Лагерь раскинулся на склоне — большой, живой, дышащий. Сотни шатров, десятки костров. Пёстрые флаги кланов развевались в ночи, танцуя в ритме пламени и ветра. Здесь были лучшие воины Восточной Орды. Мои братья по крови. Мои подчинённые. Мой народ.
И в эту ночь — они не спали.
Гр’Кара’Та.
Ночь, когда стрела ведёт воина. Когда тела соединяются, а духи слышат зов.
Из некоторых шатров доносились приглушённые стоны — страстные, глубокие, рваные. Кто-то шептал молитвы Ша’Каару сквозь поцелуи. Кто-то — кричал от экстаза. Женщины и мужчины, орки и не только. В эту ночь границы стирались. Жар не знал различий, только отклик.
Я не смотрел ни по сторонам, ни на лица. Но чувствовал их взгляды. Они видели, кого я несу. Хрупкое эльфийское тело, дрожащее в моих руках. Светлая кожа, тонкие черты. Нечто чужое. И, по традиции, — моё.
Многие шокированы, ведь Вольный Ветер на то и вольный, что у меня не было женщины. А тут — эльфийка. Кто-то радовался. Кто-то — осуждал. Но никто не осмелился сказать ни слова. Потому что я был Вольный Ветер. Воевода. И потому что они знали: если бы я мог выбрать — я бы выбрал иначе.
Я шагал к шатру знахарки, крепче прижимая её к себе, будто хотел выжечь этот жар своими руками. Сказать:
«Вот. Забери. Помоги ей. Я не имею права».
Но Гр’Кара’Та шептала: «Имеешь. Сама Ша’Каар — бог силы и желания — даровал тебе это право».
И руки крепче прижимали эльфийку к груди.
У входа в шатёр знахарки меня встретил только мальчишка, ученик старой Тар-Ширры.
— Она ушла за горными травами, воевода, — поклонился орчонок. — Путь не близкий, вернётся только луны через три.
Я замер.
— Три…
— Да, Вольный Ветер. Она предупредила. Я научён варить отвар от кашля и компот для живота. Если тебе угодно — займусь твоим недугом, пока бабушки нет.
Три дня. С девственницей, под моей именной стрелой, в разгар Гр’Кара’Та.
Три дня, пока её тело будет звать, а моё — отвечать.
— Великолепно, — прорычал я сквозь зубы.
И ушёл в свой шатёр, неся её на руках. Укладывать. Успокаивать. Не касаться.
И при этом каждый мускул в теле требовал: возьми её. Сейчас. Здесь.
Я откинул полог шатра и вошёл внутрь, прижимая эльфийку к себе. Её дыхание становилось всё более прерывистым, а кожа — всё горячее. Её тело будто просилось ко мне ближе, и это выжигало последние остатки самообладания.
Внутри стоял полумрак, но я сразу почувствовал чужое присутствие.
— Ты долго, Ветер, — раздался низкий женский голос.
Я вздрогнул, выругался про себя и щёлкнул пальцами — костяные чаши на стойках вспыхнули тёплым светом.
В углу, устроившись на шкурах, сидела Гарра — широкобёдрая, пышная, знойная орчанка. Она облизала губы, глядя на меня с полуулыбкой. Верхняя часть её платья была спущена с плеч, грудь едва прикрыта.
— Я подумала, в такую ночь тебе не стоит быть одному…
Глава 4Ша’Каар, не искушай!
Ветер
— Уходи, Гарра, — резко бросил я, крепче прижимая к себе эльфийку.
— Что? — орчанка замерла.
Я уложил эльфику на своё ложе. Она застонала во сне, выгнувшись всем телом и воспламеняя мою кровь.
— Уходи, Гарра, — повторил я медленно, чуть тише, но срывающимся голосом. — Сейчас же.
Рука эльфийки инстинктивно потянулась к моему боку. Я сжал зубы.
— Это что, и есть та, что нашла твою стрелу?.. — голос орчанки стал колким. — Эльфийка? Ты шутишь?
Я метнул в неё взгляд, от которого бы любой солдат замолчал навсегда.
— Я сказал. Уходи.
Она подняла руки, криво усмехнулась.
— Я хотела помочь, но Ша’Каар знает лучше!
Она накинула плащ и исчезла за пологом, громко шлёпая босыми ногами по утоптанной земле.
В шатре повисла тишина. Только треск углей, спасибо Гарре, что развела огонь, и дыхание той, кого я должен был избегать.
Я умылся над глиняной чашей, вытер лицо и встал напротив эльфийки.
Орн’Тарра, Ша’Каар, Грак-Марр — вы трое издеваетесь надо мной.
Я посмотрел на неё. Мягкая, тёплая, бледная. Вся дрожит, в полузабытьи. И даже так — прекрасна.
Она враг. Она — не для меня.
Но моё тело уже знало, как она пахнет. Как зовёт.
Она застонала во сне, прижимаясь к меху, грудь её поднялась. Надо её обтереть, чтобы жар спал.
Я сел рядом, намочил тряпицу холодной водой и начал протирать её лицо.
Она снова застонала. Да так соблазнительно!..
— Ты хочешь, чтобы я сорвался, эльфийка.
Ша’Каар, пошли мне сил.
Я снова окунул тряпицу в прохладную воду и выжал её над чашей. Эльфийка чуть повернула голову, и я увидел, как капля пота скользнула вдоль линии её шеи, исчезая под вырезом туники.
Снять бы с неё всё… дать телу дышать… Но нельзя. Нельзя.
Я начал с лица. Осторожно провёл влажной тканью по её лбу. Лоб был раскалён, как в лихорадку. Точно лихорадка. И ведь я знаю, как ей помочь, только вот вряд ли она обрадуется такой помощи, когда проснётся. Затем — к вискам, вдоль скул… Её кожа была бархатистой, нежной, тонкой, как лепестки белых лунных цветов, что растут у наших рек. Я почти не дышал, пока касался её. Медленно. Аккуратно. Как не прикасался ни к одной женщине прежде.
Она снова тихо всхлипнула, приоткрыла рот. Губы у неё были мягкие, влажные, цвета спелой хурмы. И когда я смахнул с уголка рта пот, то мне показалось, что она почти… поцеловала мою руку.
Не думай. Просто позаботься. Помоги ей.
Я осторожно приподнял ворот туники и провёл тряпицей по ключицам. Она вскинулась под моими пальцами, и я едва не выронил ткань. Грудь её тяжело вздымалась. Под туникой соски натянули ткань — острые, чувствительные. Мне стоило только на миг задержать взгляд — и я почувствовал, как мои собственные мышцы напряглись до боли.
— Тихо, — выдохнул я, скорее себе, чем ей. — Сейчас станет легче.
Я не раздевал её. Лишь раздвинул ворот, насколько позволяла совесть, и осторожно провёл холодной тканью по груди, избегая самых чувствительных мест. Но даже этого прикосновения было достаточно, чтобы она задышала отрывистее и изогнулась.
Моё дыхание тоже сбилось.
Ша’Каар, разве ты не насытился? Разве ты не видишь, что я и так на грани?
Я опустился ниже — к животу. Поднял тунику и начал обтирать белоснежную кожу. Провёл тряпицей вдоль боков, обтер пульсирующую ямку у пупка, и в этот момент она чуть приподнялась — не в сознании. Её руки вцепились в шкуры, ноги дрогнули.
Орн’Тарра, Матерь всех женщин, пошли мне терпения.
Ша’Каар… не искушай. Не сегодня.
Грак-Марр, дай силы сражаться с собой.
Ей стало хуже.
Ясно. Значит, я сделаю, что должно.
Взял кинжал и разрезал шнуровку на её штанах.
Глава 5Матерь-Сая, дай мне сил!
Лили
Сначала был жар.
И он всё усиливался. Кипел внутри, медленно разливаясь по жилам. Я тонула в нём, будто в горячем молоке, густом, сладком, невыносимо плотном. Всё тело было налито тяжестью. Соски — твёрдые, как ягоды, грудь — тяжёлая.
Я хотела пошевелиться — но не могла. Мои руки были слабыми, как у птенца. Только глаза с трудом приоткрылись, и я увидела — темнота. Мягкий свет от углей. И силуэт. Массивный. Сильный. Родной? Опасный?
Орк. Не бросил. Помогает.
Он сидел рядом. Его ладонь была на моём животе — шершавая и широкая, она дарила такую необходимую мне прохладу, как будто удерживала меня от распада. От взрыва. Я попыталась сказать что-то, но голос не желал слушаться. Только всхлип. Или стон.
Орк склонился ко мне.
Я почувствовала, как его рука осторожно скользнула под край моей туники, сдвигая ткань, чтобы добраться до бедра. Я вздрогнула, но не отпрянула. У меня не было сил. Только странное, чужое ощущение: доверие.
Почему?..
— Ты пылаешь, — хрипло сказал он, его голос царапнул по сердцу. — Я должен это снять. Иначе ты не выдержишь.
Я хотела спросить — что?.. как?.. Но он не дал мне времени.
Ткань стала сползать с моих бёдер, прохладный воздух касался кожи. Стало так приятно, так хорошо. Только вот внутренний жар не унимался. Не жар даже — нужда.
Моих ног коснулось влажное полотенце, спасая, облегчая мою участь. Только вот мне ужасно хотелось большего. Хотелось, чтобы его руки больше не церемонились, не были такими осторожными и нежными, такими сдержанными. Кажется, я даже вцепилась в его ладонь. Цеплялась снова и снова. И чуть ли не умоляла его продолжить. Это утром мне будет стыдно. А сейчас единственное, чего я хотела — его. Полностью.
А орк, что скала, обтирал мою кожу прохладной водой, заглушая лишь внешний жар. И распаляя внутренний.
Только когда он начал обтирать бёдра, движения его стали более решительными. Быстрыми.
— Нет… — только и смогла вымолвить я. — Ближе…
Губы.
Тёплые. Мягкие. Молчащие. Они прикоснулись к моей коже — осторожно, будто спрашивали разрешения. К щиколотке.
— Да… — выдохнула я и кажется, развела ноги.
Он начал двигался выше.
Каждый новый поцелуй — как вспышка. Как толчок внутри, в самом сердце.
Я судорожно вдохнула, когда он добрался до колена.
Это было невыносимо прекрасно.
И он начал целовать внутреннюю сторону моих бёдер.
Медленно. Почти как извинение.
Я сжалась — не от страха. Оттого, как остро я это почувствовала.
Он не спешил. Его ладонь легла мне на бедро, сжала. Крепко, но не грубо. Его дыхание касалось моей кожи. И жар — тот самый, что мучил меня с момента на поляне — начал меняться. Он больше не был болью. Он становился… другим. Нежным.
Я застонала — тихо, не в силах сдержаться. Он не остановился.
Его пальцы скользнули выше. Я выгнулась, не в силах больше лежать спокойно. Всё тело отзывалось на его прикосновения. С каждой новой лаской, каждым тёплым, точным движением он приближал меня к краю, который я раньше не знала.
Я боялась этого желания. Но боялась и потерять его.
Он целовал не спеша. Будто прокладывал путь. Поднимался по внутренней стороне бедра — туда, где было особенно чувствительно. Где кожа была тонкой, почти прозрачной. Где я никогда и никого…