Требуются девушки для работы в Японию — страница 24 из 50

— И что, Марат отдал деньги?

— Пришлось. Но он все это время просидел в подвале и никакого отношения к убийству Толика не имеет. Так что у него есть твердое алиби. Кстати, он неплохо относился к Толику.

— Это он врет. Марат его на дух не переносил. Ты отвечаешь за свои слова?

— Вполне. Марат не убивал Толика.

— А ты неплохо поработала, дочка. Я смотрю, Марат тебя к себе в душу пустил. Не зря я тебе такой номер снял.

— Мы поссорились.

— Почему?

— Поссорились, и все.

— Ты, дочка, пей коньяк.

Григорич налил мне новую порцию, и я опять выпила ее до дна.

— Григорич, а ты свое обещание помнишь?

— Какое еще обещание?

— Ты же сказал, что на родину меня отправишь?

— Успеешь. Рано еще. Ты же мне пленку не принесла.

— Но я же не виновата в том, что это не Марат убил Толика.

— А я и не говорю, что ты виновата. Просто теперь тебе надо себя зарекомендовать. Твоя задача — вынюхать у Марата, где лежат деньги.

— Какие еще деньги?

— У него баксов столько, что он пол-Токио запросто может скупить, и я хочу точно знать, где он их хранит. Да и вообще, побольше узнавай у него про дела. Интересуйся, а мне будешь докладывать. Раз в три дня Костик будет привозить тебя на отчет. Трубочку ты, конечно, зря разбила. Да ладно, на первый раз прощаю. Дам новую. Короче, давай выясняй, где его капиталец лежит. Вынюхаешь — мне доложишь, а если понадобится, то слепочки с ключей снимешь или дверь откроешь, моих ребят в нужную минуту впустишь.

Я почувствовала, как меня бросило в жар. Не спрашивая разрешения у Григори-ча, я сама налила себе коньяк.

— Не буду, — после третьей рюмки голос мой не отличился твердостью, но настроена я была более чем решительно.

— Что не будешь? — удивился Григорич.

— Ничего не буду!

— Я не ослышался?

— Нет, — для большей убедительности я даже прихлопнула кулачком по столу.

— Ах ты маленькая шлюшка! — Григорич схватил меня за воротник и принялся душить. Я попыталась закричать, но у меня ничего не получилось. Перед глазами завертелись ярко-красные круги. «Ну, вот и все, наверное, это конец», — подумала я, но тут Григорич убрал руки. Взгляд его не предвещал ничего хорошего.

— Очухалась? — зло спросил он.

— Вроде бы.

— Ты, дочка, знай: я не люблю, когда со мной так разговаривают. Скажи, ты домой хочешь?

— Хочу.

— Тогда делай то, что я тебе говорю.

— Я поссорилась с Маратом.

— Как поссорилась, так и помиришься. Дело молодое, не хитрое. Скажешь, что муж еще на недельку в Пусане задерживается. Давай, переспи ночку, а завтра подъедешь к русскому ресторану и встретишься с ним за обедом. Будь поласковей — и больше никаких выступлений! Усекла?

— Усекла.

— А если вздумаешь разбить трубку, то я тебе голову собственными руками откручу!

Поняла?

— Поняла.

— Ну, вот и замечательно. Я же знал, что ты у нас умненькая девочка. Даже жалко такую красавицу в бордель отдавать. Давай Марата немного покрутим, а затем я отправлю тебя домой. Иди, милая, выспись, ты должна хорошо выглядеть: ведь завтра на работу. Я смотрю, Марат тебе новый костюм прикупил, туфельки. Видишь, как он

тебя любит…

В комнату вошел лысый и повел меня в спальню. Я села на кровать и презрительно посмотрела на него.

— Что уставилась?

— Не знала, что ты так ябедничать любишь!

— Ты же не захотела по-хорошему. Говорил тебе по-человечески: садись в машину, а ты мне спектакль устроила.

— Так в машину не приглашают.

— А как приглашают?

— Выходят из машины и открывают даме дверь.

— Но ты же не дама.

— А КТО Я?

— Проститутка, работающая на Григорича.

— Это ты на него работаешь! — разозлилась я. — А я жертва обстоятельств.

— На жертву ты меньше всего похожа. Мне кажется, что, когда ты ехала в Токио, прекрасно знала, на что шла.

— Это неправда! — горячо воскликнула я.

Я посмотрела на лысого и с удивлением обнаружила, что он немного покраснел. Все верно: я еще в тот раз поняла, что он ко мне неравнодушен. Так почему бы не воспользоваться этим? Только надо действовать осторожно, а то это до добра не доведет.

— Послушай, я бы хотела поговорить с тобой наедине. Закрой дверь.

— Зачем? — смутился лысый.

— Что, боишься, что ли?

— Кого?

— Да хотя бы меня.

— Ты что, чокнулась совсем? Это ты должна меня бояться.

— Я тебя не боюсь, так что закрой дверь — поговорить надо.

Лысый послушно закрыл дверь и сел на стул. Я принялась-ходить по комнате, затем остановилась, случайно подняла голову и увидела глазок видеокамеры, вмонтированной в стену. Все ясно, значит, говорить мне с лысым больше не о чем. Григорич сидит в своей гостиной и с большим интересом наблюдает за этой сценой. Я сделала вид, что не заметила видеокамеру.

— Ну, о чем ты хочешь со мной поговорить, — спросил лысый.

— Знаешь, Марат и вправду не убивал Толика.

— Ты это Григоричу сказала?

— Сказала. Он предлагает мне на него поработать. Как ты думаешь, а когда все закончится, он сдержит свое обещание?

— Какое обещание?

— Он вернет меня на родину?

— Если сказал, значит, вернет.

— Это точно?

— Думаю, что точно.

— Скажи, а ты видел мою подругу, как она там?

— Нормально.

— Что значит — нормально?

— Дипломата крутит.

— Он к ней приезжает?

— Он ее почти каждый день заказывает, так что твоя подруга теперь при деньгах. Крутит она его как хочет.

— Она хоть живая? — грустно спросила я.

— Живая, а что с ней будет? Ты что, ее уже хоронить собралась?

— Да нет, просто спросила. Ну, все, ты свободен.

— Ты больше ничего не хочешь сказать? — удивился лысый.

— Ничего. А ты что хотел от меня услышать?

— Стоило дверь закрывать, — сморщился он и направился к выходу.

Как только лысый ушел, я закрыла дверь на щеколду и села на кровать. Все-таки противно, когда над головой висит камера и все движения контролируются. Раздеваться я не решилась, пришлось лечь в одежде. Перед глазами стоял Марат, закутанный в простыню, и от этого мне опять захотелось плакать.

На следующий день мне пришлось завтракать вместе с Григоричем, внимательно выслушивая его наставления.

— Надо тебя переодеть, чтобы ты в од нов и том же не ходила.

Через несколько минут лысый прине красивое стильное темно-красное платье полностью соответствовавшее моему придирчивому вкусу.

— Ну-ка, примерь, дочка, — улыбнулся Григорич.

— Отвернись.

— Ты что, дочка, что я там не видел! Переодевайся без стеснения.

Я не стала спорить, быстро скинула костюм, купленный Маратом, и надела платье.

— Вот это другой разговор, — улыбнулся Григорич и позвал лысого.

— Костик, отвези девочку.

Как только мы отъехали от этого кошмарного дома, лысый хитро посмотрел на меня и, улыбаясь, спросил:

— Так о чем ты вчера хотела со мной поговорить?

— Я же тебе все сказала.

— Я же не дурак! Я видел, что ты засекла камеру.

— Какой ты умный.

— А ты сомневалась?

— Нет.

— Говори, чего хотела.

— Я хотела, чтобы ты написал мне адрес того самого кабаре, где сейчас вкалывает моя подруга. Я пока плохо ориентируюсь в Токио, вернее, совсем не ориентируюсь. Я даже не знаю, где находится это кабаре. Здесь так много проспектов, дома все похожи. Я и гостиницу-то, где нас с девчонками поселили, теперь не найду.

— А зачем тебе ее искать?

— Это уже второй вопрос. Так ты сможешь мне помочь?

— Нет.

— Тебе что, тяжело это сделать? Всего-то

нужно адрес написать.

— Сто баксов.

— Чего?!

— Сто баксов.

— Ты же прекрасно знаешь, что у меня нет денег.

— Тогда у меня нет адреса.

Я порылась в сумочке и достала стодолларовую купюру.

— Держи.

— А ты на глазах богатеешь! А говорила — нет. Это тебе Марат за ночь заплатил?

— Не твое дело. Пиши адрес. Лысый остановил машину, достал листок и написал название улицы и район где находится кабаре. Я свернула листок и положила его в сумочку.

— Если ты что-нибудь против Григорича замышляешь, я сразу тебе говорю: пустое все это. Григорич тебя из-под земли достанет.

— С чего ты взял, что я что-то замышляю?

— Это я так, на всякий случай тебя предупредил.

Мы подъехали к ресторану.

— На часах без пятнадцати двенадцать, как убить время, ты знаешь. Встречаемся ровно через три дня на этом же месте. Я думаю, ты добудешь нужные сведения. Запомни: через три дня в половине двенадцатого на этом же месте. Повтори.

— Я все запомнила, что повторять. Кстати, номер в гостинице все еще закреплен за мной? Я смогу там переночевать, если захочу?

— Нет. Григорич снял бронь. В этом номере теперь живут совсем другие люди.

— Но почему?

— По кочану. Ты что думала, на тебя по-прежнему будут тратиться? Ты еще и эти-то бабки не отработала.

— Ну, вы молодцы! А где же я, по-вашему, буду ночевать?

— У Марата.

— А если он не захочет?

— Сделай так, чтобы захотел.

— Короче, в этот раз вы вообще решили оставить меня без крыши…

— Если какие-то трудности возникнут — у тебя есть связь. Только не вздумай больше бить трубку, а то нарвешься на крупные неприятности.

— Кто будет платить за обед в ресторане?

— Марат.

— Ну а если он не захочет?

— Сделай так, чтобы захотел.

— Странно как-то получается. Оставляете меня, по сути дела, на улице, без гроша в кармане и еще хотите, чтобы я добывала для вас нужные сведения! Ты хоть знаешь, сколько стоит здесь обед?

— Не забывай, что сегодня утром Григорич подарил тебе это платье, а оно, между прочим, очень дорого стоит.

— Но я же не могу заплатить этим платьем за обед в ресторане!

— Пусть за тебя заплатит Марат. А то ты слишком много начала требовать. На тебя уже и так выше крыши потратили. Чтобы вернуть нам должок, тебе придется обслуживать в день не меньше десяти клиентов! Нам грохнуть тебя легче, чем заплатить за обед в ресторане!