Впрочем, и лицо тоже понемногу восстанавливается. Скорее всего, у нее просто защемило нерв или что-то в этом роде. Девочке надо всего лишь выспаться как следует.
Когда доктор наконец вернулась, Лиз уже нисколько не сомневалась, что новости окажутся хорошими.
– Мы пойдем, – сказала Джин, поднимаясь, – держи нас в курсе, ладно?
– Вы точно найдете дорогу? – забеспокоилась Лиз. Больница представляла собой целый лабиринт из коридоров и лестниц.
– А как же, – весело отозвалась Пэт, – мы пока еще в своем уме.
Лиз переместилась на стул, а доктор с блокнотом в руке села в ногах у Рози. По ее бесстрастному лицу было не определить, с какими вестями она пришла. Спросив Рози, как та себя чувствует, доктор повернулась к Лиз.
– С Рози произошло то, что мы называем микроинсультом.
В ушах у Лиз зазвенело, голос врача поплыл.
– Надо сделать томограмму… Оставайтесь на ночь здесь… Завтра ее перевезут в Бристоль…
Голос ее был так спокоен, что Рози не встревожилась. Ее беспокоило лишь, что в Лондон она не вернется.
– Пускай лучше мама свозит тебя в Лондон в другой раз, – сказала доктор, – и вообще, по-моему, это перехваленное место, слишком много народу, слишком грязно. У нас куда приятнее.
Рози утомилась и, когда в полдесятого в комнате погасили свет и другие дети угомонились, задремала. Для Лиз рядом с кроватью дочери поставили раскладушку, медсестра принесла простыню, подушку и одеяло, но лежать все равно было неудобно, да и в голову лезли всякие мысли.
В полутьме Лиз добрела по коридору до больничной кухни, чтобы заварить себе чай и сделать пару тостов с маслом. Кусок не лез в горло, но она заставила себя поесть: впереди ждало неведомое, и надо набраться сил.
Вымыв посуду, она села на красный стул в пустой комнате отдыха. В глаза бил яркий свет. Лиз взяла журнал, но читать не смогла. Сжалась на стуле, опустила голову на спинку и закрыла глаза.
Она все не могла принять случившееся. Отчаянно хотелось обратить время вспять, вернуться в недавнее прошлое. Прежняя жизнь выглядела такой простой. Да, с деньгами приходилось туго, работа выматывала и, пожалуй, порой ей бывало одиноко. У Рози тоже имелись проблемы, но в целом дочь была счастлива, а это означало, что и Лиз тоже.
Теперь все изменилось. Будущее набухло черной тучей, и Лиз думала, справится ли она.
Она держалась слишком долго, с шестнадцати лет, когда умерла мама и они с отцом остались вдвоем. Тогда сердце у Лиз тоже болело – так сильно, что, казалось, никогда не пройдет. Когда Рози поставили диагноз, Лиз вернулась домой и поняла, что отныне она существует ради того, чтобы ничто в этом мире не мешало ее дочери жить свободно и чувствовать себя такой же, как все. Но когда Грег сообщил, что бросает их, ее парализовал страх, она не могла представить, как будет существовать дальше, однако ей удалось собраться, двигаться вперед, обустроить для себя и Рози новую жизнь. И эта жизнь была вполне себе ничего. Они были счастливы. А теперь…
Сидя одна посреди ночи в пустой, неуютной комнате, она впервые за день позволила себе зарыдать. Слезы текли по щекам, тело сотрясалось. Микроинсульт. Что же это значит? Жизнь Рози в опасности? Лиз вжала голову в колени и принялась раскачиваться, повторяя как мантру: «Пожалуйста, не отнимайте у меня мою дочь, пускай с ней все будет хорошо».
Глава пятнадцатая
Уснуть ей толком не удалось, и уже в пять утра она позвонила Касе.
– Не волнуйся, – ответила та сразу. Лиз представила, как та суетливо носится по кухне, стучит чашками и тарелками, торопливо жует тосты. – Я взяла временную работницу. Я так и поняла, что тебя несколько дней не будет.
Лиз задумалась о деньгах. В «Хрустально чисто» ей дадут двухнедельное пособие по болезни и в ресторане, наверное, тоже. Рози наверняка вернется в школу уже на следующей неделе, так что чаевых хоть и не будет, но с голоду они не умрут.
Она решила написать Роберту, потому что на телефонный звонок у нее не было сил. Вечер в пабе казался ненастоящим. Моментом безумия. Роберт наверняка тоже так думает. Впредь она будет держаться строго официально – так легче для них обоих. «Рози направляют в Бристоль на МРТ, – написала она, – сегодня и завтра на работе меня не будет. Тысяча извинений за неудобство». Он ответил коротко: «Надеюсь, все пройдет хорошо. Напиши. Роберт». На этот раз никакого поцелуя. У Лиз немного отлегло от сердца.
Она уже и сама ощутила себя пациенткой – из-за нескончаемых визитов медсестер, перемещений с Рози до туалета и обратно, тягостных и пустых часов ожидания, так что даже появление тележки с чаем казалось событием. И неважно, что не хочется ни пить, ни есть, она все равно возьмет себе что-нибудь.
Когда сказали, что Рози заберут в полдень, на миг она даже обрадовалась – хоть какое-то событие! Но сразу вспомнила, зачем увозят дочь.
– Как ты себя чувствуешь? – встревоженно спросила она у Рози, опять вглядываясь в ее лицо в надежде отыскать признаки улучшения. Оно выглядит почти таким, как прежде, верно? И опасений больше ничто не внушает.
– Все классно, – храбро ответила Рози. Лиз позаботилась о том, чтобы девочка случайно не увидела в зеркале своего отражения. И еще Рози сказала, что видит лучше, туман перед глазами рассеялся. – Но мне так хочется в Лондон.
Дорога до Бристоля заняла пару часов, и на этот раз в больнице все знали, кого к ним привезли и зачем. Оформление произошло без проволочек, но когда доктора занялись дочерью, Лиз снова погрузилась в беспокойное ожидание, по экрану наблюдая за дочерью.
Врачи объяснили, что будет происходить в томографе и что Рози нельзя двигаться. Она услышит странные звуки, они могут даже слегка испугать, но ничего страшного не происходит, главное – не шевелиться. Рози не закатывала истерик и вела себя идеально. Ей дали наушники, в которых играло «Радио 1», а затем пристегнули, но Лиз заметила, как нога дочери подергивается в такт музыке. Лиз поклялась себе, что впредь прекратит бояться жуков и бормашины.
Затем их разместили в детском отделении. Устроившись, Рози принялась рисовать цветными карандашами, которые принесла Пэт. Девочка изнывала от скуки, она не привыкла сидеть без дела.
– Нам нельзя на улицу? Здесь так жарко.
Лиз выглянула в окно. Уже смеркалось, и она представила других, счастливых детей – как они бегают перед сном по саду, чтобы выплеснуть излишки энергии, как смотрят телевизор, как возятся с игрушками.
Погрязнуть в жалости к себе – этого только не хватало.
Она покачала головой, и лицо Рози вытянулось.
– Я хочу домой.
– Знаю, – ответила Лиз сочувственно, но твердо, – но надо дождаться результатов. Уже недолго осталось.
На самом деле она понятия не имела, сколько времени это еще займет. Может, они часами не услышат никаких новостей, а то и до завтра, или даже до послезавтра. Однако около пяти часов медсестра попросила Лиз пройти к доктору, хотя после томографии прошло всего полтора часа.
– Рози может пойти со мной? – спросила Лиз, но получила отрицательный ответ. Видеть хотели ее одну.
Не желая оставлять дочь, она попыталась возразить. Не исключено, что после всего произошедшего она вообще никогда не сможет отойти от Рози.
– Она не будет мешать, правда, просто рядом посидит. Она послушная.
Но медсестра настаивала, и Лиз поцеловала Рози на прощанье.
– Я скоро вернусь. – Эти слова отозвались у нее в груди щемящей тоской.
В дверях она обернулась и помахала, и Рози помахала ей в ответ. Следуя за медсестрой в отделение неврологии по бесконечным одинаковым коридорам, пахнущим средством для дезинфекции, Лиз убеждала себя, что молния редко бьет дважды в одно и то же место. У Рози церебральный паралич – этого более чем достаточно для любого ребенка. Снимок не покажет ничего нового, и скоро они отправятся домой.
«Просьба не беспокоить», – гласила надпись на двери. Тревога же ложная и все вот-вот ей заулыбаются, да? Лиз упрямо не желала отказываться от этой мысли. Просто неудачное стечение обстоятельств, Рози отправилась в поездку в неподходящее время. Чересчур много восторгов и волнений, при том что физической крепкостью девочка никогда не отличалась. Ей просто надо отдохнуть.
Однако ноги у Лиз почти подкашивались, и, когда она села напротив мужчины среднего возраста – в очках, в голубом халате с закатанными рукавами, – у нее застучали зубы. Рядом с доктором стояла женщина в белом халате, а около Лиз устроилась медсестра, которая ее привела.
– Мне очень жаль, но новости плохие, – сказал мужчина, глядя Лиз прямо в глаза, – у вашей дочери опухоль мозга, поражен большой участок.
В голове у Лиз будто закружился бумажный самолетик. Он все снижался и снижался, нарезая круги, пока не ударился с глухим стуком о землю, а пассажиры не потеряли сознание.
– Опухоль находится в лобной доле и давит на зрительные нервы и волокна, которые регулируют деятельность левой стороны ее тела.
Лиз согнулась. Снежный буран настиг без предупреждения. Белый свет, гудение и тошнота. Чья-то рука легла на спину.
– Меня сейчас стошнит.
В руках чашка, рвотные позывы и – ничего.
– Сначала стероидами мы попытаемся сократить зону поражения. Операция в следующий вторник.
Перед глазами промелькнула картинка: другая больница, другой доктор, другое время. В тот раз ей сообщили, что у Рози церебральный паралич. Тогда показалось, что наступил конец света, но именно показалось. Но не сейчас.
– Она умрет?
Лиз в упор посмотрела на врача, лицо его было бесстрастно. И все же за профессиональной сдержанностью угадывалось сочувствие. Как бы часто доктор ни проходил через подобное, едва ли он смог привыкнуть.
– Мы сделаем все возможное, чтобы этого не произошло.
Она поверила ему. Но готова ли она доверить этому человеку спасение своей дочери?
Врач поднял черно-белый снимок и указал на крупное пятно поверх здоровых тканей – врага, грозящего уничтожением.