— Мгвхвх…
— Бергштейн, у тебя из носа кровь идет. — лениво замечает Синицына: — возьми у меня в сумке салфетки, уймись уже.
— Лиля! Ты мне сейчас весь купальник изгваздаешь! Слезай с меня!
— Мм… сейчас! — Лиля запрокидывает голову, пытается унять кровотечение салфетками. Встает со спины Маши и та — переворачивается на спину, глядит как Бергштейн ходит по песочку, задрав голову и вставив в ноздри маленькие турундочки, скрученные из салфеток.
— И это мне тоже непонятно. — говорит Синицына: — можно же прямо сказать. Обычно она все прямо говорит, а тут…
— Ты о чем? — переспрашивает ее Маша.
— Да так. О, смотри, школьники тоже купаться пошли и с ними этот ваш тренер. Хм. — она сдвигает очки на нос: — а фигура у него ничего так.
— Он между прочим занят. Твоей же коллегой. Забыла? — Маша берет тюбик с кремом: — я плечи помажу, Юль?
— Что? Да, конечно. — кивает та.
— Стоять! — Лиля вырывает тюбик из рук у Маши, она выглядит очень смешно с торчащими из носу белыми клочками от салфеток: — я сама тебя намажу! Пусть кровью вся изойду, но намажу!
— Звучит страшновато, — говорит Маша: — ты меня пугаешь. Юля, что не так с этой вашей Бергштейн?
— Хотела бы я знать, Маша. Хотела бы я знать…
Глава 16
Глава 16
— Знаешь а мне так даже больше нравится, чем в поход ходить, — говорит Лиза Нарышкина, когда рядом с ней на песочек плюхается улыбающаяся Инна Коломиец: — сейчас бы таскались по лесу с рюкзаками за спиной, потели бы, комары нас ели… а тут — лежим на песочке и отдыхаем. Видела, какая фигура у Виктора Борисовича?
— Нарышкина, а ты упертая. — Инна переворачивается на спину и щурится на солнце в зените: — вот просто так не сдаешься, а? Он же тебе русским языком сказал — отстань от меня, хотя бы на три года.
— Ну… вообще-то у Борисенко тоже фигура ничего, как для мальчика. Руки у него такие, с мускулами. Небось представляешь, как он тебя руками этими в темном коридорчике зажимает, а? — хмыкает Лиза, заворачиваясь в большое пляжное полотенце.
— Ваша лошадь тихо скачет, Боярыня Нарышкина. — отвечает ей Инна, приподнимаясь на локтях и вглядываясь в купающихся девушек и парней: — я давно уже по Артуру Борисенко не сохну.
— Значит все-таки сохла. — заключает Лиза.
— Сохла. — соглашается с ней Инна: — но после того, как он у Ксюши книжки попросил — как отшептало. Не знаю почему. Может быть, у меня в подсознании образ идеального мужчины книжек не читает. И вообще не сильно интеллигентный. Вот пока он Лермонтовича поколачивал и вообще такой отстраненный хулиган весь из себя был — он мне нравился. Профиль лица такой, как будто со страниц книжки сошел, говорит мало, всегда готов к насилию… вот такое мне нравится. А он оказывается ботаник, книжки читает…
— Странная ты, Ин. — говорит Лиза: — чем тебе умные парни не угодили? Вон, Лешка Горвинек даже ракетостроением увлекается и стихи пишет. И на тебя глядит постоянно, вот ты только отвернешься, так он на тебя глядит. Умные парни это круто.
— Но не ботаники. — качает головой Инна: — чего, пошли снова купаться? Я только согреюсь немного и…
— Водичка как парное молоко! — рядом с ними садится Яна Баринова: — теплая-теплая!
— Это точно. — кивает Инна и смотрит в сторону озера: — Ксюшу из воды теперь не вытянуть, она вообще никогда не вылезает. До последнего будет плескаться, уже и губы синие, а все равно…
— Ого! — Яна поворачивает голову и понижает голос до шепота: — а вы видели какой купальник на Ирии Гай⁈ Даже меньше, чем на мне в тот раз, в бассейне!
— Канеш. — задирает подбородок Лиза: — я ж говорила, такое сейчас в моде. Мини-бикини называется.
— Это у нее не мини-бикини, а микро-бикини какое-то. — говорит Инна: — все парни вокруг на нее слюни пускают, отвратительно. Мне кажется, что если бы она тут голой ходила — и то не так сильно внимание привлекала бы…
— Ты ее голой не видела. — вздыхает Лиза: — а у меня на сетчатке глаза это выжжено. Как она стоит на лестничной клетке и с Витей целуется, а с нее простыня спадает вниз, как занавес в Большом Театре. Нееет, наши пацаны такого зрелища бы не пережили. Меня вот только то утешает, что через три года у нее сиськи отвиснут и морщинки появятся…
— Вряд ли через три года у нее морщинки появятся, да и грудь у нее не такая большая чтобы…
— Инна! Ты вообще на чьей стороне⁈
— Точно отвиснут. Будут как сморщенные мешочки старухи Изергиль. И вся она сморщится и будет как изюм. — тут же соглашается с ней Инна: — ужас просто что с людьми время делает. А ты только расцветать будешь, Боярыня.
— А мне она нравится. — говорит Яна: — а чего? Видели как она плавает? Как дельфин, ей-богу! Я ни разу не видела, чтобы на обычном озере «баттерфляем» плавали!
— Хватит уже про Лилю Бергштейн говорить. — морщится Лиза: — лучше давайте подумаем, что вечером делать будем. Виктор Борисович же нас к себе приглашал после отбоя.
— Лизка! Никого он не приглашал! Он сказал, чтобы мы в автобусе не бухали, а приберегли выпивку для вечера! Чтобы подушки в Икарусе не заблевали! Только такая долбанутая как ты могла решить, что это — романтическое предложение!
— Знаешь, Ин, вот ты как Фома Неверующий. Как люди, которые не верят в прогресс. В то, что возможны самолеты. Человек испокон веков мечтал летать, а такие ретрограды как ты за одну мысль об этом на костре сжигали. — Лиза складывает руки на груди: — он же сказал «приберегите для вечера»! Что это значит, а? Вот что по-твоему слово «вечер» обозначать может?
— Вечернее время суток? — предполагает Яна.
— Вот именно! Спасибо, Барыня, ты подмечаешь очевидное. Вечер! Приберегите для вечера! Значит он — хочет выпить с нами в неформальной обстановке. А где еще он смог бы такое сделать, а? В городе у него квартира коммунальная, негде. А летний лагерь как раз для такого и создан.
— Я к Виктору Борисовичу в окно не полезу. — говорит Яна: — мне еще за прошлый раз стыдно. Он хороший человек и преподаватель, а мы с водкой к нему в окно лезть будем?
— Во-первых не с водкой, а с ликером «Амаретто», который черемухой пахнет. — говорит Лиза: — а во-вторых…
— И с бутылкой самогона от Ксюхиного отчима. — хмыкает Инна: — то-то он обрадуется, когда нас увидит…
— А во-вторых, ты мне подруга или как⁈ — Лиза садится на песок, скрещивая ноги под собой и глядя на Яну строгим взглядом.
— Платон мне друг, но истина дороже. — отзывается Яна: — конечно я твоя подруга. На то и нужны подруги, чтобы отговорить свою подругу от такой дурацкой затеи. Я даже не знаю, чего больше тут нужно бояться — что не получится ничего или же что все получится. Мало того, что в этом лагере в прошлом году Добрая Вожатая была, так мы сейчас своими руками создадим легенду о Добром Физруке? Не, спасибо. Я с мамой насчет всего этого секса говорила, и она сказала, что первый раз нужно чтобы с любимым человеком. А я еще и не любила никого… нравился мне один мальчик, но то еще в детском садике было…
— Ничего не знаю. — мотает головой Лиза: — вечером после отбоя берем выпивку и лезем в окно к Вите. Он нас не прогонит… не должен прогнать.
— А чего ж ты тогда тут сидишь на песочке, да еще и полотенцем прикрылась? — прищуривается Инна: — почему не выгибаешься на мокром песочке в новеньком болгарском купальнике? Да еще и красного цвета. Я думала ты там будешь фланировать туда и сюда под бдительным взглядом нашего физрука, а то и утонуть попытаешься, чтобы он тебя спас и дыхание изо рта в рот делал…
— А это неплохая идея. — бормочет Лиза себе под нос и качает головой: — но пока тут Лиля Бергштейн в своем купальнике, я с себя полотенце не сниму.
— Понятно. — прищуривается Инна: — не хочешь чтобы тебя с ней сравнивали.
— Ты чего, Лиза. Ты же красивая! И все у тебя на месте. — тут же говорит Яна: — вот все прямо. Мальчики за тобой ходят опять-таки… пошли купаться.
— Ей нужна любовь не мальчика, но мужа. — говорит Инна и потягивается: — ну вы как знаете, а я пошла еще разок окунусь. Пока лето длится — нужно наслаждаться каникулами! Барыня, пошли!
— Ага. Сейчас. — Яна смотрит вслед Инне, которая легко вскочила на ноги и убежала вперед, с размаха нырнула в озеро и поплыла.
— Какие у Инны ноги длинные. — говорит Яна: — и вообще, Лиза, хватит себя сравнивать с Лилей. Она же Ирия Гай, ты что хотела? Вот представь себе что никто бы твоего Виктора Борисовича не любил и не ценил, что тогда?
— Тогда он был бы мой.
— Вон и Лермонтович может твоим быть. Тебе Виктор Борисович только потому и нравится что он популярный и…
— Ой, завались, Барыня. Я его еще тогда полюбила, когда у него ни Лили ни команды волейбольной не было. Когда его эта прошмондовка Анжела бросила. — Лиза кутается в пляжное полотенце так, как будто она мерзнет, хотя на небе ни облачка и солнце припекает будь здоров.
— Прошмондовка. — Яна катает слово на языке: — какая ты злая, Лиза. Хорошо хоть про Лилю так не говоришь.
— Она ж моя соседка. Я ее давно знаю. — отзывается Лиза: — хорошая она. Даже слишком. Раньше я ревновала, а теперь — нет. Она будет мне как старшая сестра, а я буду у них младшей женой.
— Права Инна, упертая ты. — Яна встает: — ну так что? Пошли купаться? Вон, твоя Лиля уже тоже в полотенце закуталась, так что можешь и явить свои телеса миру и городу.
— Вредная ты, Барыня…
— Удивительно, как ты решила в этом году с нами ехать. — говорит Маргарита Артуровна, сидя на разложенном шезлонге и поглядывая в сторону купающихся.
— Да? — говорит Альбина вслух, просто чтобы что-нибудь сказать. Она могла бы ответить Рите что удивительно не это, а то что Рита купальник надела, что вообще в гардеробе у Риты есть купальник и что внутри своего серого пиджака она все еще женщина. Но вслух она ничего такого не говорит. Она выдавливает на ладонь немного крема и аккуратно распределяет его по телу, поглядывая в сторону лежащих неподалеку девушек из волейбольной команды. Если бы не они, то она бы обязательно попросила этого несносного Витьку «намазать ей спинку», но сейчас это вряд ли возможно. Обычно это вызывает дрожь в коленях, сухость в рту и прочие признаки потрясенного самца, но не в этом случае. Альбина умела оценивать себя и окружающих и гордилась тем, что делает это относительно трезво.