– Марокканец, с тебя два рубля… Раф… Раф! Понял, да? Раф, семь тысяч… Зорик, три… Зяба, пять… Нет, семь… Три…Марокканец! Я… две!
Ай, умница Петровский, не выдержал все-таки! Игрока в себе не спрячешь, он даже жадность победит! Врубился все-таки! Подхватил, подработал, подбил и вперед, да прямо с радостным криком:
– Депозитом двадцаточку запиши, Вить!
Витя сбился, шевелил губами, вслух повторяя суммы, игроков… Ох, Витя-Витя, забил бы ты на это дело, пусть ребята играют! Взгляни лучше, как Петровский разошелся, в обводку, вышел на удар, красота!
Марокканец взвился с места пружиной, резко и красиво… в левый угол, встречая закрученный мяч… отбил! На угловой, почти не берущийся отбил, зараза такая! И куда только делись его обычная лень и медлительность?
– Видели! – Столешников вскочил, обернулся к трибуне. – Видели!
Конечно, все видели, половина на ногах стоит, кричат, что-то спорят друг с другом, завелись, радуются. Пацаны, что с дедом пришли, вообще чуть на поле не выбежали…Это же другое дело совсем.
Витя, наконец разобравшись, свистнул:
– Марокканец – четыре!
Четыре? Четыре?! Да хоть пять, так и говорило раскрасневшееся лицо вратаря, хоть шесть!
И…
Столешников незаметно и тихо ударил кулаком по ноге. Да, да, пошли остальные в игру, все пошли. До последнего!
А трибуна, как один, стояла на ногах, снимая на мобильники, радостно объясняя что-то друг другу… Хорошо.
Лариса покачала головой, наблюдая за полем. Вроде радоваться должна, а она – темнее тучи. Молча повернулась к Столешникову, а вопросов в глазах – вагон и маленькая тележка. Хотя бы один озвучила, что ли?
В «гляделки» госпожа Вольская проиграла первая:
– Ты ничего рассказать мне не хочешь?
Конкретнее бы спросила, может, и рассказал бы. Столешников пожал плечами.
– Да нет, наверное.
Лариса забрала папки-досье, скрутила в тугую трубку, кусая губы. Плохо, не заслуживает она такого, молодчина же… Но вот что ей сказать? Что он, Юрий Столешников, прикатив в Новоросс на удачу подзаработать, вдруг неожиданно понял что-то важное? И важное это, как пазл, сложилось из многих деталей? Что маленькая девчонка показала ему, что нужно больше доверять своему таланту?
Что команда, все эти парни, на самом-то деле просто потеряли веру в себя?
Что футбол всегда был больше, чем просто игра?
Что за последние два дня Столешников получил от жизни больше, чем за предыдущую пару лет?
Надо сказать, надо… Но не сейчас. Все футболисты суеверные, да и люди тоже. А он только-только нащупал важное, нужное, всем нужное, людям на трибуне, его балбесам на поле, так долго самих себя обманывающих, ему, Юре Столешникову, и тебе, Лара Вольская, тебе, возможно, больше, чем другим.
Он пока помолчит, если она не спросит напрямую. Не надо пока, Лариса Владимировна.
Лариса злилась. Хотя и пыталась держаться.
– Юр… Знаешь… Я почему-то очень не люблю, когда меня за дуру держат. Странно, да? Я прихожу тебя поддержать, а ты тут заднюю включаешь. Что происходит?!
Он посмотрел на нее с сожалением. Всегда неприятно снимать с кого-то розовые очки.
– Ну как тебе сказать… Даже не знаю, с чего начать, – Столешников вспомнил заискивающую рожу Семена, сдержался, чтобы не вспылить. Спокойнее, Юра, говори спокойнее. – Ну, например, с того, что у тебя под носом инкубатор построили. Заводят за копейки слабых пацанов с других клубов, ставят в основной состав и держат год-полтора, не снимая. А потом продают уже, как ценное мясо. Как же, целый год в основном составе человек торчал! Схема отработанная.
Она совершенно точно не знала. Столешников наблюдал, как потрясение стирает краски с ее лица. Вот, Юрий Валерьевич, довелось вам увидеть со стороны: как рушатся в человеке представления о собственной роли в этом мире. Раньше только на собственной шкуре ощущал. Невеселое зрелище, надо сказать. Но лучше уж так… наверное.
Выход ищет, уже ищет выход. Такие, как Лариса, не сдаются, никогда и нигде. А что ты предложишь, госпожа президент, в такой ситуации? Ну на этот вопрос он ответ знает.
– Так убери их…
Убрать? Да убрать – не вопрос… а толку?
– Вон туда посмотри. Что ты видишь? Что они делают?
Лариса замерла, глядя на игроков, настоящих, раскрывшихся на обычной тренировке, нарезающих уже не первый километр по газону и… счастливых.
– Они играют в футбол.
Умница.
– А почему?
Не ответила… плечами пожала. Сказать бы, да вдруг обидится? Они играют не потому, что больше ничего не умеют, госпожа президент. Обезьяну можно научить двор подметать… в идеале.
Они играют по другой причине. Они ее любят, эту игру. Да… как и он.
Только вот ей такую сентиментальность показывать не к чему!
– Потому что хотят. Хотят играть, Лар. Выгнать – проще всего. Интереснее – заставить вот таких вот… во что-то поверить. Чтоб поняли, что они тоже что-то могут. Ты же чуда хотела? Вот и не хрен мешать мне колдовать!
Лариса вздохнула. Тихонько, но он услышал. Села рядом наконец-то, покосилась затравленно, не до конца еще ему веря.
– Великолепно… да что там… блестяще. Просто блестяще!
Сложно ждать другого в такой ситуации. С ее-то командой и местом в таблице.
Ну… придется поверить. Тем более, что…
– А это и не моя идея.
Столешников улыбнулся, кивком показал на кого-то.
«Кем-то» оказался Бергер.
Лариса кашлянула. Выразительно, всем видом показав свое удивление. Вот так-то, госпожа президент.
Столешникову вдруг стало весело. Бергеру костюм, немало провисевший в шкафу, шел как корове седло. Не говоря про галстук. В этом галстуке, возможно, папа Бергера женился на его маме. Хотя рисунок ничего… креативный.
Побрился, непривычно ему, наверное. Порезы заметные, но все равно, куда представительнее. Причесался как аккуратно, не иначе, занял у кого фиксатор для непослушных волос вокруг макушки, все еще торчавших в разные стороны. Ну никакого немецкого педантизма и аккуратности. Совсем.
Зато душа есть.
Бергер, чуть запыхавшись, поздоровался. Мотнул головой куда-то назад:
– Ну… я для своих мальков нашел там одного на испытательный срок.
Лариса вздохнула еще раз. Но ничего не сказала. Хороший у него, все-таки президент. Хоть здесь повезло.
Столешников довольно улыбнулся, вставая:
– Пойдем, команде представлю.
Витя свистнул, созывая команду. Те, уставшие, потные, довольные, собирались под одобрительный гомон на трибуне.
«Метеор» не «Барса», верно. Только ребят в форме «Метеора», многих из них, тренировал этот смешной несуразный тренер, стоящий рядом со Столешниковым. Удивляются? Да пусть себе удивляются, это нормально. Удивления им всем хватит на ближайшее время. Всем.
– В нашем штабе пополнение. Хочу представить вам моего помощника – Бергера Адольфа Алексеевича.
А пацаны – молодцы все-таки: обрадовались, детской памятью своей, первыми забитыми мячами, победой, добытой лет в тринадцать над теми, кого победить не могли, обрадовались, кивая друг другу и улыбаясь.
Бергер крепился, глядя на них сурово и недовольно… но не выдержал и улыбнулся в ответ. Неловко, но от души:
– Ну… Хорош тут фигней страдать, короче! Чего встали, мандалаи? В аквариум бегом!
И команда побежала. Не пошла, растянувшись лентой, а побежала.
Столешников отвернулся, пряча от всех довольное лицо. Этот день совершенно точно остался за ним!
И легонько насвистывая что-то себе под нос, Юра подумал о том, каким был папа Бергера, рискнувший назвать сына, родившегося всего через двадцать с небольшим лет после победы над фашизмом, в честь деда, поволжского немца, Адольфом?
Оттуда, видно, и характер у его нового помощника. Кремень, а не мужик.
Глава двенадцатая:А песни – довольно одной…
А работа у них началась сразу. Серьезная такая работа.
Стратегия и тактика важны во всем. На войне, в бизнесе, на футбольном поле. Нет их у тебя, значит ты проиграл еще до выхода на газон. Сколько матчей до конца чемпионата? Мало? Хорошо. Мы вцепимся в Кубок зубами и будем держаться. И отыграть осталось всего ничего. Стратегия? Будет стратегия вместе с тактикой. Только сперва – разведка.
Информация управляет миром. Главное – уметь обращаться с ней, разбивать на составляющие, выбирая по-настоящему важное и нужное. Нащупывая слабые места противника, нужно пользоваться каждым доступным источником, от Сети до знакомств. Кто сказал, что выиграть игру проще, чем войну? Цена другая, это главное, а вот спланировать до мелочей, знаете ли, так же сложно.
Особенно, если игроки твои не звезды, играющие в еврокубках, забивающие от середины поля, а самые обычные ребятки, ни разу на иностранный газон и не ступавшие. Только других вариантов нет. Радует одно – они вспомнили, что звездами не рождаются. Ими становятся. Упорство и труд – все перетрут.
А информации, управляющей миром, у них с Бергером достаточно. Это футбол XXI века – все уже давно выложено в Интернет.
С «Авангардом» черноморцы играли частенько. Записей достаточно, сиди, смотри, выискивай огрехи обороны, ошибки нападения, ненадежных игроков. Смотри, Столешников, не жалей глаза, ты еще молод. А Бергер? А ему делать больше нечего, вот и пялится за компанию второй день подряд, чиркает в блокнот, матерится и прихлебывает… Чай прихлебывает. Сухой закон у них теперь.
Бергер ткнул пальцем в монитор, в широкую спину футболиста с баклажанным затылком:
– Сенегалец, видишь?
– Ну?!
– Вот этого сенегальца бери. У него хронические плюс четыре килограмма, но это мы на казенных харчах поправим, блин.
Этого? Надо, согласен.
Что с трансферным окном? Есть еще время, хорошо.
Где там телефон? Сейчас, подожди…
– А ты ноги на стол чего закинул? Фильмов американских насмотрелся? – заворчал Бергер, спихивая ноги Столешникова на пол.
Так, пошел дозвон:
– Ты сенегальца не продал? И не продашь. А знаешь, почему? Потому что уже все знают, что у него хронические три килограмма, которые он сбросить не может… Нет. Нет. Какой пятьсот, ты чего? Скидывай до трехсот. У тебя трансферное окно скоро закрывается. Тебе что лучше – триста кешем или жирный сенегалец на шее? Вот и я думаю. Прис