Публий Элий Адриан обладал незаурядными способностями наживать себе врагов.
Так что к сказанному бывшим рабом «знаю» следовало отнестись очень серьезно.
Лонг некоторое время пристально вглядывался в лицо молодого человека.
— Я смотрю, ты полностью освоился в Риме? — усмехнулся Лонг. — Посещаешь Колизей, любуешься на гладиаторов. А ведь они твои соплеменники. Не скорбишь?
— Нет, префект, — спокойно ответил молодой человек. — Не забывай, я по матери римлянин. Протестовать против воли богов глупо. Тем, кому следует, я помог.
— Кому же?
— Сестрам. Правда, отыскал только одну. Поселил ее в Анконе. Помог сослуживцам по Децебаловой сотне, выкупил их у ланисты. Теперь все они охраняют покой Регула. Хорошо, между прочим, охраняют. Я выбрал тех, кто ни слова по — латински не понимает, так что их ни подкупить, ни обмануть не удастся. Даже Сацердате. Тебе тоже советую обзавестись охраной из даков. Они верные люди.
* * *
Лупа как в воду смотрел. В конце 107 года префекта Лонга вызвали во дворец, где император предложил ему принять участие в усмирении сарматов — языгов, которые, так и не получив обещанные им Римом земли, взбунтовались и, переправившись на правый берег Данувия, совершили набег на римские поселения.
— Я назначил Адриана, — он указал на присутствовавшего при разговоре племянника, — наместником Нижней Паннонии. Он попросил тебя в заместители. Тебе уже приходилось иметь дело с варварами. Помнится, ты усмирил их одним видом своей железной лапы. Что скажешь, Ларций?
Предложение, мало сказать, неожиданное, но и приятное, однако во время разговора с цезарем, который вел себя с Ларцием как со старым приятелем, префект не мог избавиться от ощущения, что в этой просьбе таится какой‑то скрытый подвох. Исходить он мог только со стороны Адриана. Император вряд ли начал бы хитрить.
Ларций попросил время подумать. Траян согласился, после чего Адриан, допрыгнувший до чина наместника провинции, удалился.
Когда они остались одни, заметно постаревший, поскучневший император признался Ларцию, что гражданские дела — строительство форума, новых терм и рынка, которые должны были украсить город, имеют тот недостаток, что их невозможно закончить. В них увязаешь и порой буквально тонешь в различных согласованиях, раздорах, слухах, сплетнях.
— Мелочевка заедает. Вот, например, Плиний! Ведь не дурак, а спрашивает совета, можно ли привлечь солдат к охране заключенных в городской тюрьме или следует ограничиться исключительно городскими рабами? Сам же утверждает, что городские рабы — стража не очень верная, солдаты будут понадежнее, но опасается, как бы это не стало причиной небрежности, ведь каждая сторона будет уверена, что можно свалить общую вину на другую.
Император вздохнул, потом, как бы ожидая сочувствия, обратился к Ларцию.
— Неужели непонятно, что незачем превращать солдат в тюремных стражей? Незыблемо должно быть правило: как можно меньше людей выводить из военного строя.
Лонг позволил себе промолчать. Его ли дело разбираться с охраной заключенных в далекой Вифинии? Траян, как бы принимая правила игры, разрешил собеседнику проявить строптивость. Даже вслух не стал упрекать префекта. Сказал так.
— То ли дело война. Дело ясное, имеющее точные даты начала и окончания.
После паузы признался.
— Аполлодор не дает покоя. Требует, чтобы я лично описал все, что происходило на дакийской войне. По этим записям будут выполнены барельефы, которые кольцом покроют поверхность моей колонны. Их будет не менее полутора сотен. Иначе, жалуется грек, ему не совладать с моими полководцами. Каждый требует, чтобы его подвигам было уделено центральное место. Лаберий даже пригрозил архитектору расправой, если тот изобразит его меньшее число раз, чем тот требует. Знаешь, сколько барельефов требует Лаберий? Столько же, сколько будет сцен с участием императора!
— Цезарь, я не участвовал в последней кампании.
— Это и хорошо. Последняя война, Ларций, это было избиение слабых. Самое интересное, как мы начинали. В этом вопросе я следую за Юлием Цезарем, описавшим покорение Галлии. Тебе я доверяю, ты не станешь вписывать свое имя на каждой странице. Честь не позволит.
О Юлии Цезаре император мог бы не упоминать. Уже на первых страницах, где Траян давал описание ужасного состояния, в котором находилась армия после смерти Нервы, о вычеркивание из списков и забвении имени Двадцать первого Стремительного легиона, Ларций обнаружил, что свою задачу Траян видел не столько в описании батальных сцен и изложении планов войны, сколько в передаче опыта создания победоносной и легендарной армии — точнее, в улучшение нравов самой организованной и полнокровной государственной силы.
Первым пунктом стояло: «Ежедневно проявляй заботу о своем войске, и тебе не понадобится философия, чтобы с уверенностью в победе вступать в бой».
Далее — «командир обязан знать все о своих подчиненных».
«Основа военной службы — понятие чести. Любой, даже самый тяжкий проступок, может быть прощен, если не задета честь, если провинившийся не поступился честью; и за любой, даже самый малозначащий поступок должно последовать суровое наказание, если виновный повел себя бесчестно. Под суровостью наказания следует понимать изгнание из армии. Когда это наказание всем покажется суровым, тогда можно сказать — армия здорова и готова к бою».
«Обучая войска, руководствуйся принципом — делай, как я».
«Полезно регулярно перемещать командиров с должности на должность, как с низших на высшие, так и с высших на низшие. Не следует бояться назначения легата в трибуны, как, впрочем, и трибуна в легаты. Разумный полководец не должен бояться упреков и обид со стороны подчиненных».
«Хочешь добиться выполнения приказа, люби свое дело».
«Научись давать воинам отдохнуть».
«Лучший отдых — перемена занятий».
«Приказы подразделяются на выполнимые (выполняемые охотно), невыполнимые (выполняемые неохотно) и безразличные. К выполнимым отнесем те распоряжения, которые в чем‑то совпадают с внутренними потребностями или желаниями подчиненных, а также те, которые в чем‑то повышают их статус. Невыполнимые — это те, которые идут вразрез с желаниями подчиненных (не важно по какой причине — по зловредности натуры или недопонимания важности задания). Безразличные — это те, которые не касаются внутреннего душевного строя или являют собой волеизъявление какой‑то высшей неподвластной непосредственному начальнику силы и спорить с которыми бессмысленно. Например, ежедневная поверка личного состава. Искусство командира заключается в умении обеспечить безусловное выполнение безразличных приказов. Добиться этого с надлежащим рвением и есть его главная задача. Плохой начальник старается перевести невыполнимые приказы в разряд безразличных, тем самым как бы самоустраняясь от контроля за их исполнением. Хорош тот, который стараясь настоять на выполнении приказа, либо сам показывает пример, либо сумеет доказать его важность и необходимость для исполнения долга. Если это не действует, следует применить разумную силу».* (сноска: Написанная Траяном книга «Дакийские войны» до нас не дошла)
Так, зачитываясь в дороге описанием Дакийских войн, префект конницы Ларций Корнелий Лонг отправился в Паннонию Отказаться от подобного предложения было бы сущим безумием.
Между тем в начале 107 года в столице начались работы по возведению форума Траяна,30 который должен был закрепить в камне величие и непоколебимую мощь мировой державы и раз и навсегда поставить точку в споре за власть над всей ойкуменой. Прицел был дальний. Развернувшееся по всей империи строительство должно было прикрыть подготовку к войне на Востоке, но, прежде всего, доказать азиатам, что сопротивляться Риму бессмысленно. Императорские легаты все это время пытались убедить парфянского царя Хосроя в неизбежности сурового возмездия в случае отказа принять условия Рима. Хосрой вел себя уклончиво, он соглашался признать формальный протекторат Рима над Арменией и в то же время требовал свободу рук в Месопотамии.
Установку колонны, вершину которой увенчала фигура императора с глобусом в руках,* (сноска: Именно так!) Лонгу довелось видеть собственными глазами. Это случилось после того, как префект вернулся в Рим из командировки в Паннонию. Вернулся опустошенный, тоскующий по Зие — племянник императора угрозами принудил помощника поступиться рабыней, а Зия со своей стороны настояла на том, чтобы Лонг продал ее Адриану. Интрига была настолько неожиданная, настолько хитроумно закручена, что ошеломленный Ларций, преклонивший колено перед одолевшей его Судьбой, согласился сразу, без гнева и обиды расстаться с полюбившейся ему женщиной. Видно, укатали префекта крутые горки. То‑то удивился Лонг, когда спустя год Зия, отпущенная Адрианом на волю, поскреблась к нему в дверь и попросила приют.
Но это уже другая история, как, впрочем, и выбор наследника, который очень непросто дался Траяну, за два года разгромившему Парфию и лишенного победы и надежд на достижение Индии восстанием в Палестине, на Кипре и Северной Африке. Это событие, как, впрочем, и жестокое убийство Порфирия и Павлина, более связаны с царствованием Публия Элия Адриана, когда Рим достиг наивысшего могущества и, добавим от себя, чья деятельность заложила основы нашей сегодняшней жизни или, точнее, нашей поражающей воображение и безусловно бредовой цивилизации.
О трудах Адриана будет рассказано в следующем романе.
До встречи, читатель.
Приложение
Поразвлекался? Отдохни…
Автор
В кратком описании мироощущения тех, кого в античном мире называли стоиками, автор не претендует на суровую точность и непременную объективность излагаемых сведений. Это направление античной философской мысли просуществовало почти полтысячелетия, начиная с III в. до н. э. и кончая II — III вв. н. э., правда, подвергаясь разного рода иным философским влияниям.
Безусловно, обзор философских взглядов, которых придерживались основатели и последователи этого учения, составленный человеком, более сведущим в античной философии, не говоря уже о таких замечательных мыслителях, как А. Ф. Лосев, М. С. Корелин, В. Ф. Асмус или Бертран Рассел, — будет и объективнее и точнее. Однако автор убежден, что главное в стоицизме не логическая последовательность, не строгая обоснованность того или иного положения, не факт сам по себе, но прежде всего