тысяче различных возможных миров. Она будет развиваться и приспосабливаться, чтобы функционировать в любых условиях, в которых может существовать жизнь. В действительности наша нервная система запрограммирована на то, чтобы с одинаковой легкостью справляться с любым из нескольких тысяч языков и диалектов, существующих на земле.