Глаза Дамиана грозили вылезти из орбит.
— Подожди, получается директор твой…
— Четырёхюродный дядя, или что-то вроде того, — она, наконец, рассмеялась по-настоящему. — Никогда раньше с ним не виделась.
Дамиан смотрел со смесью сострадания и жалости, и это раздражало.
— Что ж, — сказала Мара, вставая из-за стола. — Полагаю, теперь я могу все покупки оплачивать с семейного счёта. Пойдём в город, разорим как следует моих родителей!
Они вернулись, когда уже стемнело. Смеялись, несли охапки покупок — бумажные пакеты, обёрточная бумага, ленточки и коробочки разного размера. Мара сразу же пошла разводить камин и подтянула диван ближе к огню.
— Всё, я больше никуда не пойду, — простонал Дамиан, плюхаясь рядом и обнимая подушку. — С меня достаточно покупок на ближайшие десять лет. Не думал, что разорять чужую семью может быть так утомительно.
— Это не разорение, а восстановление справедливости, — заметила Мара, вытаскивая ноги из сапог и укрываясь пледом.
Они замолчали. Огонь трещал в камине. В общей комнате не было никого, кроме них. Эта тишина сначала казалась уютной, но чем дольше они сидели, не глядя друг на друга, тем отчётливее Мара понимала: Весперис уехал, и вся ответственность за Дамиана теперь на ней. Они должны поговорить о том, что произошло вчера. И до этого на алхимии. О том, что происходило с ним всё это время.
Судя по тому, как Дамиан сутулился и прятал глаза, пытаясь быть незаметным, он тоже понимал, что этот разговор неизбежен.
— Дамиан… — сказала она наконец, мягко.
Он дёрнулся, но не ответил.
— Нам нужно поговорить.
— Я догадывался, — хрипло произнёс он, продолжая смотреть в огонь.
Мара замолчала. Она не знала, с чего начать. Не хотела прижимать его к стене. Не хотела, чтобы он чувствовал, будто его допрашивают.
— Я хочу понять, — сказала она. — Что с тобой происходит?
— Со мной всё в порядке, — слишком быстро ответил он.
Мара покачала головой.
— Нет. Ты едва не умер на уроке. Ты пытался провести ритуал, который тебя убил бы. И ты говоришь, что всё в порядке?
Он стиснул челюсть.
— Что бы я ни делал… — начал он глухо. — Ничего не вышло. Только хуже стало. Всё хуже. Я… Я разрушаю всё, к чему прикасаюсь.
Он провёл рукой по лицу.
— Я не справился, Мара. Я не хочу смотреть, как Весперис умирает. Я… Я этого не вынесу. Я этого не переживу.
Мара не смогла сдержать слёз. Опять. Она не плакала так долго, а теперь вода хлынула из её глаз третий раз за сутки.
— Ты чуть не оставил меня одну, — всхлипнула она. — Как насчёт меня, Дамиан?
Он вздрогнул и повернулся к ней.
— Я бы смотрела, как сначала умираешь ты. А потом он.
Дамиан не отвечал. Просто смотрел, как она утирает слёзы рукавом. Наверное, он должен был что-то сделать — обнять её, утешить, хотя бы протянуть руку, предложить платок. Но он не мог даже пошевелиться.
Что-то неуловимо изменилось в выражении его лица, потому что вдруг он понял.
Слёзы ещё блестели на её щеках, но голос прозвучал ровно:
— Весперис был прав, — сказала она. — Тёмная магия не спасает. Она только разрушает. Даже в хороших руках. Даже с хорошими намерениями. Это всё равно оружие. Дело не в тебе, Дамиан. Это не ты всё разрушаешь, а она.
Мара замолчала, а потом тихо добавила:
— Давай пообещаем друг другу, что мы больше не будем туда лезть. Мне кажется, мы не найдём там ответов.
Он долго молчал, а затем спросил тихо, почти беспомощно:
— А если мы не найдём Ллиурэн?
— Тогда будем искать ответы сами. Может, с самого начала нужно было так поступить. Не надеяться на кого-то — на Аэлларда, на Ллиурэн… А просто сесть и разобраться. Сначала.
Дамиан кивнул, медленно и глубоко.
— Хорошо, — сказал он. — Больше никакой тёмной магии.
Мара протянула руку, согнув мизинец. Он посмотрел на неё в полуусмешке, в полузамешательстве, но тоже протянул руку и сцепил свой мизинец с её.
— Клятва на мизинчиках, — прошептала она. — Самая страшная.
— Самая крепкая, — отозвался он. — Поверить не могу, что Мор заставил нас поклясться на крови.
Она тихо засмеялась.
— Мы это заслужили, — признала Мара. — Но согласись… он умеет бывать королём драмы.
— О да, — хмыкнул Дамиан. — Ещё как умеет.
Глава 20Под звездами
Наутро Мара проснулась с каким-то странным ощущением. Словно за ночь мир чуть-чуть повернулся, и теперь стоял под другим углом. Ощущение было не тревожным, но настойчивым — что-то изменилось.
Она вылезла из-под одеяла и вышла в общую комнату. Дамиана не было. Вместо него только записка на самом видном месте:
'Я учусь на своих ошибках, и оставляю записку.
Со мной всё в порядке, мне нужно отлучиться по делам.
Приходи в шесть вечера на крышу.
Твой Дамиан.'
Мара нахмурилась и перечитала записку ещё несколько раз.
Искать его было бессмысленно. Он мог быть где угодно: в Арфордридже, в Кан Афон, в доме Вейлора Торна… Оставалось только смириться с тем, что целый день придётся провести без него.
Но вскоре ей повезло: в библиотеке она столкнулась с Эллис Риддл которая, похоже, решила полностью пожертвовать зимними каникулами ради исследований.
— О, ты как раз вовремя! — воскликнула Эллис, завидев Мару. — Помнишь теорию о памяти воды? Забудь. Я наткнулась на нечто куда более любопытное. Хочешь послушать?
Мара кивнула — и вскоре увязла в разговорах с Эллис, не заметив, как пролетают часы.
Оказалось, что Эллис обнаружила малоизвестные труды о том, что магия у женщин работает иначе, чем у мужчин. Что женская интуиция — не поэтический образ, а реальный проводник магического восприятия.
— Если это подтвердится, — горячо говорила Эллис, — мы сможем развить совершенно иной подход к обучению. Не через усилие, а через отклик. Через настройку. Через чувствование. Понимаешь?
Мара слушала, затаив дыхание. Это звучало так близко тому, что она иногда чувствовала сама, но никогда не умела сформулировать.
Они так увлеклись, что забыли про время.
— Шесть… — Мара вскочила, взглянув на часы. — Чёрт, без пяти! Эллис, я должна бежать!
— На свидание? — с интересом прищурилась та.
— Почти, — пробормотала Мара, уже выбегая за дверь. — Только не спрашивай!
Преодолев последнюю ступеньку лестницы, ведущей на крышу, Мара тяжело привалилась к периллам и старалась как можно незаметнее отдышаться. Дамиан был уже там — стоял к ней спиной, в одной рубашке, облокотившись на парапет и глядя на звёздное небо. Услышав шаги, он обернулся, его лицо просияло.
— Я рад, что ты пришла, — сказал он, делая шаг на встречу.
— Конечно пришла, ты же меня позвал, — ответила Мара.
— У меня для тебя кое-что есть.
— Ух ты, подарок?
— Да, — Дамиан достал из кармана небольшую бархатную коробочку и протянул её ей.
— Но Рождество только завтра, — Мара с подозрением посмотрела на него.
— Не переживай, я не оставлю тебя без рождественского подарка. — поспешил ответить он и немного замялся. — Я хотел извиниться за то, что я устроил в секретном классе, но не смог найти слова. Поэтому вот, надеюсь это хоть как-то поможет загладить мою вину.
Мара приняла коробочку у него из рук и осторожно открыла. На чёрной бархатной подушечке лежала подвеска — серебряный дракончик с крохотными красными камнями вместо глаз, зацепившийся хвостом за тонкую, как паутинка, серебряную цепочку. Глазки-камушки поблёскивали в звёздном свете.
— Она очень красивая, Дамиан! — восторженно выдохнула она. — Это правда мне?
— Тебе, — Дамиан улыбался. — Ты позволишь?
Он взял подвеску в руки и поднял её вверх, давая понять, что хочет надеть её сам. Мара кивнула, возможно, излишне энергично, развернулась спиной и убрала волосы, придерживая их рукой на затылке. Дамиан застегнул замочек и задержался руками на её шее, пройдясь по небольшому участку открытой кожи к плечам. От его тёплого прикосновения по её позвоночнику побежали мурашки.
— Я должен сказать ещё кое-что, на счёт событий в гроте.
«О нет, только не это снова…»
Мара тяжело вздохнула и хотела повернуться, но его руки мягко удерживали её.
— Да, я знаю, мы вроде договорились не поднимать эту тему, но я должен это сказать.
Он склонился прямо к уху, от чего ей вдруг стало тяжело дышать.
— Я должен быть честен с тобой и с собой. Я видел, как ты сражаешься со своими самыми сокровенными страхами. Я видел тебя после схватки с Ардонисом. Я видел, чего тебе стоила та пробирка. И всё это было зря. Из-за Ноксиана. Я видел, как ты умираешь от яда в том пирожном. Из-за Ноксиана. Так что я не сожалею. Я убил бы его снова. Я убил бы кого угодно ради тебя.
Мара перестала дышать совсем. Она не знала, что обжигало её больше: его слова, или его дыхание на её шее. Это было так неправильно, его слова были такими неправильными, тогда почему же они нравились ей так сильно?
Мара развернулась в его руках, встала на цыпочки, обхватила ладонями его лицо и поцеловала, а он поцеловал её в ответ. И это не было похоже ни на что, что она до этого испытывала в жизни. Это было как пожар — бешеное, ревущее пламя, которое поглощало всё на своём пути, которое нельзя остановить или потушить, от которого нельзя убежать или спрятаться, оставалось только сдаться и дать ему поглотить и себя тоже, и гореть в этом пламени было самым чистым и бесконечным счастьем.
Он обнимал её так сильно, что было почти больно, но она хотела, чтобы он обнял сильнее. Так сильно, чтобы треснули кости. Мара скользнула руками вниз, взялась за его галстук и потянула на себя, заставляя его хоть немного наклониться, потому что она устала стоять на носочках. Не отпуская галстук, она попятилась увлекая его за собой, пока не упёрлась спиной в стену трансформаторной будки. Правой рукой он придержал её затылок, чтобы она не ударилась головой. Этой же рукой он заправил выбившуюся прядь волос за ухо.