Очень красивая, но не вызывающе, а как-то очень мягко, деликатно – такая красота не отпугивает, не делает женщину недоступной, а, скорее, вызывает желание доверять ей и общаться. В ее взгляде, насколько Лена могла вспомнить, не было никакой надменности, обычно свойственной женщинам, сознающим, насколько они красивы. Нет, Дарья Жильцова смотрела открыто и просто, мягко улыбаясь в объектив фотокамеры.
Никита не любил такие лица, считал, что в них нет никакой тайны и загадки, а потому и работать там не с чем. Лена не очень доверяла его мнению, считая, что все-таки, как бы это ни было неприятно, но фотограф он не очень хороший, более того – его камера часто уродовала людей, а не украшала. Кольцов называл это умением вытащить из человека его суть, а Лена – нелюбовью к людям, но вслух, конечно, никогда подобного не говорила.
Отвлекшись на мысли о Никите, она рассердилась:
– Конечно, как я могу не пропускать мелочей, если в голове постоянно крутится только он? Я все время о нем думаю, это мешает работать. Вон и про список клиентов турфирмы забыла, и про то, что Жильцова в Праге была в прошлом году, прямо неудобно перед стажером. Надо хоть на пару дней отставить все лишнее.
Она снова вернулась к письму, в котором Алексей интересовался планами Дарьи на лето и приглашал приехать к нему в Прагу. Лена перешла к открытому в другом окне ответу – в нем содержались пространные объяснения невозможности этой поездки и ссылки на то, что таких далеких планов Дарья не строит, а потому и обнадеживать Алексея не хочет, однако в последней строке она вдруг написала «очень надеюсь на нашу скорую встречу», и Лена задумалась. Если женщина не собиралась ехать куда-то, то, выходит, это собирался сделать Полосин? Письмо было датировано началом апреля, и версия о спонтанной поездке Алексея сразу перестала быть правдоподобной. Он явно планировал ее и, возможно, поставил Дарью в известность, раз промелькнула эта фраза.
– Наверное, Петр был прав и муж все-таки узнал об этом, – пробормотала она, делая пометку в ежедневнике. – Хотя вполне мог столкнуться с Полосиным, заехав зачем-то на квартиру тещи, тоже ведь может быть. А что? Теща на даче, попросила проверить, все ли в порядке, почему нет? Приехал, а там чужой мужик. Нет, бредово – зачем бы его убивать тогда? Мог полицию вызвать, приняв за взломщика. Удар же был нанесен в спину, Полосин не ждал нападения, значит, незаметно подойти к нему убийца не мог. И вообще – это все хорошо только в случае, если это действительно окажется Жильцова и ее муж. А если все-таки нет? Черт, скорее бы утро…
Закрыв ноутбук, Лена выключила бра над кроватью и попыталась уснуть.
Будильник заверещал под ухом с такой силой, что она мгновенно скинула на пол одеяло, села в постели и сонно уставилась на лежащий рядом телефон. За окном уже светало, но часы показывали половину четвертого, и Лена сообразила, что не выключила будильник, а он сработал не по местному времени, а по домашнему.
– Вот кулема, – пробормотала она, отключая звук. – Могла бы еще часа три спать. Но так даже лучше – позвоню Андрею.
Прошлепав босиком в ванную и поплескав в лицо прохладной водой, она вернулась в постель и набрала номер Паровозникова. Тот ответил не сразу, но ровным спокойным тоном:
– Слушаю.
– Привет. – Она чуть запнулась. – Ты на работе уже?
– Я, похоже, всегда на работе.
– Отрываю от чего-то?
– Пока нет.
– Андрей, скажи, удалось связаться с Жильцовыми?
– Нет.
– Плохо.
– Нашла что-то?
Она вкратце пересказала историю с письмами и ноутбуком и выложила свои соображения насчет участия Жильцова в убийстве Полосина. Андрей слушал, не перебивая, потом покашлял и спросил:
– Ты все-таки считаешь, что это он?
– Много косвенных фактов. Процентов на девяносто я уверена, что права, но что-то гложет.
– Не понимаю, чего ты маешься. Все сходится: Жильцов купил жене в подарок тур в Прагу, она там познакомилась с этим Полосиным, романчик завязался, то-се. Потом Полосин оборзел и приехал, а Жильцов его и шлепнул. По-моему, все ровненько, нет?
– Нет. Как Жильцов узнал о его приезде? Из писем ясно видно, что Дарья скрывала это знакомство и очень боялась, как бы все не выплыло. Даже когда она намекнула Полосину, что нужно встретиться, просила быть осторожнее.
– Ой, Ленка, да мало ли как? Не забывай: у парня охранная контора, наверняка много знакомых во всяких сферах, мог и шпионскую программу супружнице в ноутбук воткнуть, сидел себе на работе и почитывал переписку.
– И ты туда же, – пробормотала Лена, вспомнив вчерашний разговор с Петром.
– Короче, надо дожидаться этого Жильцова, брать прямо на трапе, и все. Посмотрим, что расскажет.
– Если он убил Полосина, то может не вернуться.
– Все под наблюдением, дорогая. Деньги все на счетах, все банковские операции под контролем, непохоже, что он туда на веки вечные. Будем ждать.
– Другого выхода все равно нет.
– А я смотался бы в Бразилию, – рассмеялся Андрей. – Намекни начальству, пусть меня туда командируют.
– Ты на губу-то не наступи, раскатал.
– Да уж, раскатаешь тут. Ты когда домой?
– Судя по всему, завтра. Здесь вроде больше делать нечего.
– Ладно. Юльке привет передавай, если увидишь.
– Сегодня увижу, передам, – пообещала Лена.
Воронкова встретила ее у метро, бросилась на шею, как после долгой разлуки. На самом деле Лена в прошлом году провела в Москве отпуск, и они с Юлькой виделись каждый вечер, засиживаясь то в кафе, то у нее в съемной квартире. Но им обеим по-прежнему очень не хватало друг друга, и привычка разговаривать по душам, не скрывая ничего, тоже никуда не исчезла.
– Ленка, ты выглядишь уставшей, – отстранив от себя подругу и окидывая ее критическим взглядом, сообщила Юлька.
– Так я и не в отпуск прилетела, – улыбнулась она. – Зато ты шикарная, – добавила она с восхищением.
Воронкова действительно изменилась за это время: сделала стильную стрижку, которая ей невероятно шла, стала густо красить глаза и смотреть на всех немного прищурившись.
– Отголоски образа, – объяснила она, беря Лену под руку и разворачивая в нужном направлении. – Иногда устаю от этого, но в целом, говорят, мне идет.
– Пока не поняла, но непременно разберусь, – пробормотала Лена, послушно следуя за подругой, стремившейся как можно скорее выбраться из заполонившей площадь перед метро толпы.
Юлька снимала квартиру в довольно тихом переулке с ограниченным автомобильным движением. Дворик был маленький, огороженный кованым решетчатым забором, над которым нависали тополя, довольно безжалостно остриженные службой озеленения.
– Видела, как тут? – кивнула на деревья Юлька, прикладывая к замку на воротах чип. – Приехали, обкорнали, и ваших нет. А от них в жару такая тень приятная была.
– Угу – и пух клоками, да? – мрачно возразила Лена, всю жизнь страдавшая от аллергии.
– Ой, да брось! Ты же была здесь в прошлом году – какой пух?
– Который «жара – июль», – усмехнулась Лена. – Я тогда весь отпуск на антигистаминных провела, на ходу засыпала.
– Ленка, ты становишься занудой.
– Слушай, а что же мы в магазин-то не зашли? – спохватилась Лена уже в подъезде.
– Обижаешь, начальница, все уже готово.
Воронкова действительно подготовилась к встрече с подругой, которую давно не видела, – круглый журнальный стол в просторной гостиной, обставленной дубовой мебелью, буквально ломился от закусок. Лена еще в прошлый приезд обратила внимание на обстановку в этой двухкомнатной квартире с высокими потолками и эркерами. Тяжелая мебель под старину, зеленые бархатные портьеры с кистями, на полу – паркет, в спальне большая кровать под полупрозрачным пологом, прикрепленным к витому крюку в потолке. Все это удивительно гармонично подходило Юльке, в этих интерьерах похожей на настоящую кинозвезду, как их представляла Лена.
– Переодеться хочешь? – предложила Воронкова, принеся из спальни легкий шелковый халат, и Лена с удовольствием сбросила пиджак и юбку, облачаясь в прохладную ткань. – Ты, надеюсь, ночевать у меня останешься?
– Думаю, что останусь, если не прогонишь. Самолет завтра днем, успею с утра в гостиницу заехать.
– И прекрасно. Есть шанс проболтать всю ночь, у меня завтра съемки только вечером, так что времени у нас полно.
– Судя по убранству, тебе явно есть что мне рассказать. – Лена кивнула в сторону накрытого стола.
– Как и тебе, дорогая.
Лена внутренне сжалась – нет, она не особенно хотела откровенничать с Юлькой о своем возвращении к Никите, знала, что она не поймет. Да и кто бы понял… Но, кроме Воронковой, ей и обсудить-то это не с кем, а на душе опять неспокойно. Почему все, что связано с Никитой, приносит ей моральный дискомфорт? Она так хотела вернуть его, а вернув, снова мучается от неопределенности своего положения, своего места в его жизни, его истинных чувств к ней. Да, он вернулся – но изменилось ли что-то в ее жизни? Похоже, что нет. И она снова внутренне несчастна, как и прежде.
Юлька меж тем успела разогреть в кухне огромную пиццу, принесла миску с греческим салатом и кувшин морса.
– Что, откупорим винцо? – Она кивнула на бутылки, и Лена улыбнулась:
– Смотреть на него, что ли? Да и расслабиться бы не помешало, я здесь все дни как в мясорубке. Как ты выдерживаешь этот город – вообще не понимаю.
– Я почти привыкла. Много работаю, некогда в себе копаться, – разливая вино в бокалы, сказала Юлька.
– Неужели это все, что есть в твоей жизни здесь? Работа и ничего больше?
– А что еще? – делая глоток, пожала плечами подруга.
– Не знаю, поклонники хотя бы. Ты никогда еще не выглядела так восхитительно, тебе очень идет этот образ. Думаешь, я поверю, что никто не попытался тебе хоть свидание назначить?
Воронкова чуть улыбнулась, глядя через Ленино плечо в стену:
– Разумеется, пытались. И попытки продолжаются. Знаешь, в чем парадокс? Чем сильнее я не хочу, тем активнее и настойчивее предложения. Время от времени я встречаюсь с режиссером – так, ничего серьезного, кофе после смены, иногда ресторан или прогулка где-нибудь. Но я действительно ничего от него не хочу.