— Ося, найди, где продаются колье-чокеры со стразами.
Сзади присвистнул Панчо.
— А ты узнай о ней все. Да, парни, я запал, и запал сильно. Но мозг вроде еще работает.
— Вали учиться, мозг, — заржали эти двое.
Сведения, которые добыл Панчо за месяц, совсем не обрадовали — она, конечно, не зиппер, как тут называли гулящих девиц свободного нрава, у нее один постоянный друг, но какой! Мистер Гаспар Мессина, сорока пяти лет от роду, глава «Конторы» — бостонской мафии, местного отделения семьи Беннини.
Что никак не мешало Таллуле ночевать у меня или принимать в своей квартирке. Причина же оказалась проста: у Секретной службы США имелись некоторые претензии к мистеру Мессина на тему распространения фальшивых десятидолларовых купюр аж на полмиллиона. И хотя обвинение предъявлено не было, папик уехал на Сицилию, проведать родных. А поскольку родни у него много, то возвращения ждали не раньше, чем через полгода.
И я кинулся как в омут — за колье последовала таки сумочка, за сумочкой новое платье, за платьем уже сережки с жемчугом…
Семестр я не завалил только потому, что Ося и Панчо время от времени хватали меня за шкирку и сажали учиться буквально под замок. Наши биржевые доходы тоже снизились и компаньоны не горели желанием выпускать меня на волю.
Деньги — это серьезно и пришлось напрячься. Сделал себе бумажный Excel — лист ватмана на крупную компанию, с историей торгов. Слева — цены, справа — график от времени. Работа муторная даже в компьютере, чего уж говорить о рукописном варианте… Зато эти двое тоже заняты по уши и мне не надоедают: Ося съездил в Нью-Йорк и освободил контору мистера Кролла от подшивок старых газет с биржевыми ценами, Панчо каждый день пририсовывал новые столбики цен. Рассчитывать скользящие средние я поручил Осе, как обладающему каким-никаким коммерческим образованием.
По результатам анализа мы несколько переиграли нашу стратегию, перенацелив вложения на самые эффективные направления. Уже через месяц доходы вернулись к норме и даже потихоньку поползли вверх. Так будет не всегда, средние неплохой инструмент для бескризисных времен, но я-то твердо знал, что еще пять лет у нас точно есть. А когда грянет Черный вторник, средние и нафиг не нужны будут.
На встречи с Таллулой меня отпускали раз в неделю, и мы отрывались на всю катушку — из-за криков даже домовладелец приходил. Правда, он очень смущался из-за темы и стремался из-за Гаспара, но все равно претензию высказал.
Остальное время мы обходились длинными телефонными разговорами, но ребята тоже не давали засиживаться у аппарата больше получаса. Хотя я вряд ли бы и сам высидел больше — связь покамест так себе, в трубке хрипы, шумы…
Усилитель!!! Усилитель с отрицательной обратной связью!
Когда эта мысль стукнула мне в голову, я первым делом разобрал телефон — ничего похожего на каскад с ООС не имелось. Собрал обратно, полез в радиоприемник — нету! Даже в новейшем аппарате от RCA — нету! Элементарная вещь: чем больше уровень на выходе, тем больше зажимаем вход. Все, шумы срезаны!
Да что я удивлялся, если даже приемники с питанием от сети только-только появились, а там всего-навсего выпрямитель надо воткнуть! Обычная инерция мышления: если вижу телефон, значит, он такой же, к которому я привык. А тут дофига чего только-только появилось и до известного мне состояния десять верст, хорошо хоть не лесом. Вон, Метро-Голдвин-Майер, лев рыкающий Голливуда — я-то думал, она существовала испокон века, ан нет, буквально на днях основана.
Схемку с ООС мы собрали за полдня, еще два дня я строчил статью, за которые «сотрудники лаборатории» собрали еще несколько вариантов по моим наброскам. На третий день в Вашингтон срочным письмом ушла заявка на патент, через неделю вышла статья, а еще через одну я имел счастье лицезреть мистера Хопкинса. На этот раз он был сама любезность — еще бы, я представляю, сколько эти жлобы из RCA наварили на пентоде — и вежливо интересовался, что я намерен делать со схемой.
Короче, мы разжились от щедрот деловых партнеров осциллографом, здоровенным и громоздким, слабо похожим на привычную коробочку, без которой трудно представить радиомастерскую и вообще работу с электроникой. На радостях даже собрали приемопередатчики — слабенькие, один поставили у нас, второй в общежитии первокурсников, и это привлекало к нам людей почище любой рекламы.
А институтские преподы убедились, что первое изобретение было не случайным, с их благосклонности я успешно завершил семестр, лелея тайные планы все летние каникулы не вылезать из постели с Таллулой.
Но, видно, мои намерения слишком хорошо считывались, и Ося с Панчо, не надеясь на свои силы, привлекли к делу моих родителей. Для начала нас выдернули домой, в Лоренсвилль, где долго восторгались успехами и пытались ездить по мозгам.
Однако, мама довольно быстро успокоилась, стоило мне подробно изложить историю отношений с RCA и перспективы, а отец переключился на крайне взволновавшую его историю с убийством фашистами депутата Маттеотти в Италии — как француз, он внимательно следил за европейскими событиями и, к моему полному обалдению, восхищался Муссолини. Я попытался мягенько намекнуть, что это не тот персонаж, которым стоит восхищаться и нарвался на получасовую лекцию.
— Джонни, ты пока не понимаешь в политике, но если тебе интересно, найди и прочитай его программу!.
— Лучше ты расскажи вкратце.
— Вкратце… — отец потеребил подбородок. — Ну что же, слушай. Во-первых, он за два года восстановил финансовую систему Италии.
Я пожал плечами — тоже мне достижение. Жесткая экономия и конфискации.
— Во-вторых, и это ты должен понять, он требует снижения избирательного ценза до восемнадцати лет и предоставления права голоса женщинам.
Я кивнул — действительно, неплохое начало. Бенито вроде был социалистом? И следующие слова отца это подтвердили:
— Восьмичасовой рабочий день и минимальная заработная плата, страхование по инвалидности, — восторженно перечислял отец, — снижение пенсионного возраста с шестидесяти на десять лет, признание профсоюзов…
Революционно, спору нет. Только я помнил, что в итоге все организации в стране оказались «фашистскими», а кто не оказался, тех распустили.
— Прогрессивный налог на капитал, церковный секвестр, частичная национализация!
Ну просто заинька.
— «Тайм» поместил его портрет на обложку!
О да. «Тайм» даже Гитлера «человеком года» объявлял.
— И посмотри, как он пришел к власти! Не кровавая революция, как в России, — отец бросил быстрый взгляд в сторону комнат мамы, — а народное волеизъявление, марш сотен тысяч людей на Рим!
И тут на тебе, убили Маттеотти.
В итоге мы тупо поссорились — нет бы мне сдержать язык и подождать годиков десять-пятнадцать, время все на свои места расставит. А тут еще Панчо и Ося настучали родителям о моих похождениях и желаниях.
И едва я заикнулся о возвращении в Бостон, как родители взяли меня за жабры и отправили инспектировать семейные апельсиновые плантации во Флориду. Очень хотелось устроить скандал «Я уже взрослый!», но океан и пляжи перевесили. Тем более, в Дейтоне уже проводили мотогонки, а у меня был некий интерес к двигателям, чисто на будущее.
Ося остался «на хозяйстве», а мы с Панчо отправились загорать и ловить тунцов. Там, в Дейтоне, я заскочил в почтовое отделение и купил money order, перевод на сотню для Таллулы.
— Сообщение для получателя будет? — меланхолично поинтересовался клерк в нарукавниках и козырьке.
— Да, — я продиктовал адрес и добавил «Срочно приезжай.»
Глава 9От Дейтона до Бостона
В ночной темноте цепь с винтовками наперевес двигалась к насыпи скорым шагом. Когда до вагонов оставалось саженей сто, двери теплушек с грохотом отъехали в стороны и в черноте по глазам ударили вспышки пулеметов.
— Вперед! Вперед!
Офицеры перешли на бег, вместо «Ура!» над цепями несся злобный рык — при двух-трех патронах на ствол вся надежда только на быстроту и дерзость.
«Миша, Мишенька, скорее…» — тихо позвала мама.
Ноги вязли, Михаил никак не мог догнать товарищей. Он понял, что не успеет и закричал от отчаяния.
Как всегда.
Все, как всегда — постель смята, исподнее в поту.
Кошмар снился регулярно, всегда про бой, когда дроздовцы получили сильнейший удар во фланг и откатились, отчего Армавир был взят только через месяц. Но за этот месяц красные убили всю семью. С того дня поручик Крезен каждый раз вызывался добровольцем на расстрелы — чувство мести глушило горечь потери.
Гимназию Миша Крезен закончил в 1914 году, аккурат чтобы успеть на Великую войну. Вместо обещанного родителями путешествия в Америку к дяде, восторженный Миша записался вольноопределяющимся. Как гимназиста, его направили в военное училище, на ускоренный курс. Выпустили через год, так что он успел хлебнуть и Великого отступления, и окопного сидения 1916 года, получить шашку за храбрость, выслужить два чина, а потом все покатилось в тартарары.
Шли дроздовцы твердым шагом,
Враг под натиском бежал,
Под трехцветных русским флагом
Славу полк себе стяжал…
Как тогда, в походе из Ясс на Дон и потом, в бесчисленных атаках, из которых запомнились только Армавир и Торговая, где дроздовцы вплавь перебрались через Егорлык.
Как тогда, в Донецком бассейне, где Крезен с отрядом изо дня в день дежурил в эшелоне, ожидая приказа — подвижные резервы перебрасывали на угрожаемые направления. Они ходили в атаки по три-четыре раза в сутки, в разных местах, создавая иллюзию силы на всех направлениях. Бессменно, ежедневно, без пополнений громили красных.
Как тогда, в сентябре 1919, во время победоносного похода на Москву — Сумы, Курск, Фатеж, Орел, Брянск…
Месяц по всему фронту под Орлом и Кромами гремели выстрелы, станции и разъезды переходили из рук в руки, силы дроздовцев таяли, но они продолжали бороться. Казалось — еще одно, последнее усилие, большевицкий фронт рухнет, и вот она, Москва!