Дома я забежал на конюшню, нашел Поля и выпросил у него складной нож — попроще, чем кроличий, но мне и того хватит.
— Джонни, мой руки, обедать, а потом за уроки!
— Хорошо, мама, только ты не могла бы узнать, где учат радиоделу? — скорчил я умильную рожицу. — Ты же хотела, чтобы я занимался наукой…
Мама потрепала меня по голове:
— Хорошо, обязательно узнаю.
Уроки сделал быстро, за исключением эссе — любили тут всякую псевдофилософскую муть разводить. Чтобы дать отдых голове, взялся перебирать реактивы в «Юном химике» и сделал выдающееся открытие — нашел баночку с фенолфталеином! Так-то он в наборе работал индикатором кислотности, но я его хорошо знал под коммерческим названием «пурген».
Остаток вечера я планировал операцию и тренировался.
На ланче Кролик, как обычно, жрал в три горла, одно счастье, что не чавкал и не проливал, а когда я хлопнул его по левому плечу, он чуть не подавился и резко развернулся всем телом, чтобы посмотреть, кто там такой борзый. Но я стоял с другой стороны, а когда он повернулся направо, я уже отошел и даже спрятал пипетку в рукав.
Сработало на отлично — уже на следующем уроке Кролик отпросился у мистера Гудмана, вещавшего про натуральные числа и ноль, изображая их точками на координатной прямой. Мы такое проходили классе в четвертом, край в пятом, надо из этой продвинутой школы валить побыстрее.
Минуты через три я скорчил натужную физиономию и поднял руку:
— Мистер Гудман, позвольте выйти, я быстро!
— По одному! Вернется Дьюк, пойдешь ты.
— Очень нужно, похоже, брокколи на ланче несвежая.
Брокколи дружно ненавидели все, от первоклашки до выпускника, и легкий гул поддержал мою просьбу. Впрочем, гул этот больше чем наполовину состоял из шуточек над засранцем Профессором.
— Хорошо, но ты будешь отвечать на следующем уроке!
— Спасибо! — я пулей выскочил из класса, добежал до туалета и бесшумно, на цыпочках, вошел внутрь, морщась от вони. Ничего, потерпим.
Под запертой дверью третьей кабинки торчали башмаки Кролика.
Лезвие ножа вошло между дверью и косяком и легко скинуло поворотную защелку. Одним рывком я распахнул дверь, шагнул вперед и сгреб галстук Кролика.
Или я перестарался с количеством пургена, или от внезапности и страха у Кролика окончательно вышибло днище — дерьмом несло так, что резало глаза.
— Обосрался? — я потянул правой за галстук, а левой приставил острие Кролику под глаз.
Человек со спущенными штанами полностью беззащитен, тем более перед уверенным человеком с клинком — Кролик побледнел, будто старался слиться с фаянсовым унитазом.
— Нож давай сюда.
— К-к-к-какой нож… — над двумя заячьими резцами дрожала губа.
— Тот, что ты за меня получил.
— Я… не…
— Глаз выколю.
Уолли трясущимися руками полез по карманам и выудил ножик, чуть не уронив его в очко.
— Не говори никому. Не надо, — я забрал нож, отступил назад и прикрыл дверь.
Совсем не глава
Выкладка начнется 20.12.2024, а пока, чтобы не пропустить главы — добавляйте в библиотеки и подписывайтесь! Оба действия сильно улучшают карму, к тому же требуют всего пары щелчков мышью или тапов по экрану ))
Чтобы подписаться, надо нажать кнопку на странице автора.
Вот так это выглядит на компьютере или ноуте:
А вот так — на планшете или смартфоне:
Глава 5Я купил яблоко за один цент
Командир батареи Абрам Шнайдер залез прямо в разорванный купол церкви и сквозь уцелевший каркас рассматривал подступы к Волновахе. Он вытягивал руку с выставленным большим пальцем или крутил перед глазами коробок от спичек и диктовал Осе дистанции и углы до ориентиров.
Снарядов оставалось мало, Нестор приказал высыпать их все кучно и разом, а если контратаку добровольцев остановить не удастся, спешно отходить на Кременевку. Шнайдер ждал, пока цепи деникинцев дойдут до только ему ведомой черты, а Ося кусал губы и еле сдерживался, чтобы не крикнуть «Пора!»
Наконец, Шнайдер повернулся и негромко сказал:
— По четыре снаряда, беглым.
Над широким осенним полем лопнули облачка шрапнели, вздрогнула старая церковь. Осатанелый восторг переполнял Осю: передние цепи залегли, задние смешались и побежали.
— Огонь в глубину, — все так же буднично скомандовал Шнайдер.
Из улочек Волновахи на простор вырывались тачанки Фомы Кожина и сотня «люйсистов» Батьки…
— Эй, Джое-Шмое, опять спишь? — пнул старший уборщик, здоровенный негр с будто вывернутыми наружу губами. — Никто за нас работу не сделает! Давай, осталось немного!
Иосиф Спектор подхватил чуть было не выпавшую щетку и потянул за собой тележку с ведром, шварброй, тряпками, чистыми емкостями для плевательниц и мусорным мешком. Так себе работенка для бывшего махновского артиллериста, но после двух месяцев в ночлежке общества помощи еврейским иммигрантам «Хиас» он схватился за должность обеими руками. Кто кантовался дольше такого энтузиазма не показали, и только потом Ося понял, почему: среди уборщиков подавляющее большинство составляли негры.
Относились к ним не то, чтобы плохо, но словно к неодушевленным инструментам или мебели. Точно так же, как к иммигрантам на острове Эллис. Всей разницы, что тогда его шпыняли и проверяли люди в форме, а он был в обычной одежде, а теперь все наоборот: на нем фуражка и блуза уборщика с кантиками, а все вокруг носят костюмы и шляпы.
— Встать сюда! Повернись! Смотреть наверх! Дышать! — поток иммигрантов разбивался на ручейки к нескольким врачам.
— Снять! Голову наклони! — звучали команды служителей в кителях с двумя рядами золотистых пуговиц.
— Негоден! — прямо на пальто неудачника мелом нарисовали букву.
— Негоден!
— Но поч…
— Вывести!
И так несколько часов, пока иммиграционный пункт не пройдут все приехавшие. Совали разобранный на части деревянный кораблик — сложить вместе! Кто не сумел — получал знак Х, «слабоумный» и отсеивался со второго этажа, где проходил осмотр, по самой страшной центральной лестнице. Кому повезло — уходили по правой к железнодорожным кассам или по левой к парому на Манхеттен.
Но до него еще одна проверка — отсеивали по малейшему подозрению в принадлежности к анархистам и коммунистам. В который раз Ося возблагодарил судьбу за доставшиеся ему документы! После прорыва через Сиваш, когда пулеметчики Семена Каретника посекли кавалерию генерала Барбовича, в юшуньском госпитале умер гимназист Иосиф Шварц. А через несколько дней, когда вчерашние союзники-большевики рубили и расстреливали махновский корпус, Спектор стал Шварцем.
С этими документами он сумел выбраться из смертельной крымской западни в Одессу, но в тамошней ЧК служили несколько его однокашников по коммерческому училищу. И пошло-поехало — Константинополь, Палестина, Англия, Америка…
Здесь везение кончилось.
— Я бы хотел получить работу, связанную с бухгалтерией…
— У вас есть опыт? — скептически сощурился сотрудник «Хиаса»
— Я закончил коммерческое училище в Одессе…
— В Одессе? Не делайте мне смешно, молодой человек! Тут моют полы выпускники университетов! А за позицию бухгалтера нужен большой залог, наша организация не может такого себе позволить.
Вот так и стал Ося рыцарем метелки, швабры и поворотного совка на палке. Вместо шлема — ведро, вместо коня — тележка, вместо доспехов — стопка чистых плевательниц.
Каждый день он стискивал зубы, постигал науку мытья унитазов и коридоров, зубрил в паузах английский.
Каждый раз, когда Ося разглядывал красоток на афишах кинематографа и перебирал в кармане мелочь, приходилось решать, потратить ли квотер на новый фильм или отложить эти двадцать пять центов на обучение в школе бухгалтеров.
Каждый день, возвращаясь в съемную комнату в Нижнем Ист-Сайде, он разглядывал из окна трамвая людей на Восточном Бродвее. По своим делам спешили уверенные американцы, суетливые итальянцы, незаметные китайцы, крикливые евреи, а Ося уговаривал себя, что он не один такой, что все начинают снизу, что он еще заработает свой миллион долларов…
Все изменилось год назад, в начале 22-го.
По коридору конторы «Майкл Александер Кролл» шел новый посыльный — вроде бы такой же, как и все прочие мальчишка лет четырнадцати, в бриджах, пиджаке и кепке. Но вглядевшись, Ося понял, что бриджи и пиджак из дорогого материала, а галстук, пожалуй, из настоящего шелка.
А еще при «золотом мальчике» неотступно ходил черноглазый смуглый парень с узковатыми глазами — мексиканец, что ли? Вот просто ходил, ничего не делал, всегда рядом. И не светил револьвер под мышкой, который Ося разглядел, в общем-то, случайно.
Через пару дней по всему зданию на Тринити-Плейс расползлись слухи, что новый посыльный — сын миллионера Джона Грандера, а премудростям трейдерства обучает его сам Майкл Кролл. И, говорят, бесплатно.
Ну как, как так??? У него — все, у тебя — ничего! Ты каждую ночь ворочаешься на узкой койке под грохот поездов сабвея на мосту Вильямсбург. Он живет всего в двух блоках от конторы на Тринити-плейс, в доме с консьержем, лифтером, электричеством, газом, водопроводом, пнемопочтой и прочими удобствами.
Ты бережешь каждый цент и покупаешь только ношеные вещи, чтобы сэкономить. Он носит новые «рабочие» ботинки, о которых настоящим рабочим можно только мечтать.
Даже язык — то, что тебе приходиться учить урывками, он знает с рождения!
Как ни крутись, а жопа сзади — сколько ты не бейся, а золотые мальчики всегда будут впереди.
Однажды Джонни увезли из конторы на автомобиле, и Осю накрыла густая классовая ненависть. В тот вечер он впервые в жизни напился, спустив отложенное за неделю, и до койки добрался только потому, что пил в занюханной забегаловке на первом этаже прямо в доме, где он снимал квартирку на троих с такими же иммигрантами.
Ночью он разрывался между самоубийственными желаниями податься в мойщики окон на небоскребах и там сигануть вниз или придушить Джонни и получить пулю от телохранителя, а утром мучался от сушняка.