Лена умолкла. Последняя произнесенная фраза во многом отражала ее душевное состояние – она тоже предпочитала ничего не замечать. Если бы у Никиты появился кто-то, она, скорее всего, тоже отмахивалась бы от фактов, чтобы не причинять себе боли. Ведь стоит только дать понять, что обо всем догадалась, и он уйдет, Лена знала это точно, а потому молчала бы до конца, только бы избежать этого.
– Вам, Петр, никуда сегодня больше не нужно? – спросила она, глянув на часы. – А то я злоупотребляю вашим временем.
– Нет, меня начальство к вам прикрепило на все время пребывания, так что располагайте мной как хотите. Только взамен… можно я буду много вопросов задавать?
– Конечно. Спрашивайте обо всем, что непонятно или интересно.
– И даже о том, что неинтересно, я тоже спрошу, – улыбнулся Петр. – Мой нынешний наставник очень злится, когда я вопросы задаю, все бурчит, что нас ничему не учат. А многие вещи ведь становятся понятны только на практике.
Лене все больше нравился этот молодой парень – она помнила свои первые шаги в профессии, а потому отлично понимала, что важно найти такого наставника, который по-настоящему будет помогать и давать советы. Легче всего бросить молодого сотрудника в водоворот расследования и сказать: плыви, – но этим можно убить инициативу, желание работать.
В рюкзаке Петра, висевшем на спинке стула, зазвонил мобильный. Пока молодой человек пытался найти телефон в объемном чреве рюкзака, Лена уставилась в окно, за которым по-прежнему шел дождь.
– Да. Да, я, – донесся до нее голос Петра. – Хорошо. Нет, мы на машине. Я запомнил. До встречи.
Лена повернулась и вопросительно посмотрела на стажера – мелькнувшее в разговоре «мы» ясно указывало на то, что звонок этот касается и ее тоже.
– Едем, Елена Денисовна, мадам Лесовская освободилась пораньше и готова встретиться с нами. Мне кажется, это хорошо – у вас вид какой-то усталый, к вечеру совсем сил не останется. А так сейчас все быстро осмотрим – и отвезу вас в гостиницу, отоспитесь.
– Петр, когда вы успели оставить ей свой номер? – поинтересовалась Лена, выходя вслед за Петром из кафе.
– Когда выходили, положил на стол визитную карточку, – чуть смутившись, отозвался стажер. – Выглядит, конечно, по-пижонски – зачем следователю визитки? Но это мне девушка моя заказала, там только телефон и имя-фамилия. Вот, пригодилось даже…
– Вы молодец, – похвалила Лена, – но вот как мы теперь к машине попадем? Тут просто вселенский потоп…
Лужи действительно так и не уходили, а делались еще глубже, и Лена с ужасом представляла уже, как возвращается в гостиницу с промокшими ногами, а назавтра не может встать с постели, потому что простудилась и заболела – так всегда бывало в подобных ситуациях.
– А мы к машине и не пойдем, я такси вызвал, сейчас подъедет, – объяснил Петр. – Зачем время терять… а потом вернусь и заберу.
– Странно, конечно, – пожала плечами Лена.
– У нас часто так делают. А вот и наша машинка. – Он кивнул на подъезжающий автомобиль, раскрашенный в цвета одной из фирм такси.
До Ясенева добирались долго, Лена успела даже задремать, не обращая внимания на духоту в салоне и на монотонное бормотание радио. Лесовская жила в одной из новостроек – огромном квартале с домами, похожими один на другой, как в фильме «Ирония судьбы, или С легким паром», и Лена подумала, что одна тут, скорее всего, просто заблудилась бы. Но Петр назвал номер дома, и водитель подвез их прямо к шлагбауму, перекрывавшему въезд во двор.
– До вас еще не докатилась эта мода? – кивнув на полосатую перекладину, спросил Петр.
– Увы, – вздохнула Лена, выбираясь из машины. – Тоже все перекрыто, чтобы чужие не парковались.
Дождь закончился, и до подъезда они добрались почти без проблем, если не считать двух огромных луж, через которые кто-то заботливый перебросил пару досок.
– Раньше в нашем городе были деревянные тротуары, – сказала Лена, аккуратно двигаясь по доске вслед за Петром. – Мне казалось, что подо мной непременно когда-нибудь сломается такая вот доска и я упаду под землю.
– А я в детстве перепрыгивал через трещины в асфальте как раз по этой причине, – рассмеялся Петр, легко соскакивая с доски и подавая Лене руку. – Вот мы и переплавились. Так… квартира двести восемь… – он набрал цифры на домофоне, и вскоре раздался голос Лесовской:
– Да, кто там?
– Кристина Андреевна, это следователи.
– Да-да, входите, шестнадцатый этаж.
Дверь запищала и открылась, Петр пропустил Лену и вошел следом.
– Не люблю высокие этажи, – сказала Лена, когда они поднимались в лифте. – Вроде бы и высоты не боюсь, но почему-то никогда не хотела жить так высоко.
– Да? А мне нравится. Я себя в новостройках лучше чувствую, чем в старых домах. Здесь еще нет истории, нет груза проблем, нет ничего особенно плохого. А в старых мне всегда не по себе – как будто в каждом кирпиче заключено какое-то несчастье.
– Да вы поэт, – улыбнулась Лена. – И что же, по-вашему, в старых домах не было ничего хорошего? Никто не любил, не рожал детей, не праздновал каких-то событий? Разве кирпич не может помнить хорошее?
– Не знаю. Наверное, вы правы, но я почему-то привык думать только о негативе.
Лесовская уже ждала их – дверь в одну из квартир на площадке шестнадцатого этажа была приоткрыта. Хозяйка в атласной пижаме персикового цвета сидела на небольшой банкетке в прихожей.
– Проходите, – усталым голосом пригласила она. – Я сейчас, что-то почувствовала себя плохо. Голова…
Петр быстро присел на корточки и взял ее за запястье:
– И пульс высоковат. Может, приляжете, а мы в другой раз?
– Нет-нет, что вы, зачем же. Я сейчас, минутку, – пробормотала Лесовская, сильно зажмурив глаза. – Сейчас-сейчас, мне уже лучше.
Опираясь на протянутую руку Петра, она встала, потрясла головой и вымученно улыбнулась:
– Проходите, пожалуйста. Я достала папку с рисунками, она на столе… в гостиной. Извините, но я бы не хотела при этом присутствовать.
Петр растерянно посмотрел на Лену, но та отрицательно покачала головой:
– Извините, Кристина Андреевна, боюсь, вам придется. У меня могут возникнуть вопросы. Я понимаю, что это тяжело и неприятно… – И тут она вдруг подумала: «А почему, собственно, неприятно? Ведь Лесовская сказала, что никогда не видела этих рисунков. Что в них может обнаружиться такого, чего она не хочет или боится знать?» – Кристина Андреевна, мы очень рассчитываем на вашу помощь, – как можно более мягко произнесла Лена. – Вы ведь тоже хотите, чтобы убийца Алексея был пойман и наказан? Так помогите мне сделать это.
Лесовская тяжело вздохнула и медленно кивнула.
– Хорошо. Пожалуйста, проходите, – повторила она, указывая рукой в глубину коридора.
В большой гостиной почти не было мебели, только огромный белый диван, два кресла и журнальный стол на кованой тяжелой подставке в виде снопа колосьев, поддерживавших стеклянную столешницу. На нем лежала большая коричневая папка, перевязанная шпагатом. Лесовская опустилась в кресло и пробормотала:
– Присаживайтесь. Вот то, о чем я говорила…
Лена шагнула к столу и развязала шпагат. Папка оказалась плотно набита рисунками, сверху лежал чистый лист, убрав который, Лена увидела карандашный набросок старого здания.
– Ух ты… – тихо протянул Петр, всматриваясь в набросок через ее плечо. – Пороховая башня, между прочим.
– Это в Праге?
– Да, в самом центре. Я в прошлом году ездил туда на Новый год, очень красивое место.
«Надо же, – вдруг вспомнила Лена, – в прошлом году я расследовала дело о гибели меценатки Стрелковой, и первое, что обнаружила в ее комнате, была фотография как раз из Праги и серьги, купленные на Карловом мосту. И вот снова Прага. Похоже, судьба настойчиво советует мне снова туда съездить».
Она перебирала рисунки, надеясь найти хотя бы один портретный набросок, но нет – похоже, Полосин предпочитал здания и природу. И вдруг Лена ощутила легкое покалывание в кончиках пальцев, словно прикоснулась к горячей поверхности – определенно, она уже видела этот пейзаж, только не могла вспомнить, где именно. Она напряженно вглядывалась в подкрашенное закатными лучами бескрайнее пшеничное поле и никак не могла воскресить в памяти момент, в который уже видела это. «Я же помню: золотисто-желтая пшеница, красноватый закат, темные облака на небе, – мучилась Лена, разглядывая колоски на рисунке. – Еще удивилась, что… Стоп! Да это же в квартире Брусиловой-старшей! Точно. У нее в пяльцах – вышивка, а на стене – в рамке рисунок. Однако».
– Кристина Андреевна, скажите, а фамилия Брусилова говорит вам о чем-то? – обратилась она к неподвижно сидевшей в кресле Лесовской.
– Нет, – равнодушно ответила она, – впервые слышу. А кто это?
– Да так. Можно, я возьму это? – Лена кивнула на пейзаж.
– Возьмите, – так же равнодушно отозвалась хозяйка. – Там есть что-то еще?
Только теперь Лена поняла, чего так боялась Лесовская, – обнаружить в рисунках Алексея женские портреты. «Как все просто. Она старше его, хоть и выглядит довольно молодо, но, видимо, всегда ревновала его к любой женщине, появлявшейся на горизонте. И боялась, что он мог рисовать кого-то, мог кем-то увлечься».
– Нет, Кристина Андреевна, здесь больше нет ничего для меня интересного. К сожалению, мы не стали ближе к разгадке. Одно могу сказать – ваш друг был очень талантлив.
– Что теперь от этого? – пробормотала Лесовская, закрывая рукой лицо.
– Спасибо, что позволили посмотреть, – закрывая папку, сказала Лена. – Если возникнут еще вопросы, я вам позвоню.
– Найдите того, кто Алешу… – глухо попросила Лесовая, не убирая руки от лица. – Я не смогу спокойно жить, если не узнаю, что его наказали.
– Я постараюсь.
Оказавшись на улице, Лена покрутила в руках свернутый в трубочку рисунок и посмотрела на Петра:
– Спросить не хотите?
– О том, почему вы рисунок этот забрали? Хочу.
– Точно такие же рисунки я видела в одной семье у себя в городе. Это не может быть совпадением, потому что ракурс один и тот же. Такое ощущение, что люди рисовали, стоя рядом, и это мне не нравится. Похоже, что убитый был знаком с семьей человека, которого я подозреваю в причастности, куда теснее, чем мне об этом рассказала их подруга. И это мне нужно срочно выяснить, но я пока не представляю как. Сам он в Бразилии с семьей, а его теща категорически отрицает знакомство с Полосиным, хотя труп его как раз в ее квартире и обнаружили. Вот такая петрушка, стажер Петр.