Час отдыха наступал утром. Солнце выкатывалось на небосвод, но жара приходила не сразу. Камни стремительно впитывали жар, но если хиланцы быстро натягивали тент, то под ним удавалось сохранить немного прохлады. Хватало ее ненадолго.
На пятую ночь пути черную каменную пустыню сменила глиняная. Прохлады не прибавилось, но идти стало еще тяжелее. Редкий ветерок, который недавно хотя бы сулил прохладу, теперь нес в себе пыль и соль. Днем испортилась вода в мехах, верно, была какая-то зараза, кроме соли, в пустынной пыли, но прокипятить воду было негде, и теперь каждую стоянку Эша был вынужден тратить невеликие силы на то, чтобы напитать огнем камни. Брошенные в котелок, они некоторое время шипели, но немного воды могли спасти. Но и это вскоре перестало помогать. Мехи пришлось выбросить. Вода осталась только в глиняных и жестяных фляжках, и по самым строгим расчетам Тарпа хватить ее должно было самое большее на три дня. От недостатка воды начала трескаться кожа. Спутники зеленоглазого притихли. Даже вечно ворчащая Теша замолчала. На двенадцатый день пути, когда воды оставалось на два дня, — начались миражи.
Над желтой пустыней под желтым небом вставали смерчи. Горячий воздух стелился над солончаками, дрожал и размывал горизонт. Путники лежали под тентом и пытались спать, но картины, что открывались им, не давали сомкнуть глаз. Сначала им чудился величественный, наполненный прохладой лес. Он был столь явственен, что даже Арма готова была поклясться, что слышит голоса птиц и скрип сосновых сучьев, раскачиваемых ветром. Шалигай рвался вскочить и убежать в тень деревьев, но Тарп устало выговаривал ему и убеждал, что ничего этого нет. В полдень не выдержала Теша. Когда в сотне шагов от привала появился белый пляж с наполненным свежестью морским прибоем, она рванулась к воде, но только наглоталась соленой пыли. Но уже ближе к вечеру случилось нечто иное. В жарком мареве глинистая пустыня обратилась зеленой степью. Степь зашевелилась, ожила, над кромкой травы показались боевые колпаки палхов, и Эша стал их считать.
— Сколько, — не открывая глаз, прошептал Кай.
— Пока вижу около сотни, — почти равнодушно пробормотал Эша. — Луков нет, только топоры, дротики. Палхи не дружат с луками.
— Зато с топорами дружат, — заметил Тарп. — Особенно когда разделывают хиланского воина.
— Не самый лучший мираж, — заметил Шалигай. — Лучше бы эта самая Хисса показала речку, да чтоб берег был в зелени. Рощицу. А в речке чтоб девки купались.
— Разве миражи кто-то показывает? — задумалась Илалиджа, подтягивая к себе лук.
— А откуда же они тогда берутся? — удивился Шалигай.
— Оттуда же, куда потом деваются, — растянула в улыбке потрескавшиеся губы Илалиджа, натянула тетиву и выцедила одного из палхов.
— Когда исчезнут? — спросил Эша. — За пятьдесят шагов или за сто?
— За сто, — предположила Илалиджа.
— За пятьдесят, — покачал головой Эша. — Море за пятьдесят шагов начиналось.
— А лес за сто! — не согласилась Илалиджа.
— Топот, — пробормотала Арма.
— Топот, — согласился Кай, который так и не открыл глаз.
— Точно, — кивнула Илалиджа и отпустила тетиву.
До палхов оставалась сотня шагов. Здоровенный, с низким, от бровей лбом вожак поймал стрелу в грудь и еще пробежал пару шагов, но тут же уткнулся носом в глину, а в следующую секунду Кай заорал: «К оружию!» — и началась сеча.
Бой продолжался около получаса. Палхов было больше сотни. Наверное, навстречу отряду Кая вышли все оставшиеся в долине людоеды. Арма, которая удивлялась появившейся в измотанном теле бодрости, уклонялась от ударов, рубила врага мечом, который с Заячьего острова лишился ножен, следила за зеленоглазым, напоминающим вооруженный стальным мечом вихрь, ужасалась Теше, которая орудовала копьем Тиджи как секирой, рычала и, как показалось Арме, даже успевала прикладываться зубами к горлам поверженных ею палхов. А потом, когда ни одного людоеда не осталось, случилось то, что повергло Арму в оцепенение. Степь, которая сулила конец страданиям, растаяла как мираж. И трупы убитых палхов тоже растаяли как мираж вместе с брошенными ими топорами и отрубленными конечностями. Остались только пятна крови. Но и они мгновенно высыхали и обращались бурой пылью.
— Что это было, Пустота меня раздери? — заорал, срываясь на визг, все еще живой Эша с окровавленным кинжалом в руке.
— Хорошая драчка, — закатила глаза Теша, садясь в пыль. Лицо ее было вымазано в крови.
— Сиун Хиссы испытывает нас, — глухо сказал Кай над телом убитого Хаса.
— Хатуас тоже мертв, — отозвался Тарп, прижимая к земле скулящего Шалигая. — Кишт! Иди сюда! Помоги затянуть рану. Старшина тайной службы Хилана лишился предплечья. Жаль, не ту руку топором отсекли. А то бы распечатали бы послание. Ну, да не последняя схватка.
— Уходить надо было, — плакал Шалигай. — В деревню ту надо было уходить. Или в мираж этот. Который лес. Если они из миража вышли, то и уйти можно в мираж!
— Завтра, — сказал Кай. — Завтра должно все произойти.
Ночь была тяжелой. Кай велел остаться на месте. Шалигай стонал до утра. Вода почти кончилась, и Кай приказал оставить по глотку на утро. Тарп, Кишт и зеленоглазый заложили пластами глины тела Хаса и Хатуаса. Теша чуть слышно хихикала и шептала:
— Только черный остался. Выбора нет. Только черный.
— Молодец, — вдруг сказал ей Кай. — Твоих сегодня полтора десятка. Только зачем ты грызла им горла? У тебя же есть копье. Отличное копье, из Пустоты.
Илалиджа фыркнула в темноте.
— Хорошее копье, — согласилась Теша и добавила: — Я не грызла им глотки. Я пила их кровь. Они сотни лет пили кровь мугаев. Я могла вернуть несколько капель крови или нет?
— Ты их не вернула, — вздохнул Кай. — Ты их выпила.
— Радуйся, зеленоглазый, что ты не палх, — хмыкнула Теша. — Ведь я тут по твоей милости.
— Завтра порадуюсь, — пообещал Кай.
Утром Шалигай затих. Арма уж думала, что хиланец помер, но он уснул.
— Дал ему выпить воду Хаса и Хатуаса, — сказал Тарп. — Не знаю, каким человеком был Шалигай в Хилане, не сталкивался почти, но вчера он сражался хорошо. Настоящий воин. И посражается еще. Того же Арша потеря отрубленной тобой руки, Кай, словно сделала еще лучшим воином, чем он был. Я как-то видел, как он упражняется с мечом, смотреть было страшно. Мне даже показалось, что сама Пустота вселилась в него!
— Пустота не может вселиться, — усмехнулась Илалиджа. — Или ты, Эша, — она повернулась к старику, — можешь вселиться в кого-то? Разве только околдовать. Пустота может дать силы, принять!
— Так ты приняла Тешу? — спросил Эша.
— Она сама принялась, — ответила Илалиджа. — Я только сохранила ей жизнь.
С утра миражей не было. К полудню воды не осталось вовсе. В горле пересохло так, что Арма даже подумала, что она была бы и сама не прочь прикусить горло палху. Вот только разума хотелось бы перед этим лишиться. Впрочем, судя по плывущему в глазах миражу, до этого осталось недолго.
— Скоро, — прохрипел Кай.
В сотне шагов от жалкого укрытия отряда проявилась степь, и на ее краю стояли несколько всадников.
— Сарлата, — поднялся зеленоглазый и потянул меч из ножен.
— И Арш, — сказал Тарп. — Узнаешь?
Аршем оказался кряжистый человек в черном балахоне с диском смотрителя на груди и с обрубленной правой рукой. Он был выше всех прочих гостей на голову и держал меч в левой руке. К обрубку его правой руки был прикреплен небольшой щит. Кроме него, рядом сидели на лошадях более десятка крепких воинов и две женщины. Одна из них, что искрилась улыбкой за спиной Сарлаты, поразила Арму невозможной, убийственной красотой. Арма даже не смогла бы описать ее. Лицо незнакомки излучало мертвенное сияние совершенства, а улыбка на этом лице повергала в ужас. Вторая женщина была невыразительна, хотя и стройна. Лица ее Арма не могла рассмотреть, поскольку оно словно не существовало. Там, где должно было находиться лицо, мерцало нечто туманное.
— Вот и встретились, — процедил сквозь зубы Кай.
— Неужели я и теперь выживу? — пробормотал Эша, хватаясь за кинжал.
— Драчка, — радостно захихикала Теша.
Шалигай поднялся и, морщась от боли в культе, ухватил меч левой рукой.
— Эй! — заорал Арш, спрыгивая с коня. — Старый знакомый! Как насчет потанцевать один на один?
Бывший воевода Хилана отдал повод коня женщине с неясным лицом, которая тоже спешилась, сделал один шаг вперед, второй, третий. Остановился.
— Ты слышишь меня, Кир Харти?
— Друзья теперь зовут меня Каем! — откликнулся зеленоглазый.
— Да хоть собачьим хвостом, — отозвался Арш. — Сначала танец со мной, потом все остальное. Понятно?
— Илалиджа? — обернулся Кай.
Пустотница выпустила стрелу мгновенно, та вспыхнула и рассеялась перед лицом Арша облачком пепла. Вторая стрела полетела к незнакомке, которая скрестила руки на груди, но и до нее долетел только пепел. Кай взметнул ружье, прогремел выстрел, но только вспышка обозначила расход заряда.
— Тебе не под силу эта магия, — рассмеялся Арш. — Ты, я вижу, честно драться не хочешь? Тебе мало того, что однажды ты лишил меня руки? Но я предлагаю тебе попробовать еще раз.
Он сделал еще пять шагов вперед.
— Ну же?
— Там магия, — прошептала Арма. — Я чувствую, магия впереди.
— Эта женщина — сиун Хиссы, — сказал Кай, опуская ружье. — Но она еще не явила себя. Не ходи за мной. Смотри за ней. Запомни, сиун Хиссы — солнечный свет. Пока она не стала им, убивать ее бесполезно. Поняла?
— Да, — с трудом вытолкнула слово из пересохшей глотки Арма.
— Я иду, — вытащил меч Кай и двинулся навстречу Аршу.
Он не дошел до него десяти шагов. Безлицая стиснула кулаки, и пламя взметнулось стеной. Поглотило зеленоглазого. Арма еще успела разглядеть, что он взметнул над головой меч, но Арш что-то бросил в его сторону, и Кай тут же упал в огонь лицом вниз. Арма, Тарп, весь отряд бросился вперед, но пламя было столь жарким, что не позволяло даже подойти к нему. Арш сел на коня, всадники развернулись и стали удаляться. Илалиджа выпустила еще пару стрел, но и они рассыпались над стеной пламени. И тогда Арма выставила перед собой желтый меч и ринулась в огонь, забыв о боли. Клинок нагрелся так, что она едва не выронила его, но, уже оказавшись на той стороне, с удивлением поняла, что обошлась без ожогов, разве только ладони обварила о рукоять меча, да волосы опалила. Она бросилась к Каю, увидела языки пламени, бегущие по его спине, и начала судорожно срывать с себя рубаху, чтобы сбить пламя.