— Ну что, зайки? Пришли в себя? — послышался грубый голос надзирателя.
Я приподнялся на локтях и увидел, как из темноты выходят восемь хищников в стандартной средней броне. Тигриды, львиды, пара волков и рысь. Они с улыбками смотрели на невольников сквозь прутья, будто коллекционер, наблюдающий за бабочками. В их глазах плясали искры, и один потирал пах.
Уже пришли, значит, не только гиениды и Рихан не брезгуют подобным.
— Сегодня некоторым из вас придётся ещё поработать! — бросил он и махнул головой.
Волк пошёл отпирать дверь.
— Та-а-к! Один, два, четыре! Ну что ж такое! — воскликнул он обижено.
— Кому-то придётся поработать за двоих! — вторил ему львид с скудной гривой.
— Ха-ха-ха! — разразились смехом остальные.
— Перн, Зит, помогите Лексу! Тащите сюда заячьи попки! — приказал тигрид, несомненно, являющийся главным среди них.
Я начал вставать, а золотоглазый положил мне руку на плечо.
— Не двигайся. Будет хуже. — сказал он.
— Какой умный зайчик! Верно, Наирины ублюдки, только попробуйте! Тут же шейки переломаем! — проревел с омерзительной улыбкой тигрид.
«Да я и не планировал лезть, — подумал я, — Но теперь я обрёл более чёткие очертания плана, — с радостью отметил я, — И эти несчастные женщины мне в этом помогут».
В это время волк и рысь вытаскивали зайчих из камеры, никто не сопротивлялся. Даже беременная, вся в слезах и соплях, шла наружу. Думается мне, если бы громила был в себе, им бы это так просто не далось. Только последняя, весьма симпатичная для зайчихи женщина, хваталась за грузного зайца со горизонтальным шрамом на морде.
— Нет! Прошу! Не надо! — кричала она.
— Умоляю вас! Я сделаю всё что угодно! Не надо, не трожьте её! — кричал он.
А в это время все отвели взгляды, спрятали глаза. Только я и золотоглазый смотрели на развернувшуюся драму. Как бы ни были жестоки законы этого мира, я не могу к этому привыкнуть. Я далеко не добрый парень, но это просто… слишком. Но сейчас лезть в это дерьмо сродни самоубийству. Я легко подавил в себе желание вступиться за эту несчастную, её боль не станет причиной моей гибели.
«Но вас, доблестные хищники, я запомнил», — подумал я, всматриваясь в их морды.
— Долго ещё будешь возиться? — спросил тигрид.
— Да съ***сь ты уже! — рявкнул волкид и со всего маху саданул зайца по голове, так что та аж вывернулась, а руки выпустили возлюбленную. — Наконец-то!
Он пытался встать, моргал, не мог прийти в себя. Ноги его не слушались, руки хватались за воздух. Но продолжал попытки, хлопая ртом, словно рыба.
— Эй, Лекс.
— Чего? — отозвался волкид, волочивший зайчиху.
— Возьми его с собой. Пусть смотрит, как я с ней играю, — с жуткой гримасой сказал тигрид.
«Вот же мразь. Что он, что Рихан. Каждый из них упивается своей ничтожной силой и властью, — думал я, сжимая кулаки, — Она разъедает их мозг, стирает жалость и сострадание… Вот что делает сила, даже крохотная».
Рысь подхватила зайца и закинула на плечо, выходя из камеры.
— Через пару часиков вернём! Не скучайте, ха-ха! — сказал тигрид, — Закрывай их!
И тут зашевелился громила.
— Что тут.? — он разлепил глаза, — Происходит.?
И я видел, как его глаза встретились с взглядом беременной зайчихи. Как гигантские ручища раздулись, каждая вена выступила на теле. А на лицо забралась маска… истинной ярости, бога гнева.
— Похоже. Сегодня не их день. — сказал золотоглазый и выпустил когти.
— Ну, еб*ть, вам хана! — бросил короткоухий, и у него в руках откуда-то появился нож.
— Закрывай! — крикнул тигрид, словно почувствовав грядущее.
— АААААА-ААА!!! — пространство разорвал яростный рёв, неспособный принадлежать зайцу.
Интерлюдия
— Фух.! — выдохнула Санрея, утирая лоб, хотя её тело было сухо и всё необходимое перетаскивал Дружок.
За несколько недель площадка на вершине её личной каменной ладьи кардинально изменилась. Вынесено было практически всё, стояли лишь два каменных саркофага со сложной системой трубок, ёмкостей и бочек. Ей пришлось потрудиться на славу ради Марка! Но ради любимого ей было нечего не жалко!
— Думаю, мы можем приступать, Дружок! Все защитные чары установлены, ловушки готовы к бою! Теперь это место ещё более невидимо и неслышимо, нечуемо и вообще…! Я молодец! — с гордостью проговорила она, никогда не страдая от излишней скромности.
— Хозяйка молодец! Молодец! — прогавкал громадный мужчина.
Санрея с нежностью своих блёклых, пустых, как мёртвой рыбины глаз посмотрела на него. Подошла и почесала того за ухом, да так, что он заколотил по полу ножищей и присыкнул в штаны от удовольствия! Хороший мальчик! Хозяйку любит! Хозяйку не оставит!
— Не то, что этот чёртов Марк! Урод, тварь, подлец! — кричала она, — Но… такой… милашка! Ах… — томно прошептала она, что Дружок аж закрыл лицо руками.
Её бледное лицо разгорячилось, дыхание участилось! Руки скользнули вдоль платья! Пальцы подрагивали, когда она представляла его… с ней, вместе! Преисполненные похотью, грязными играми мужчины и женщины! Без стыда, лишь сплошное животное наслаждение!
— Ох, не время… совсем не время, — проговорила она и с трудом убрала руки, — Нужно начинать!
— Начинать! — вторил ей дружок.
Санрея считалась в некоторых кругах гениальным алхимиком, и в то же время не менее безумным. Но для Земного алхимического искусства безумие не считалось пороком. Наоборот! Чем необычней, страннее, импульсивней был алхимик этого направления, тем ценнее были его зелья, снадобья и предметы. И это даже не домыслы! А известная статистика! И Санрея в ранге Меди была самой молодой. Притом, когда от неё требовалось, она без труда могла бы соперничать в мастерстве с Золотыми! А сейчас она, казалось бы, превзошла любого из них!
— Жила грифона, глаз горгоны… перо мантикоры и сердце гомункула… — с тоской проговаривала она, смотря на небольшую склянку в руках, — Золото, ртуть и сапфир, пыль небесного камня и вода с Первой горы… — на глазах у неё навернулись слёзы.
Но она тут же смахнула их и прошла к небольшому постаменту, державшего на себе обычную деревянную бадью, именно ту, в которой она мылась сама и мыла Дружка… И так хотела бы помыть Марка… Рука её, вся покрытая круговыми швами, вытянула склянку, и жидкость, словно отталкивающая пространство, потекла вниз куда медленнее, чем должно. Она была похожа на ртуть — не твёрдая, ни жидкая; на кристальную родниковую воду, блестящую на свету, и на чёрную кровь земли, что способна сжигать города; пары летели вверх и стелились по полу. Это зелье. Будто не должно было существовать, не могло быть создано. Но только не для Санреи.
— Марк, мы скоро встретимся, — с улыбкой проговорила она, — Ты ведь обещал жениться на мне…
— Не обещал.! — бросил дружок.
Красивое личико Санреи исказилось в гримасе гнева! Склянка опустела, и она с маху разбила её об пол!
— Заткнись, чёртова псина! Марк меня любит! Я убью тебя! Скину с этой грёбаной крыши! — завизжала она, а дружок тут же сник, заскулил, пряча лицо и глаза.
— Не на-а-а-а-до… Х-о-о-озяйка, про-о-ошу… — запинаясь, покрытый слезами жалобно скулил он.
Санрея подошла к нему, он сжался сильнее, будто побитый пёс. Она опустилась на колени и обняла его.
— Нечего, Дружок, ты ещё привыкнешь к папочке, — сказала она, и он вздрогнул, но нечего не ответил, — Пойдём. Пора.
Она встала, он смотрел на неё. Её руки приподняли плечики льняного платья, и оно соскользнуло на пол, обнажая тело. Спина полниться шрамами от плети и грубыми швами, большими и широкими. Они текли словно реки, ниже к пояснице, по упругой бледной ягодице и по бархатным тонким ножкам, окутывая те, словно змеи.
У Дружка набухло внизу. Он вновь прикрыл лицо и прикусил губу до боли. Он не осознавал себя человеком, также как и не осознавал псом. Он застыл где-то на грани. И больше всего он не мог представить себя… равным ей.
— Занимай своё место, — сказала она и небрежно махнула на левый саркофаг, — Наши души отправятся к Марку, но неизвестно как далеко к нему и в какие оболочки. А души владельцев отправятся в наши, — объясняла она, пока не села на холодный камень саркофага, — Ах.! — вскрикнула она и поёжилась, медленно легла в него, — Нас законсервирует, как огурцы в бочки, мы сможем вернуться обратно, — отчеканила она, в её голосе слышался редкий страх и лёгкое возбуждение.
Дружок стянул с себя мешковатые одежды, скинул башмаки и пошёл к саркофагу. Он был воистину громаден. Прежний владелец тела был известен увлечениями Тёмным алхимическим искусством, улучшая и улучшая своё тело. Многие органы, кости и даже кровь в теле давно не были теми, что достались с рождения. Теперь это было нечто совсем иное. Собственно, как и любой практикующий Тёмное искусство. Радовало лишь, что со смертью прежнего владельца умер и тёмный Эфир в нём. Лишь поэтому Санрея вместе с питомцем до сих пор не на костре инквизиции.
— Готов? — дрожащим голосом спросила она.
— Да, — ответил он, ложась в углубление камня, в несколько раз большее, чем у хозяйки.
Она взялась за рубильник над головой, он должен был активировать сложную систему труб и клапанов, последовательно соединяя жидкости для бальзамирования, паралитик, консерватор и некоторые другие. Последовательность была основой алхимии.
— Всё будет хорошо, хозяйка, — прогавкал тихо Дружок.
— Да, всё будет хорошо, — ответила она с лёгкой улыбкой и дёрнула рычаг.
Жидкость побежала по трубам, механизм выпустил лоскут ткани со следом души Марка в бадью с зельем, которому Санрея дала название «Несуществующая дорога». Система заработала, жидкости одна за другой полились в каменные саркофаги. Они задержали дыхание, но это было бессмысленно, сложный алхимический состав заползал в ноздри, втягивался в уши и другие отверстия, так, что Санрея с трудом сдерживала стоны. Её бросало в жар, бросало в холод. Глаза застелила жидкая пелена. Она хотела вздохнуть, но воздуха не было. Глаза закрывались от паралитика. Сердце замедляло бой.