— Да что ты брешешь! — не выдерживает Володя Лермонтович: — в блокаду голодно было, но хлеб-то давали всем!
— Пфф… — фыркает новый знакомец: — ничего ты не знаешь. Голод не тетка.
— Советский человек никогда советского человека есть не будет. — убежденно говорит Володя.
— А если капиталиста? — прищуривается новый знакомец: — буржуя какого? Угнетателя рабочих масс? Тогда может?
— Ну…
— И потом девочка была маленькой. Она может и не понимала, что такое «советский человек», но очень хотела есть. И съела. Сперва родителей, что помогло ей продержаться некоторое время, а потом ее эвакуировали, а она тут школьников съела и тетю Зину-повариху. А жила она в том самом Старом Корпусе… говорят тела школьников и тети Зины до сих пор не нашли. Но по ночам слышат оттуда стоны и умоляющие голоса, которые просят вернуть их мясо…
— Тьфу ты! — говорит Никита и отодвигается от нового знакомца: — ты чего баки нам заливаешь? Мне уже один из ваших рассказывал, что там раньше туберкулезный барак был и детей, которые безнадежно больные туда отправляли. И что по ночам они там ходят и просят их вылечить, маму зовут.
— В любом случае в Старый Корпус лучше не ходить. — заключает Женька: — и потом, да, так и есть. Сперва там был туберкулезный санаторий, а во время войны сюда Таню-людоедку привезли.
— Не верю я ни в каких призраков. — говорит Володя и сплевывает сквозь зубы на песок: — нету призраков никаких, чушь это все. Старые бабки придумали, а вы все боитесь. Я вот в это верю. — и он с чувством собственного превосходства вынимает из кармана гранату, чувствуя как ее тяжелый, рубчатый корпус холодит руку.
— Ни хрена себе! — присвистывает паренек с соломенными волосами: — а ну дай позырить!
— Но, но. Руки прочь. — Володя убирает гранату в карман: — видал? Да нам на любого призрака плевать. Разлет осколков до двухсот метров, вот! — конечно же он не собирается говорить новому знакомому что это только муляж с учебно-тренировочным запалом. Пусть впечатлится.
— Ни хрена себе. — повторяет паренек: — ну вы даете, городские. А давайте сегодня туда сходим? Если с гранатой, то не страшно!
— Да как-то…
— Только не говори, что ты зассал, у тебя же граната есть!
— Я зассал? Да ты сам зассал! После отбоя встречаемся у третьего корпуса!
— Идет!
— Здравствуйте. — Виктор постучал костяшками пальцев в дверь: — есть кто дома?
— Входите! — звучит голос изнутри. Виктор толкает дверь и попадает внутрь отдельного домика заведующего детским-оздоровительным лагерем «Орленок». Внутри довольно уютно, даже ковер на стене висит, на тумбочке стоит цветной телевизор, а на подоконнике у окна — несколько горшков с цветами. Анатолий Сергеевич стоит с лейкой у подоконника и глядит на вошедшего опустив голову и сдвинув очки на кончик носа, так чтобы смотреть поверх очков.
— А, Виктор! — говорит он, откладывая лейку: — что-то случилось? Рановато ты пришел, коньяк только после отбоя будет, мне еще вечернюю линейку закрывать.
— Да нет. — качает головой Виктор: — я уточнить хотел насчет шезлонгов, их складывать и сдавать или пусть так и останутся на пляже? Дождь может быть…
— Пусть так и стоят. — говорит заведующий: — по прогнозам никакого дождя не будет, чего таскаться будете. Да и попадут под дождь не беда. Как обед прошел?
— Все отлично. Спасибо, все вкусно было.
— Это же не наша кухня, вам с Комбината везли. — улыбается его собеседник.
— А я спросить хотел, Анатолий Сергеевич, почему у вас так пусто в первую смену. Неужели это из-за слухов о… Доброй Вожатой?
— И вы туда же, Виктор. — морщится заведующий: — ну садитесь, чаю вам налью. Развею так сказать туман заблуждения… не было никакой Доброй Вожатой. Все это слухи.
— Так я и думал. — кивает Виктор: — как-то… нереалистично звучало. Какая девушка…
— Погоди-ка. Тебе с лимоном и сахаром или молоком закрасить? — спрашивает заведующий: — у меня тут вон, пряники есть. Садись, почаевничаем. Обед прошел, ужин впереди, как раз файф-о-клок получается.
— Вы наверное общий язык с Альбиной Николаевной нашли бы. — с уважением произносит Виктор: — тоже человек куртуазный.
— Ай, бросьте. Значит с лимоном… — он споро заваривает чай и бросает в чашку ломтик лимона. Пододвигает к Виктору сахарницу и тарелку с пряниками. Сам садится напротив и наливает себе черного чаю. Некоторое время молчит, пожевывая губу. Виктор так же молча — кладет себе две ложки сахара и помешивает все, глядя на собеседника. Если молчит — значит так надо. Пусть соберется с мыслями.
— В общем не было никакой Доброй Вожатой. — сказал наконец заведующий: — девочка которая все это затеяла вовсе не вожатая была. Старшеклассница из пятого отряда. Вроде из благополучной семьи. Да и все совсем наоборот случилось. — он вздыхает.
— Наоборот? Это как?
— У нас вожатый был. Красивый парень и рослый, вот как ты, Вить. И молодой тоже. Кстати — физкультурник. Борисом звать. И была в пятом отряде девушка по имени Снежана, с такими же глазами, вот как эта пигалица что с утра к тебе прибежала со своим купальником болгарским, красного цвета. — говорит заведующий и отхлебывает крепкого чаю, жмурится и головой качает: — да еще и подружки у нее все в лагере оказались и в одном отряде. Восемь человек в палате, понимаешь, восемь девчонок, все старшеклассницы, кроме Дианы Востриковой. И как-то они все рядом с ним крутились, да ты не подумай ничего, нормальный парень был этот Борька, ничего такого, холостой правда, но все же ничего такого себе не позволял. Даже в деревню ближайшую по девкам да за выпивкой не ходил, комсомолец, все такое. Я тогда не был здесь заведующим, в вожатых тоже ходил. А потом подошло время, когда у Бориса день рождения, ну он как обычно перед сном корпуса свои проверяет. Знаешь, да вечернюю поверку, когда воспитанники стоят у своих коек в пижамах, зубы почистили, ноги помыли, к отбою готовы…
— Представляю. — кивает Виктор. С отбоем в лагерях было строго, потому что по ночам дети могли всякую дичь творить и желательно было их еще днем до такой степени утомить, чтобы с ног валились. Именно поэтому он и настоял на том, чтобы все купались пока купается, пока солнце высоко стоит, ничто так не выматывает как купание. Сегодня вечером все будут спать как убитые. Правда и это не всегда помогало, молодость прерывала все барьеры. Особенно в этом молодые девушки хороши, как не странно. Парни давно спать будут, а у этих самый джаз только начинается. Но формально нужно хотя бы в наличии всех на местах при отбое удостоверится.
— Ну вот, — говорит заведующий: — он к ним в палату заходит, а они как солдаты стоят в ночнушках, каждая у своей койки в ряд. И хором такие, дескать поздравляем вас, Борис Викторович с днем рождения, дарим вам подарок, выбирайте.
— Выбирайте?
— И ночнушки задирают. А под ночнушками ничего. Вот так.
— И он?
— Не. Ну ты что. Нет конечно. Нет. Все-таки комсомолец. Развернулся и ушел. Убежал прямо-таки.
— Молодец. Кремень. — говорит Виктор, про себя подумав что проверять расположение квартета Нарышкиной совершенно точно не будет.
— Молодец-то молодец. — вздыхает заведующий: — да вот только девчонки попались… целеустремленные и упертые. Раздобыли где-то вина, выпили, раздухарились и этой же ночью к нему в комнату залезли. Да еще сперва привязали его к кровати, пока спал…
— Серьезно? — не верит Виктор.
— Сам своими глазами видел — с утра к нему зашел, а от него одна бледная тень осталась, заездили паренька до полусмерти, а такой молодой был… — заведующий качает головой: — говорят в шаге от смерти был. Когда страсть, да еще молодая, да еще перед друг дружкой хвастались, выпимши… видел бы ты какие у него синяки по всему телу были. Ужас. Как под каток парень попал.
— … пожалуй, что так. — Виктор мысленно моделирует ситуацию с квартетом Нарышкиной и, к своему ужасу, не находит ничего, чтобы помешало Лизе с подругами осуществить такую же операцию. Короткий анализ приводит к неутешительным выводам — он тоже может до утра не дотянуть. Чтобы быть выносливым в этом самом смысле — нужно этим самым и заниматься, а у него с момента попадания сюда ничего и не было. Так что… заездят, как пить дать заездят. И… с одной стороны конечно все это неправильно, а с другой что-то так и тянет дверь не запирать…
— Вот если бы он умер… — говорит заведующий: — какая смерть была бы…
— Это да, — еще раз соглашается Виктор: — легендарная смерть. А что с ним случилось-то?
— Что случилось? Да женился он на Снежане, второй ребенок на подходе. Сперва его сажать хотели, да выяснилось, что понесла девка. Так что заявление никто писать не стал, все замяли. Да только он теперь в лагеря ни ногой. Да и Снежана его не отпустит. Лет десять назад это было, да. Я тогда тоже вожатым был, все помню.
— Понятно. А в прошлом году что было? — спрашивает Виктор: — если вы заведующим тогда не были?
— Не знаю. — пожимает плечами Анатолий Сергеевич: — слухи ходят конечно, но я уже директором сельской школы лет пять как работаю. В этом году попросили вместе отпуска сюда выйти, я вышел. По факту тут только воспитанники сбежали и все.
— Сбежали?
— В прошлом году сюда на третий сезон ребята из детского дома заехали. А среди них было парочка пацанов, которые уже на «малолетке» побывали. — говорит заведующий: — то есть в колонии сидели. Сам понимаешь, в колонию несовершеннолетних за чих собачий не сажают. И вот они-то и дали деру.
— Но зачем? — не понимает Виктор: — они же уже не в колонии.
— А кто поймет логику мелкого звереныша? — пожимает плечами заведующий: — сдернули и сдернули. Потом правда тоже начали страшилки по лагерю ходить, дескать их маньяк убил в Старом Корпусе и съел. Но это все бредни, сам знаешь как такие слухи рождаются.
— Это точно. Ну ладно. Спасибо за чай. Узнал много нового. — говорит Виктор, вставая.
— Ты со своими поаккуратнее там. — напутствует его заведующий: — сам видишь, что бывает… нам мужикам нужно вместе тут держаться.