Она пошла на кухню сделать себе кофе и наткнулась на Гортензию, которая что-то готовила.
— Bonjour, мадам Бувьер.
— Bonj… — начала Гортензия, потом нахмурилась. — С тобой все в порядке, Аллегра?
— И да, и нет. — Она сморщила нос. — Я только что нашла вот эту свадебную фотографию Гарри. Я и понятия не имела, что Гарри когда-то был женат.
— Это было очень давно. Я тогда и сама еще была ребенком, — сказала Гортензия, чем немало ее удивила. — Они провели здесь медовый месяц, когда моя мать была экономкой.
— Она была француженка? Поэтому Гарри много лет назад уехал из Англии и поселился здесь во Франции?
— Нет, она была англичанкой.
— А что с ней сталось?
— Это очень печальная история. Она умерла при родах.
— О нет… — Аллегра прикрыла рот рукой. Она думала, может, они развелись. Хотя тогда это было не так просто сделать. — Она умерла здесь? Наверное, Гарри нужно было похоронить рядом с ней?
— Ее похоронили в Лондоне. Он переехал сюда после того, как это все случилось. Здесь они были счастливы.
Аллегра прикусила губу:
— Жалко, что я не знала. Я ведь жила в Лондоне. Могла бы носить цветы ей на могилу и следить, чтобы она была всегда прибрана.
— У него была договоренность с флористом из цветочного магазина недалеко от кладбища. Вам придется ее отменить.
Аллегра покачала головой:
— Ни за что. Пусть будет так, как хотел Гарри.
Гортензия одобрительно кивнула.
— Я правда ничего об этом не знала… Я даже не знаю, как ее звали.
— Так же, как тебя, ma chère.
Аллегра изумленно уставилась на нее:
— Меня назвали в ее честь?
— Тебе придется спросить об этом своих родителей.
Проще сказать, чем сделать. Насколько Аллегра знала, Шарль и Эмма Бошам сейчас были на гастролях где-то в России. А она еще в самом раннем детстве усвоила, что родителям нельзя мешать, когда они работают.
Только здесь она чувствовала себя членом семьи. Но ее присутствие, наверное, все время напоминало Гарри о его потере. О жене и ребенке.
— Прошлого не изменишь, — мягко сказала Гортензия, как будто мысли ее прочитала.
— Нет. — Аллегра вздохнула. — Жалко, что я ничего не знала.
После обеда она продолжила разбирать бумаги Гарри. Вот сейчас ей точно не помешала собака, которую она могла бы обнять и которая не стала бы ее судить, а приняла ее такой, какая она есть. Она знала, что может позвонить Джине, но знала она и то, что ей скажет лучшая подруга: «Садись на следующий же рейс и прилетай домой, я встречу тебя в аэропорту».
Это было бы так просто. Но это было бы бегством. А она хотела себе доказать, что у нее получится.
Почему родители никогда ничего не говорили о жене Гарри? Хотя в этом нет ничего удивительного, в их мозгу подолгу не задерживалось ничего, что не имело отношения к музыке. Но вот почему Гарри ей не рассказал?
Ее это задело. Причем сильно.
Аллегра решила пойти прогуляться и поднять себе таким образом настроение, потому что шоколада в доме не было, а у Николь было уже закрыто, так что это единственный способ сейчас получить дозу эндорфинов. Она даже может еще застать закат, если повезет.
Почти неосознанно она направилась к небольшому озеру на границе ее владений, за которой начинались земли Ксавьера. Когда она была подростком, она всегда сюда приходила, чтобы подумать. А еще именно здесь они с Ксавьером впервые занимались любовью в сумерках летнего вечера. Она помнила каждую секунду — какие он ей дарил тогда ощущения, как она смутилась, когда он начал ее раздевать, переживала, что не выдержит сравнения с гламурными красотками, с которыми он встречался до нее, и как потом то изумление, которое она увидела в его глазах, и та нежность, с которой он до нее дотронулся, развеяли все ее страхи.
Как же она его любила.
Десять лет назад. Столько всего изменилось.
Она присела на берегу озера и положила подбородок на колени. Над водой скользили стрекозы, ее печаль стала понемногу рассеиваться.
Потом она почувствовала движение где-то совсем рядом и подняла глаза.
Ксавьер.
Его ей сейчас хотелось видеть меньше всего на свете. Но, учитывая, что озеро было на границе их владений, а она сейчас сидела на его стороне, попросить его уйти она не могла.
— Наблюдаешь за les libellules? — спросил он, махнув рукой на стрекоз.
Она кивнула.
— Ты в порядке?
— Да, — соврала она. Потом вздохнула: — Вообще-то не совсем.
Он присел с ней рядом:
— Что такое?
Она открыла рот, чтобы сказать ему, что это не важно, но слова вырвались из самой глубины ее души.
— Я разбирала вещи Гарри и нашла его свадебную фотографию. Его жену тоже звали Аллегра.
Ксавьер явно удивился:
— И ты ничего об этом не знала?
— Нет… — Она прикусила губу. — Бедный Гарри. Ему, наверное, было так одиноко. Если бы я только знала.
— И что бы ты тогда сделала?
— Я бы вернулась раньше. Теперь я понимаю, почему он не возражал, чтобы я приезжала к нему на лето. Я была ему почти как внучка, потому что своих у него не было. И может, я похожа, ну, не на саму Аллегру, а на… Мои родители такие эгоисты. Отец должен был знать, что Гарри разом потерял жену и ребенка. И он все равно на все лето сбагривал меня ему.
— Необязательно, — мягко сказал Ксавьер. — Гарри, наверное, было лет двадцать пять, когда все это произошло. Твоего отца тогда еще на свете не было.
Аллегра задумалась:
— И все равно он должен был знать семейную историю. И почему он ничего не рассказал мне? А как ты об этом узнал?
Ксавьер пожал плечами:
— Папе было пятнадцать, когда Гарри сюда приехал. Папа слышал разговор родителей о том, что Гарри провел здесь свой медовый месяц и что его жена и ребенок на следующий год умерли в Лондоне. Он вернулся сюда, потому что об этом месте у него сохранились только счастливые воспоминания.
— Это так ужасно, так рано остаться вдовцом, потерять ребенка и любовь всей жизни. А я совсем ничего не знала.
— Он любил тебя и не хотел расстраивать, наверное, поэтому и сохранил это в тайне.
— Если бы я знала, все было бы по-другому, Ксав. Я никогда бы так не уперлась, никогда бы с ним не поссорилась. Я бы вернулась. Знаю, здесь все думают, что я за наследством приехала, но дело не в деньгах. Я просто хотела… — «Вернуться домой».
Этого она сказать не могла.
— Я знаю. — Он придвинулся к ней, обнял ее одной рукой и притянул к себе.
На этот раз в их контакте не было ничего сексуального. Казалось, его сила просто помогает ей найти в себе мужество. А она даже сказать ничего не могла. Ей хотелось выплакать все глаза. Но она не собиралась проявлять слабость и демонстрировать ему, как сильно она в нем сейчас нуждалась.
У Аллегры было такое несчастное выражение лица, что Ксавьер понял — она искренне злится на себя за то, что недостаточно сделала для своего двоюродного дедушки.
— Ты не виновата, — мягко сказал он. — Твоя семья такая же ненормальная, как моя.
— Это твоя-то семья ненормальная? Твои родители всегда тебя поддерживали, а Ги тебя просто обожает.
— Все, проехали, — сказал он.
Не надо ей знать, как развалился брак его родителей. И обо всей этой лжи и обмане. Но он от нее не отстранился. Ясно, что Аллегра очень расстроена, но пытается храбриться изо всех сил. И что ей очень нужно, чтобы ее кто-нибудь утешил. А сейчас сделать это мог только он. Больше никого не было. Гарри умер, родители ее где-то на гастролях, а если бы они и были здесь, свою музыку они бы все равно поставили во главу угла, ну а все ее друзья на противоположной стороне Ла-Манша, в Англии.
Не мог Ксавьер просто оставить ее здесь страдать.
Когда он обнимал ее, казалось, этих десяти лет просто не было. Он помнил другой вечер, когда она вот так же сидела, широко распахнув глаза, уставившись на озеро, и пыталась сдержать слезы. Это было в конце июня. Она тогда переживала за только что сданные выпускные экзамены, хватит ли ей баллов, чтобы поступить в университет. Тем вечером он обнял ее, чтобы утешить, — и в ту самую секунду, когда он ее коснулся, он перестал видеть в ней соседскую девчонку. Он увидел в ней женщину. Ma petite rose Anglaise, так он ее называл.
Он слегка повернул голову, чтобы на нее посмотреть. И тот момент словно повторился. Аллегра смотрела на него, во всем ее облике сквозила неуверенность. Он чувствовал, как напряжено ее тело.
— Такое с нами уже было, — тихо сказал Ксавьер. Десять лет назад он наклонился и поцеловал ее. И то, как она ответила на его поцелуй, напрочь лишило его самообладания. Утешение переросло в страсть, захлестнувшую их обоих с головой.
— Не вини себя. Я тоже там была, — сказала она, безошибочно прочитав написанное у него на лице чувство вины. — Я хотела этого не меньше, чем ты.
— Это был твой первый раз.
Она кивнула:
— И ты все сделал, чтобы первый раз у меня был хороший.
Он горько улыбнулся:
— Тебе необязательно мне льстить, Элли.
— А я и не льщу. — Она улыбнулась ему в ответ. — Я, наверное, сильно выводила тебя из себя, когда была ребенком. Все время вокруг тебя ошивалась, мешала тебе проводить время с подружками, надоедала.
— Тем вечером, — сказал он, — в моих глазах ты была не надоедливым ребенком, а женщиной. — И тем летом он очень сильно в нее влюбился. — У тебя все такие же удивительные глаза. Зовущие и темные, как озеро в Иссарле.
Позже тем летом он отвез ее на это озеро в глубоком кратере вулкана, где вода была самого глубокого синего оттенка, какой он только видел в жизни. И они занимались любовью среди полевых цветов. Это воспоминание было так свежо в его памяти, словно все случилось вчера. И сейчас запах полевых цветов как будто вернул его на десять лет назад. Ее мягкая кожа. Ее тепло. И как с ней он чувствовал себя другим человеком. Казалось, он мог завоевать весь мир.
— У тебя тоже удивительные глаза. Ты всегда мне напоминал предводителя пиратов. — Аллегра улыбнулась. — И сейчас напоминаешь. Особенно с такой стрижкой. — Она потянулась рукой, дотронулась до его щеки, кончиками пальцев легко провела по его щетине.