Следующим Мара взяла свёрток, подписанный узнаваемым почерком. От Веспериса. Внутри оказалась небольшая резная деревянная музыкальная шкатулка, и она её сразу узнала — ведь она отправила ему такую же. И мелодия в ней играла та же, что она выбрала для него — та самая, которую они играли в четыре руки на рояле.
Мара закусила губу, и её горло сдавило огромное чувство вины. Она старалась не думать об этом и каждый раз заталкивала мысли как можно дальше, но… Она изменила ему? Они ничего не обещали друг другу, но разве тот поцелуй не был обещанием? Или они просто схватились друг за друга, как тонущие хватаются за любую доску?
Дамиан, заметив, что с Марой что-то не так, заёрзал на месте.
— Знаешь, я тоже чувствую себя подлецом из-за того, что увёл девушку у лучшего друга из-под носа.
Мара не поверила своим ушам.
— Подожди, ты знал⁈
— Конечно я знал, он мой лучший друг.
— О, боже… — она положила шкатулку на пол и закрыла руками лицо. Она чувствовала себя обманщицей и обманутой одновременно.
— Ты знал, и всё равно целовался со мной?
— Ну вообще-то, ты тоже знала о том, что целовалась и с ним, и со мной, — мягко возразил Дамиан.
Мара прикусила язык и смотрела в пол, прикидывая, стоит ли ей уйти в монастырь прямо сейчас, или сначала всё же закончить школу.
Дамиан какое-то время тоже не поднимал взгляд. В конце концов, он тяжело вздохнул и заговорил:
— Я должен рассказать тебе кое-что. Я не уверен, что стоит это делать, но я не хочу, чтобы ты чувствовала себя единственной, кто поступил… эгоистично. Весперис знал, что ты мне нравишься, почти с самого начала. Он, конечно, понял до того, как я ему рассказал. Ну, ты знаешь: «Я знаю гораздо больше»… — он преувеличенно, но очень похоже повторил манеру речи Веспериса. Мара нахмурилась — ей сейчас было не до шуток. Дамиан кашлянул и продолжил. — Так вот. И так же он знал, что после событий прошлого года, я не собираюсь предпринимать никаких действий по этому поводу, потому что… ну…
— Потому что ты «ужасный человек» и не имеешь права обрекать меня на себя? — Повторила Мара его слова, возможно, слишком холодно и почти без сарказма.
— В общем да. И с его стороны, наверное, было бы по-джентельменски отступить, и тоже не предпринимать никаких действий. Но он решил… не отступать. Не быть великодушным. И знаешь что? Я тоже.
Мара до боли сжала зубы и снова уставилась в ковёр. В её груди закручивался огромный, противный, болезненный ком.
Она приняла ухаживания Веспериса. Его подарки. Он доверился ей. Открылся. Она целовалась с ним. Она первая. И, может быть, последняя. Он умирает. Она не могла его бросить. Не могла.
Но и от Дамиана отказаться она не могла. Он был слишком… своим. Он был раньше. Он был с ней там, куда никто бы не пошёл. Он был светом, который не тускнеет даже в самых тёмных местах.
Он прервал её мысли.
— Мара, это не всё, что я хотел тебе сказать.
Он говорил мягко, спокойно, уверенно. Почти буднично. Как будто собирался сообщить что-то важное, но уже решённое. Как будто просто откладывал это до нужного момента.
— Как ты поняла… мы с Весперисом говорили об этом. Много. И у нас есть решение.
Мара подняла на него взгляд.
— Не самое обычное решение. Но, кажется, единственно верное.
Дамиан вздохнул и провёл рукой по лицу, собираясь с мыслями.
— Я не хочу выбирать. Между тобой и своим лучшим другом. Это ужасный выбор, и, честно говоря, я ненавижу саму мысль о нём. Но сейчас это уже не важно. Это не про то, чего хочу я. Это не про то, чего хочет Весперис. И даже не про то, чего хочешь ты. Это про то, что никто из нас не имеет права ставить другого перед таким выбором. Я не могу заставить тебя выбирать между мной и Весперисом. Как я могу сделать это, зная, что у него, возможно, осталось всего несколько месяцев?
Эти слова резанули её, как нож. Она отвернулась, пытаясь сдержать слёзы. Она думала, что успела привыкнуть к этому, но каждый раз это было как в первый.
Дамиан взял её за руку.
— И если у нас не получится… Я не могу оставить тебя в этом одну, и не могу остаться без тебя, — продолжил он, и его голос дрожал от решимости, с которой он говорил. — Не могу, не хочу и не стану. И я думаю, что для нас всех будет лучше, если мы просто откажемся выбирать. Если мы останемся вместе. Втроём.
Некоторое время они сидели в тишине, слушая, как огонь потрескивает в камине. Мара пыталась собраться с мыслями, пыталась понять, что она чувствует. Было ли это облегчение? Вина? Боль? Всё сразу?
— А Весперис?.. — наконец начала она несмело.
— Это была его идея, — ответил Дамиан. — По крайней мере… он был первым, кто произнёс её вслух.
Что-то внутри неё дрогнуло, потеплело.
— Но… разве так можно? Разве это нормально? Разве это правильно?
— А разве что-то сейчас нормально? — ответил он тихо. — Весперис может умереть. Через полгода, через месяц, может, завтра. Что такое «правильно» в таких обстоятельствах? Я не знаю. Но я знаю, что какие-то мелочи вроде ревности или собственничества больше ничего не значат. Мы с ним свой выбор сделали. Теперь слово за тобой.
Дамиан подался вперёд и заглянул в её глаза.
— Ты хочешь так? Чтобы мы были вместе… втроём?
Мара отвела взгляд и заставила себя задуматься над своим ответом хоть на секунду. Но голоса этики, морали и разума в её голове мямлили что-то совершенно невнятное.
— Хочу, — сказала она тихо, но вкрадчиво.
Дамиан закрыл глаза, вздохнул с облегчением и улыбнулся.
— Знаешь… Я никогда не ревновал тебя к нему. Во всяком случае, не всерьёз. Уж точно не так, как к Айру.
Мара подняла на него взгляд, в котором смешались удивление и лёгкий протест, но промолчала. Дамиан грустно усмехнулся.
— Я… наверное, это звучит странно, но я даже был рад, что он подпустил тебя так близко. Раньше я никогда этого не видел — он никого не подпускает. Никогда. А тебя он впустил. И если это значит, что ты будешь с ним, а не со мной… это всё равно лучше, чем если бы ты была ни с кем из нас.
Он сделал паузу.
— Но что самое ужасное, — он закрыл глаза и зажал пальцами переносицу, — Мне всё равно, с кем ты целуешься, если я тоже в этом списке.
Мара неожиданно для себя рассмеялась. Дамиан сделал вид, что умирает от стыда, и повалился на бок, упав головой на её колени.
— Хотя нет, — сказал он, поворачиваясь к ней лицом и растягиваясь на полу. — Не целуйся ни с кем, кроме Веспериса, пожалуйста.
— Хорошо, — Мара улыбнулась и погладила его волосы. — Ты тоже.
Они посидели так ещё немного. Дамиан смотрел на неё с этим странным, но уже привычным выражением лица, а она продевала пальцы в его кудри.
В конце концов, они вернулись к распаковке подарков.
У драконов было принято дарить друг другу подарки на все крупные праздники, что угодно, пусть даже просто открытку или безделушку. И Мара была им безмерно благодарна. Из-за этой традиции у неё теперь целый ящик прикроватной тумбочки был забит всякими милыми побрякушками, которые бабушка ей никогда не позволяла иметь: красивые перьевые ручки, разноцветные чернила, заколки, шпильки, серёжки и подвески.
— Ты уже думала о том, чем займёшься после выпуска? — спросил Дамиан, разглядывая очередные запонки от Тарека.
Мара тяжело вздохнула.
— Не думаю, что у меня на самом деле есть выбор. Не знаю, что из себя будет представлять исследовательский проект эфирной магии профессора Рэнсома… Но других идей у меня нет. Так что, буду заниматься этим.
— Неожиданно, — поддразнил он с усмешкой. — Эфирной магией? Ты? С чего вдруг?
— Очень смешно, — фыркнула Мара и потянулась за ещё одной коробочкой. Внутри оказалась заколка с тонкой филигранью и крошечным синим камушком. Не её стиль — но всё равно мило.
— А если бы не эфир? — не отставал Дамиан. — Представь, что ты не заклинатель. Ни эфирной магии, ни спасений мира, ни загадочных ритуалов. Что бы ты делала?
Мара задумалась.
— Не знаю. Правда. Я… до того, как моя магия пробудилась, я думала, что буду заниматься наукой. Может быть, биологией. Или физикой. Но это было… не потому, что я мечтала, а потому что ничего другого не оставалось. Моя бабушка убеждала меня, что в науку я не пробьюсь, и что лучшее, что я могу сделать — это выйти замуж за богатого и влиятельного мужчину.
— Так это правда? Вашим женщинам запрещают заниматься наукой и даже работать?
Мара кивнула. Дамиан фыркнул:
— Какая глупая и напрасная трата человеческого потенциала. Не-волшебники могли бы добиться в два раза больше, если бы не запирали половину своих людей дома.
Маре оставалось лишь снова тяжело вздохнуть.
Вдруг Дамиан нахмурился.
— Подожди-ка. Ты ведь рассказывала, что в обычной школе всем говорила, будто вот-вот уедешь в магическую академию? И что вообще не собираешься учиться с этими неудачниками?
Мара сдавленно застонала и закрыла лицо руками.
— Точно! — расхохотался он. — «Я — великая волшебница, и вы все ещё пожалеете, когда я покину этот убогий людской мир».
— Ну, не совсем так… — пробормотала она из-под ладоней. — Но по сути — да.
— А как же они объяснили твоё внезапное исчезновение?
Мара убрала руки от лица.
— Бабушка сказала всем, что отправила меня в женский пансион.
— В… женский что? — переспросил Дамиан.
— Пансион. Это такая школа-интернат для девочек. Обычно закрытая. Там учат быть… ну… благовоспитанной. Скромной. Изящной. Готовят к замужеству.
Брови Дамиана поползли наверх.
— Подожди… — медленно произнёс он. — Это школа… где учат быть женой?
— Ну… — Мара пожала плечами. — В общем-то да.
— А такие же пансионы для мальчиков существуют? — с любопытством поинтересовался он. — Чтобы готовить из них примерных мужей? С курсами: «Как не злить жену в первую фазу цикла»?
— В первую фазу чего? — переспросила Мара, нахмурившись.
Дамиан посмотрел на неё так, будто она его разыгрывает.
— В смысле… цикл. У тебя же… ну, ты же… у тебя же идёт кровь?