Спора нет, играть – это не гайки в автосервисе крутить, не хлеб печь и не операции на живом человеке проводить. Платят больше, законы современного спорта такие, да он и не отказывался никогда. И вкладывал не туда, и на машины тратил, и на ба… девушек. Даже благотворительностью занимался – Валдис за этим следил. Говорил, мол, правильно, так надо поступать, чтобы в спину ничего сказать не могли.
Сейчас даже иногда… в общем, сейчас даже иногда. Не в том дело.
Мяч. Газон. Выигрыш. Это футбол. Самая любимая игра на Земле. Это сильнее наркотика.
Если выходил на поле, видел глаза, смотрящие на него, скрипел зубами от боли в связках, кричал от разрывающей радости после первого забитого мяча за сборную или клуб, разбивал костяшки о шкафчик после проигрыша, просыпался в автобусе, вырубившись сразу после матча и понимая, что все ребята отключились точно, как он…
Неужели не захочешь попробовать снова, если есть возможность?
То-то, Столешников, захочешь. Зубами вцепишься и не отпустишь чертов шанс, выпадающий один раз. Себе врать нельзя, так отец говорил, когда замечал такое в его глазах… И правильно говорил. Вот он и не врал.
Верно, Валдис, ты не ошибся. По гаражу он пинал, уже идя домой, пинал со всей скопившейся злостью, бил ни в чем не повинный старенький мяч, сто раз чиненый-перечиненный, подаренный отцом в девяносто первом, кожаный, с заплатками, ребристый. Спущенный, съежившийся и постаревший друг спал сейчас на дне сумки. Как его оставишь, если уже все ясно, и на газон опять выходить в первый раз? Вот-вот, никак.
Уши заложило совсем уж непотребно, так сильно, что захотелось зайти к пилотам и сказать все, что думаешь. Спокойно, Юра, спокойно, то ли еще будет. Лишь бы сели хорошо.
Под крылом бежала наперегонки с самолетом его тень, радостно прыгая по сгоревшей аэродромной траве. Серая новая посадочная полоса показалась сразу, резко увеличившись в размере, самолет встал на нее, опустился всем весом и устало встряхнулся. Двигатели загудели, останавливая махину, взвыли, уши зазвенели, наливаясь возвращающимися звуками. За спиной довольно хлопали, радовались посадке, радовались отпуску, вдруг ворвавшемуся в салон густым южным запахом теплого ветра, нагретого бетона и чем-то особенным, очень таким… аэродромным.
Ну… прилетели, вроде как тренер Столешников. Если колеблешься, так решайся до вечера, а то некрасиво как-то выйдет.
На выход его попросили первым, осадив пылающую праведным гневом соседку. Хотелось сказать что-то, но передумал. Ну ее, честное слово.
– Вам туда, – стюардесса Земфира улыбнулась, блеснув зубками, мелкими и очаровательно неровными. – Пожалуйста, были рады видеть вас на борту нашего авиалайнера.
– Спасибо, – Столешников чуть приостановился, развернулся к ней, ведомый чем-то странным и сиюминутным.
– Что-то еще?
Он кашлянул.
– Нет. Извините, спасибо еще раз. Ничего, просто спасибо.
Трап нетерпеливо подрагивал, ожидая. Машина, длинная и широкая, уже стояла на полосе. Ладно, чего там, долетел не бизнес-классом, так хоть встреча порадовала. Так… вряд ли внимательно смотрящая на него деловая особа просто эскорт. Надо полагать, что…
– Лариса Вольская, президент клуба «Метеор». Как долетели?
Столешников оглянулся на самолет, посмотрел на нее. И действительно, как долетел?
– Спасибо, без пробок.
Лариса кивнула, не снимая темные очки. А вот он что-то не подумал, хотя летел на юг. В чемодане оставил.
– Ваши бирки для багажа отдайте Сереже, он получит.
Хорошо…
Госпожа президент скрипнула набойками шпилек, усаживаясь на пассажирское. Сережа, улыбнувшись, протянул руку за посадочным. Да как скажете, внутри хотя бы кондиционер. Жара уже навалилась, тяжелая, влажная, пробирающаяся за несколько плотные для юга джинсы.
Из самолета, наконец-то, потянулись недовольные пассажиры. В первых рядах, кто бы сомневался, шли Сашенька и его мама.
Глава вторая:Настоящий я мужик…
Сережа, видно, подрабатывал волшебником: багаж ему выдали прямо на взлетно-посадочной. Багажник открылся и закрылся благородно, как положено машине такого класса, то есть мягко и нисколько не потревожив пассажиров.
Тронулись плавно, легко набрав скорость и не обращая внимания на обычные предосторожности аэродромных служб. Вот так, что только не увидишь, если прилетаешь не обычным пассажиром.
– Если удобно, называйте меня Ларой.
– Хорошо.
Сказал вслух, а про себя подумал, что пока стоит избегать фамильярности. Юра он для отца, друзей, членов команды и Валдиса. Лариса – работодатель, вот пусть пока ей и остается, и он для нее, хочется верить, пока останется Юрием. А дальше видно будет, во что оно все выльется.
Сейчас Столешников напоминал себе себя же, купленного в Англию. Ни разу не тренировался с командой, даже на поле не выходил, а изволь, раз прилетел, неожиданно выйти и отрабатывать трансфер. Так и здесь: вот вам, Юрий Валерич, стандарт, извольте сразу же забить с углового. Или просто накрутил себя и придумал лишнего?!
Настоящего разговора не получилось: так… общая информация. Лариса донесла, он принял к сведению, поблагодарил. Вопросов пока ни у кого не оказалось. Сережа вот только про местные красоты пытался рассказать, но тоже замолчал. Так и ехали, молча, глядя по сторонам.
Красивые места? Юра согласился: красивые. Море чувствовалось повсюду, то тянулось совсем рядом неровной кромкой, то мелькало где-то на горизонте сине-зеленой бескрайней полосой, исчезало в холмах, улыбалось из-за придорожной полосы деревьев.
В высокой, кое-где прямо по пояс, траве наверняка стрекотали цикады. Столешникову даже казалось, что звуки их металлической песни проникают сквозь плотно закрытые стекла. В бесконечно высоком, без единого облачка, небе лениво кружился ястреб. Даже лиса как-то показалась сбоку, мазнула неярким рыжим пятном и пропала – спряталась.
– А вон там наши виноградники! – довольно пророкотал Сережа, кивнув вбок.
Юра послушно посмотрел. Подвязанные лозы ровными невысокими дорожками разбегались от асфальта в холмы. Он все же не удержался, нажал на плавный спуск стекла.
Юг, словно ждал, ворвался внутрь, ярким многоголосьем. Жарко и сочно пахнуло травой, чуть горьковатый привкус миндаля свежей струей разбавил древесный запах лозы и сладко-тяжелый аромат разнотравья. А потом запахло морем. Столешников почувствовал его прямо на губах и невольно улыбнулся с какой-то детской радостью.
Захотелось вдруг высунуться из машины, раскинув руки и заорать какую-то ерунду, просто так, потому что красиво, солнечно, привольно…
Столешников поднял стекло, извинившись. Лариса не ответила, занятая своими мыслями. Сережа, глянув в зеркало, подмигнул.
Кураж прошел. Стройные шеренги пирамидальных тополей, делавших местные просторы похожими на Испанию, теперь просто проносились мимо. Может, и стоило подурить? Кто знает…
Город они объехали, стараясь не нырять в узкие улочки окраин, явно направляясь сразу к стадиону. Начало трясти, ощутимо показывая различие федеральных и муниципальных трасс. Не привыкать, где только автобусы со «Спартаком» также вот не подкидывало. Главное не это, главное ждало впереди.
Когда же оно, это главное, наконец-то появилось в поле зрения, Столешников присвистнул: на фото все выглядело жизнерадостней.
Чему удивляешься, Юра? Это тебе не премьерка, это ФНЛ, и в ней как повезет. Вон «Оренбург», на что молодцы, и? Никто им стадиона не сделает, как бы ребята не старались… Или «Химки» те же. Прорвемся, все с такого начинали, и он начнет, не страшно. Лишь бы газон был нормальный… ну да, лишь бы газон.
Они остановились.
– Багаж в гостиницу отвезу, сразу в номер, – Сережа обернулся, – не переживайте. Взять что-то нужно из него?
Столешников мотнул головой. Документы и деньги с собой, что ему в первый день понадобится? Прищурился, поднеся ладонь к глазам. Ох и солнце… А очки треснули, уже проверил.
– Тогда пойдемте, – Лариса обернулась к нему, – а очки купите в гостинице. У нас они нужны.
И пошла вперед, высокая, тонкая, какая-то неудержимая и плавная одновременно.
Столешников поймал себя на мысли, что президент клуба ему нравилась. Взгляд не прятала, смотрела прямо, и не было в ее глазах никакого заискивания перед заезжей звездой и любопытной жалости, к которой он успел привыкнуть за последнее время. Нет, хороший был взгляд у президента его клуба. Надо же, он уже мысленно называл этот клуб своим. А с таким настроем отказываться и просто слетать уже тяжело. Надо идти.
– Ритуал? – поинтересовалась Лариса.
– Что? – Столешников, открыв дверь, покосился недоуменно.
– Ну… многие футболисты со своими ритуалами. Посидеть перед игрой, монетку у судьи выцыганить, еще что-то. Вдруг вы всегда ждете, прежде чем выйти?
Смеется? Вроде не похоже.
Столешников шагнул из прохладного салона, шагнул навстречу новому себе, понимая, что никуда сегодня не полетит. И завтра тоже. Характер такой, Валдис даже лучше его знает, потому и отправил Юру сюда. Хорошо.
Сережа тронулся сразу, как щелкнула дверь. Столешников оглянулся вслед отъезжающей машине и почему-то подумал про детство и рано ушедшую маму. Эй, мужик, ты чего? Вот он, твой настоящий шанс, неказистый и недавно латанный… Пусть и не особо красиво. И что? Главное – газон, сам же знаешь. Вперед!
Он поискал глазами Лару. Она ждала чуть поодаль, на дорожке, уходящей вбок от центрального входа. С противоположной стороны к ним приближался кто-то, отчаянно жестикулируя. Лара повернулась к подошедшему, и тот торопливо и крайне озабоченно начал объяснять ей что-то приглушенным голосом.
Столешников, устав ждать окончания делового разговора, двинулся к ним. Как оказалось, вовремя. Госпожа президент, хоть и слушала внимательно, явно притомилась:
– Как по готовности?
Обернулась к подошедшему Столешникову, тонкое лицо дернулось. Кивнула:
– Семен Смолин, директор команды.