– Помнишь, я оставила у тебя лотерейный билетик и попросила его сберечь? Что ты с ним сделала? – медленно проговорила Лиз. В ушах у нее шумело. – Я тогда еще на работу опаздывала, помнишь? И попросила тебя написать на обратной стороне мое имя и адрес. Я собиралась забрать его позже, но в тот день с Рози случилась беда, и про билет я забыла. Так что ты с ним сделала? Где он?
Она неотрывно смотрела в глаза подруги и видела, как серебристая мягкость в них обращается в гранитную серость.
– Разорвала и выбросила, – быстро сказала Айрис. – После розыгрыша. Ты ничего не выиграла.
Перед глазами Лиз встало то утро. Прошло девять месяцев, но картинки были ясными и четкими.
Вот она мчится на работу, опаздывает, а накануне вечером ужинала с Робертом, тот поцеловал ее, и Лиз полночи не могла заснуть. Она выпила лишнего, голова у нее шла кругом от возбуждения, и ей хотелось поделиться с подругой.
Вот она посылает Айрис воздушный поцелуй и выскакивает из магазинчика. На ходу звонит Айрис и говорит, что забыла свой лотерейный билет. Уточняет, что он остался на полке, под красной зажигалкой. Красная – это точно. Старик-прохожий с дворнягой на поводке. Она просит Айрис написать на билетике ее имя и адрес…
– Когда ты выиграла? – она все смотрела в глаза Айрис, не в силах поверить, что так все и произошло.
Айрис отвела взгляд, уставилась на недоеденный тост на тарелке. Взяла было нож, но руки так тряслись, что Айрис бросила нож и спрятала ладони под стол.
– Не помню, – буркнула она. На лбу и над верхней губой у нее выступили капельки пота. Воздух в комнате едва не дрожал от напряжения. – В октябре. Точно не скажу.
Сердце у Лиз оборвалось, сомнений больше не оставалось: Айрис лжет. Об этом кричал каждый ее жест, выражение ее лица. Примерно так же выглядела Рози, когда Лиз ловила ее читающей с фонариком под одеялом. Растерянной. Застигнутой врасплох. Пойманной за руку. Да и дату Айрис запомнила бы уж наверняка – день, перевернувший ее жизнь.
Айрис резко вскочила, со скрежетом отодвинув стул.
– А сейчас, если позволишь… – с неожиданной важностью сказала Айрис, – у меня назначена встреча.
– Да, конечно, – ответила Лиз.
Совсем рядом зазвонил телефон. Айрис подошла к элегантному аппарату на стене и сняла трубку.
– Не хватает? В смысле?! – завопила она, на миг забыв о Лиз. И куда девалась вся деланая холодность. – Я же недавно проверяла – там полмиллиона было!
Лиз сделала вид, будто изучает старинную картину.
Айрис перешла на шепот:
– Тупой придурок! Ладно. Сейчас. Да. Все, не могу больше говорить, я не одна.
Повесив трубку, она повернулась к Лиз и величественным жестом взбила рыжие волосы.
– Пожалуйста, сюда, – проговорила она, будто Лиз принесла ей образцы штор или коврового покрытия.
Лиз покорно последовала за ней, сжимая в руке чек на десять тысяч фунтов.
Когда они подошли к двери, Айрис взяла со столика в холле дорогую замшевую сумку и вытащила из нее черный кожаный кошелек. Лиз молча смотрела, как Айрис открывает кошелек и достает толстую пачку банкнот.
– Вот, держи, – Айрис всунула деньги в ладонь Лиз, – да бери же. Сейчас у меня больше нет, остальное в банке.
И она почти вытолкала Лиз наружу, так быстро захлопнула дверь, что банкноты едва не разлетелись.
Несколько секунд Лиз оцепенело стояла, затем посмотрела на деньги в руке. Пересчитала. Тысяча фунтов пятидесятифунтовыми банкнотами. День был теплый и солнечный, но ее трясло. Лиз поборола желание методично, одну за другой, разорвать банкноты и развеять по ветру.
Эти деньги Айрис всучила не для дочери, а чтобы заткнуть рот ей, Лиз. Итак, все правда – Айрис присвоила ее лотерейный билет?
Лиз больше не могла отмахиваться от этой очевидной мысли. Разболелась голова. «Сейчас у меня больше нет», – сказала Айрис, словно Лиз была шантажисткой и точно заявится еще. Лиз показалось, что ее вот-вот вырвет. Можно бросить чек и банкноты в почтовый ящик и уехать. Избавиться от денег, навсегда забыть об Айрис. Но чем это поможет Рози?
Руки у нее все тряслись. Она по ошибке включила задний ход, и Иа-Иа скрежетнул по бамперу черного «бентли», – табличка, на которой вместо номера было написано «Джим I», слегка погнулась.
Лиз вылетела за ворота, охваченная неведомым ей чувством – ненавистью. Она вдруг поняла, что прежде никого не ненавидела. Ну да, злилась на Грега, он даже бесил ее, но куда больше она его жалела, ведь он потерял так много – Рози.
Айрис знала, что Лиз просит денег не для себя, а для дочери. И о сборе пожертвований она наверняка слышала. Не могла не слышать. Ладно, она присвоила лотерейный билет, но почему она не помогла маленькой девочке, дочери своей подруги? Для нее же это была малость.
Лиз дернулась, будто ее ударили, машину резко занесло влево. Мир окрасился в черный цвет. Ее затрясло еще сильнее; испугавшись, что вот-вот потеряет контроль над машиной, Лиз съехала на обочину, чтобы немного успокоиться. Она сидела и с отвращением воображала дикие картины расправы над Айрис. Вот только ничего это не изменит. Справедливость не восстановить. Подлость не искупить. Ей чудилось, будто это Айрис собственными руками убивает Рози.
Наконец она завела двигатель, решив, что прийти в себя сможет только дома, в Тремарноке, убедившись, что с Рози ничего не случилось. И чем больше миль отделяло ее от Айрис, тем спокойнее Лиз становилась.
Она ехала по знакомым проселочным дорогам, мимо усыпанных цветами живых изгородей, мимо залитых солнцем полей и думала, что, несмотря на все беды, она может поблагодарить судьбу за то, что не оказалась на месте Айрис.
Каково той нести бремя предательства и обмана? Если преисподняя – это ужас, вина, жадность и ненависть к самому себе, то Айрис сейчас именно там.
Лиз вспомнила «малую столовую», роскошную элегантность комнаты, в которой сидела одинокая Айрис. Она потеряла не только семью и друзей, она потеряла себя, свои гордость и достоинство, свою душу, променяла все это на дом, изящные безделушки, шикарные машины.
Лиз пробыла там всего несколько минут, но этого хватило – она увидела, что радость покинула Айрис. И пусть ее окружает роскошь, пусть из окон открывается чудный вид, но – Лиз в этом не сомневалась – Айрис была самой грустной, самой одинокой женщиной в мире.
Глава двадцать пятая
Двадцать четыре тысячи фунтов. Больше ей не надо. В свое время эта сумма показалась бы ей немыслимой, но сейчас по сравнению с тем, что уже удалось собрать, это была малость.
В пятницу утром Лиз посмотрела в окно на яркое голубое небо и удивилась – как у солнца вообще хватает наглости сегодня светить? Накинув халат, она на цыпочках прошла в комнату мирно спящей дочери и прикоснулась губами к ее щеке.
Рози что-то пробормотала и перевернулась на другой бок.
– Я тебя люблю, – прошептала Лиз.
Лучше дочери ни о чем не знать. Она безоговорочно верит ей, и Лиз ни разу не позволила этой уверенности поколебаться. А сегодня она не скажет правды, сегодня она соврет и объяснит Рози, что лучевая терапия – наилучший выход.
Время вышло, и сделать уже ничего нельзя. Снова нанести визит Айрис? Или заявить на нее в полицию? Айрис будет отпираться – это очевидно. Да и как доказать, что бывшая подруга присвоила ее лотерейный билет? Даже если в полиции согласятся заняться этим делом, им потребуется время, а времени у нее нет. Она сделала все, что от нее зависело, но дочери это не поможет – такова реальность, и остаток жизни ей придется прожить, зная это.
Лиз прошла в гостиную, сняла телефонную трубку, отметила, как дрожит рука, и набрала номер. Доктор Хорли был категоричен:
– Больше тянуть нельзя. В понедельник начинаем.
Лиз чувствовала себя такой разбитой, что даже плакать была не в силах.
Выходные прошли словно во сне. Лиз старалась развлечь Рози, а заодно хоть ненадолго отогнать мысли, ходившие по кругу. В субботу они поехали в плимутский океанариум, а потом устроили настоящий набег на магазины. Рози никак не могла выбрать, какие легинсы ей больше нравятся – розовые, сиреневые или темно-синие, и поэтому Лиз сказала, что они возьмут все три пары, а еще несколько футболок, пижам и пушистого белого игрушечного котенка, которого Лиз увидела на витрине. Столько подарков девочка никогда прежде не получала.
– Разве у нас есть на все это деньги? – спросила она, когда они стояли в очереди к кассе.
– Разумеется! – улыбнулась Лиз, решив, что пусть даже потратит деньги, на которые могла бы неделю питаться, главное, чтобы Рози порадовалась. Сама она вполне обойдется без еды, да и Пэт всегда угостит ее чаем с печеньем.
После магазина они пошли в кино, а на следующий день отправились в зоопарк. Рози по зоопарку передвигалась в инвалидной коляске, но ей нравилось разглядывать животных и наблюдать за другими детьми.
После прогулки Лиз предложила выпить чаю в «Макдоналдсе», но дочь совсем вымоталась и попросилась домой.
– А лучевая терапия – это больно? – спросила она на обратном пути.
– Нет, – сказала Лиз, решив пока умолчать о том, что волосы, едва начавшие отрастать после химиотерапии, вскоре снова выпадут.
Дома Лиз приготовила для Рози ванну, а сама решительно прошла в спальню и достала ножницы. У нее созрел план, но Лиз не хотелось проделывать это на глазах у дочери, иначе та непременно постарается ее разубедить.
Лиз подошла к маленькому зеркалу на комоде, посмотрела на себя, на густую челку, на большие темные глаза, чересчур большие для бледного, осунувшегося лица. Стянула резинку, освобождая волосы, и блестящая темная волна рассыпалась по плечам.
Одной рукой Лиз захватила волосы и решительно отрезала. Глянув на упавшую на пол прядь, Лиз принялась щелкать ножницами. Раз. Раз. Укоротив волосы по всей голове, Лиз пошла по второму заходу. Времени потребовалось больше, чем она ожидала, – слишком густые оказались волосы.
Когда от волос осталась всего пара дюймов, Лиз положила ножницы и придирчиво изучила свое отражение. Открытый лоб выглядел непривычно, а глаза словно еще увеличились и теперь напоминали огромные шоколадные капли с черной точкой в центре. Лиз подумала, что похожа на испуганную обезьянку-галаго.