Я поднялась, мерзавец тяжело дышал на шаг позади. Он поставил Рози на пол и подталкивал ее. Устал. Двадцать лет большой срок для человека, Руперт теперь не такой резвый, каким был в Туманном Доле.
– Смотри! – крикнула я, сбивая его с толку.
Руперт споткнулся и на миг выпустил Розали, чтобы опереться о пол.
– Рози!
Я схватила дочь в охапку, благо моя птичка была совсем легкой, влетела в детскую и защелкнула замок. Огляделась в поисках чего-то, чем можно подпереть дверь. Но это в моей комнате было кресло, а в комнате Рози только кровать, игрушки и книги.
Малышка повисла в моих руках тряпочкой. У нее даже не было сил, чтобы плакать.
– Сейчас, сейчас… – бормотала я.
Единственным, что с натяжкой сгодилось бы для оружия, оказалась маленькая керамическая вазочка с гиацинтами. Ах, Бран, ты и о Рози позаботился, не забыл порадовать малышку.
Я кинула вазочку на пол, наступила на нее, ломая на черепки.
– Мамуля… – хрипло прошептала Рози, тяжело дыша.
Она смотрела на дверь, которая сотрясалась от ударов. Удивительно, как Руперт, хотя и был немолод, не выбил ее с первого удара. Я специально поставила хлипкий замок, чтобы самой сорвать его в случае необходимости. Я до сих пор со страхом вспоминала историю, когда маленькая Рози случайно заперлась в чулане нашего имения и безнадежно рыдала, пока я судорожно разыскивала ключи.
Но, странное дело, дверь держалась. Тряслась, скрипела, ходила ходуном, но держалась.
Я попятилась, не спуская с нее глаз. Села на постель рядом с Рози. Мы прижались друг к другу, я стиснула в пальцах острый глиняный черепок.
Розали неотрывно глядела на дверь. По бледному лбу покатилась капля пота, волосы на висках стали влажными.
– Все будет хорошо, все будет хорошо… – повторяла я и гладила ее по голове.
– Все будет хорошо, мамуля, – прошелестела она. – Я держу…
Про что она? Розали держала меня за руку – видно, об этом.
– Не могу… больше…
Последние слова доченька произнесла так тихо, что я скорее догадалась, чем услышала. Она вздрогнула, глаза закатились, и моя птичка упала без чувств. И в ту же секунду дверь слетела с петель.
Я взвыла, будто раненая тигрица. Не дала себе времени на раздумья – бросилась на Руперта. Я целилась своим жалким оружием ему в глаз, острая грань черепка прочертила по щеке убийцы длинную царапину. Но он тут же перехватил мою руку, оттолкнул меня, взмахнул ножом!
Рукав голубого платья пропитался кровью. Пальцы ослабли и выронили осколок вазы. Все, что я могла теперь, – закрыть собой Розали.
– Не смей! – крикнула я. – Не подходи!
Да кто испугается моего писка: голос срывался. Руперт понял, что теперь мы никуда не денемся, и больше не торопился. Тонкие губы искривила знакомая ухмылка. Оживший кошмар пришел в мой дом.
Он повертел в руках нож, наблюдая, как я напрягаюсь, ожидая удара. Пока он только пугал, растягивал удовольствие. Моя раненая рука повисла как плеть. Ничего, мне хватит и одной, чтобы выцарапать ему глаза.
– Вы с этим журналишкой думали, что останетесь безнаказанными? Думали, можно распустить грязные слухи об уважаемом человеке и спокойно жить дальше? Откуда у вас подробности? Кто рассказал?
Он приблизился на шаг, поигрывая ножом.
– Это Даг? Кори? – Руперт скрипнул зубами. – Знал, что нужно все делать самому! Глупость с моей стороны – оставлять свидетелей. Но больше я ее не повторю. И до журналишки доберусь. Он ведь заявится позже, верно? Ау, мои красавицы, где вы спрятались? Топ-топ по лесенке. Ау, девочки мои. А, вы в детской? Заглянет, а тут я с моим дорогим другом.
Руперт провел по лезвию, растирая капли крови.
– Моим другом из стали. Он единственный, кто умеет держать язык за зубами.
Он ненормальный. Совсем рехнулся на старости лет. Умолять бесполезно.
– Пожалуйста, не трогайте мою дочь, – услышала я свой жалкий голос. – Она ничего не знает. Она ничего не сможет рассказать. Она ребенок.
– Я сделаю это ради нее. Чтобы не скучала без мамочки!
Улыбка сползла с лица убийцы, будто змеиная кожа. Я поняла, что он сейчас кинется на меня, и напала первой. Ничтожная и отчаянная попытка матери защитить свое дитя.
Мы боролись, и я не знала точно, сколько ран оставило на моем теле острое лезвие. Боли почти не чувствовала, только силы уходили куда-то… Ноги подкосились, и я упала на пол.
– Ну вот и все, – сказал мне убийца, занося нож. – Твоей малышке я перережу комариную шейку, она и понять ничего не успеет…
А в следующее мгновение Руперт комком тряпья отлетел в сторону, ударился о стену, рухнул на пол, распластавшись по нему, точно жирная клякса. Застонал, заворочался, но невидимая исполинская рука снова приподняла его и на этот раз впечатала в потолок, откуда Руперт всем телом обрушился вниз. Я слышала, как хрустят его кости. Он больше не пытался подняться, но кряхтел и стонал, а значит, остался жив.
Что происходит? У меня не было сил повернуть голову. Я была перышком. Легким перышком, которое вот-вот улетит, подхваченное порывом ветерка…
Но первыми меня подхватили сильные руки.
– Валерия!
– Бран?.. Бран?.. Ты успел?.. Рози…
– Тихо, тс-с-с, моя родная. С Рози все хорошо, она спит.
Бран уложил меня на кровать и одним махом разорвал платье на два лоскута. Я попыталась прикрыть грудь, но руки безвольно падали.
– Мне надо посмотреть, – мягко сказал он, убирая мои ладони.
– Я… Если я умру… – шептала я, уплывая. – Позаботься… о Рози…
– Ты не умрешь, – уверенно сказал Бран.
Наклонился и коснулся моих губ. А потом поцеловал в лоб и выключил боль и страх вместе с сознанием.
Глава 47
Я открыла глаза и огляделась: я лежала на постели в своей комнате, укрытая покрывалом по шею. Несмотря на теплую погоду, было зябко, и я казалась себе слабой, словно младенец, который даже распеленаться не может без посторонней помощи. Вот так и чувствует себя человек, умирая? А я точно умираю, проклятый Руперт наделал во мне столько дыр, сколько не в каждом сыре встретишь.
Тихонько приотворилась дверь и заглянул Бран. Улыбнулся, увидев, что я пришла в себя.
– Позови Рози, – попросила я.
Странно, голос прозвучал слишком живо для умирающей. Видно, наступило временное улучшение перед смертью. Я вздохнула и чуть не заплакала, так мне стало себя жалко. Себя и малышку, которая останется без мамы.
Бран посерьезнел, присел рядом и положил ладонь на мой лоб. Он смотрел на меня, но будто пытался заглянуть глубже.
– Я обязательно позову Рози, но позже. Что болит, Вэл? Где?
– Я совсем без сил, и руки поднять не могу, – призналась я.
Зачем он спрашивает, будто и сам не знает, что жить мне осталось недолго. Хоть бы с воробушком успеть попрощаться.
– Я сейчас.
Бран вышел, но вернулся очень скоро. Он нес на подносе миску, по комнате разлился аромат горячего куриного бульона.
– Мадам Пирип только что сварила свежий бульон. Вчерашний тебя так и не дождался.
– Я проспала сутки? – ужаснулась я.
– Двое суток. Поэтому надо поесть, моя хорошая.
Бран поставил поднос на тумбочку, взялся за подушку и приподнял мне голову. Поднес к губам наваристый бульон, в ложке плавали янтарные капельки жира.
– Будь умницей, – ласково, будто маленькой, сказал он.
– Ни к чему это… – грустно прошептала я.
Отвернулась, губы задрожали.
– Почему? – Бран, похоже, опешил.
– А какой смысл? Я все равно вот-вот умру! На мне живого места нет! Боюсь, как бы бульон не вытек из тех дыр, что наделал во мне этот гад.
Ложка звякнула, возвращаясь в миску. Бран издал странный звук. Не иначе сдерживал рыдания.
– Ты должен быть сильным, – сказала я, чувствуя себя настоящим героем: жизнь по капле покидает меня, а я в последние минуты думаю не о себе, а о любимом и о дочери. – Ты должен позаботиться…
Краем глаза я заметила, как Бран прижал кулак ко рту.
– Ну не плачь!
Повернулась и обомлела. Бран вовсе не рыдал.
– Ты смеешься? – воскликнула я, оскорбленная до глубины души.
– Прости, – покаянно признался он. – Ты не умираешь, Вэл! Ты будешь жить долго и счастливо! Со мной!
Узнаю моего ехидного журналюгу! Бран меж тем, не вдаваясь в объяснения, просто отогнул край покрывала – я вздрогнула, но увидела, что одета в сорочку, – и приподнял мою раненую руку. Вот только на месте пореза не осталось даже шрама.
– Что?.. Как?..
– Свежие раны можно залечить так, что и следов не останется. Тебе все-таки не третьесортный колдунишка попался, а выпускник факультета боевых магов.
Я вспомнила, как Руперт втемяшился в потолок. Да, сила нужна немалая. Так что, я, выходит, не умираю?
– А почему я такая… как вареная лапша? – Лучше сравнения не придумалось.
Бран погладил меня кончиками пальцев по щеке. В его глазах отразился страх, который он тщательно скрывал за шутками и наигранным хвастовством. Страх за меня.
Уже потом я узнала из рассказа мадам Пирип, что Бран неотлучно находился у моей постели, сам менял повязки, пока раны не затянулись, менял белье, никого не подпуская. Поил с ложечки водой. Я металась от жара, а он носил меня на руках. Я ничего этого не помнила. В редкие минуты покоя Бран приходил к Рози, чтобы успокоить малышку. Уверял, что с мамой все будет хорошо. Читал ей сказки… Я и подумать не могла, что горгулья пера, которого я знала, может быть таким терпеливым и нежным.
– Ты чувствуешь себя слабой, потому что потеряла много крови, – объяснил он. – Но, если станешь меня слушаться, поправишься очень быстро.
– И какие же у вас рекомендации для больной, доктор-маг? – хихикнула я.
Новость, что я пока не собираюсь на тот свет, взбодрила меня лучше любого лекарства.
– Их несколько: никаких дел, постельный режим, интересная книга и… блинчики!
– Я буду послушной пациенткой, – рассмеялась я. – Лечение мне нравится.
Три дня я провела в постели, окруженная заботой и вниманием. Рози показывала мне картинки в книгах и сочиняла добрые сказки, мадам Пирип бесконечно пекла и жарила, так что я начала опасаться, что, когда Бран разрешит мне вставать, я выкачусь из кровати как колобок. Заглядывал и мистер Кноп, приносил странные букеты из невзрачных цветочков и колючек. Я ставила их в вазочки, чтобы не обижать доброго ворчуна, пока он, явившись с очередным подношением, не увидел оранжерею из колючек. Он скрипуче рассмеялся и объяснил, что это травы для лечебного отвара, восстанавливающего силы.