— Вот наверное Танька себе такую в подвал и поставила. Наверное, после выхода из тюрьмы сперва на мясокомбинат устроилась, чтобы кровь пить и мясо сырое есть, а потом поняла что лучше пионерского мяса ничего нету, взяла с собой мясорубку с работы и вернулась сюда. Вот в прошлом году и вернулась. — убежденно говорит Дюша: — почти пришли уже.
Глава 20
Глава 20
Конечно же Виктор знал, как именно нужно поступать в таких случаях, начиная с того, что «необходимо поставить в известность руководстве летнего лагеря» и вплоть до того, что нужно в милицию звонить. Однако он принял решение пока поискать самому… для начала, потому что если поставить в известность руководство лагеря, а именно — Анатолия Сергеевича, то тут полноценный «Лиза Алерт» развернется, весь лагерь на уши поднимут, а по такому факту непременно потом последствия будут как для самого Лермонтовича, так и для его приятеля. Родителей в школу вызовут, а если у пацана и правда с собой боевая граната — то и на учет поставят. И потом — непонятно как она у него оказалась, если он украл что с воинских складов, то парню еще и срок грозить будет. Посадить вряд ли посадят, но уж нервы потреплют. С такого вот небольшого факта вся жизнь потом под откос может пойти… так что он решил что не будет пока шум поднимать, тем более что этот Старый Корпус не так и далеко, судя по Лизиным словам, километра два примерно. Вот если он не найдет там Володю и Никиту, а по возвращению в лагерь узнает, что их все еще нет… ну вот тогда, можно тревогу поднимать.
А пока… рано еще. Ну ушли два пацана в ночь к Старому Корпусу парочку лагерных страшилок проверить про Черную Руку и Зеленую Простыню, что там еще? Гробик на колесиках и пирожки с начинкой из человеческого мяса. Все такие вот страшилки примерно одинаковы и целью имеют исключительно нервы на ночь глядя пощекотать, да потом проверку смелости устроить — а слабо, например на кладбище сходить? В нашем случае — до Старого Корпуса.
Он прибавляет шаг, освещая себе дорогу фонариком. Оборачивается на легкий шорох. Позади него вышагивает Лиля Бергштейн с совершенно невозмутимым видом.
— А ты чего тут делаешь? — говорит он и вздыхает. Посылать ее назад уже поздно, да у нее и фонаря нету, заблудится еще. Больше всего его волнует тот факт, что он не чувствовал ее присутствия и не слышал, как она за ним шла, хотя обычно человек, который идет сперва по дорожке, усыпанной гравием, а потом — по лесу — изрядно шума издает.
— Мне интересно. — говорит она: — ты ж девчонок специально переодеваться и за фонарями отправил, чтобы самому быстро до Старого Корпуса сбегать?
— Умная. Недооценивал я тебя. — качает головой Виктор: — не проведешь тебя на мякине, Бергштейн. Ладно, только под ноги смотри и… ай, да чего я тебе говорю. Ты по лесу лучше меня идешь, вон как двигаешься, ни одна ветка не хрустнула.
— Я в Кёнике вместе с дядей по лесам ходила. — говорит Лиля: — раскопки вели. Там полно мест где раньше бои шли, он меня с собой брал. Так что ходить по лесу я привычная. И копать, если что.
— Надеюсь, что это умение тебе сегодня не пригодится. — сухо говорит замечает Виктор: — а что остальные? Тоже за тобой рванули?
— Не. Они переодеваются и организовываются. Фонарики ищут. Заняты в общем. А я через окно и сюда. — говорит она. Виктор не видит ее лица, но готов поставить на кон свою зарплату за пять месяцев, что она — улыбается.
— Ладно. — смиряется он с неизбежным: — пошли скорей, пока там Рита шуму не подняла. Наверняка ничего страшного, просто мальчишки решили проверку смелости устроить. Если есть заброшенное здание неподалеку от лагеря, то про него дети кучу страшилок придумают. Тем более что в прошлом году двое мальчишек пропали.
— Пропали? — переспрашивает Лиля, легко перепрыгивая через поваленное деревце.
— Заведующий считает, что убежали. Одни сироты были, из детдома, да еще в колонии побывал один из них. Полагает что они убежали… но ты же знаешь как дети на такое реагируют.
— Не знаю. — отзывается девушка: — у меня детей пока не было. Но у нас в команде девчонки обязательно что-нибудь бы придумали. Кроме Юльки. Потому что Юлька серьезная и…
— Да? Серьезная? По ней видно. Действительно, вашу Юлю с толку страшилками не собьешь… — Виктор оглядывается, потому что Лиля замолчала как-то совсем внезапно. Вот только что за спиной шла, тараторила как обычно и замолчала. Луч фонарика скользит по темным стволам деревьев, выхватывая причудливые силуэты и тени, образованные ветками и корягами…
— Лиля? Бергштейн? — повышает голос Виктор: — ты где? — никто не отзывается, и Виктор поневоле чувствует, как по спине пробегают мурашки. Как так возможно вообще? Вот только что рядом шел человек, говорил, улыбался и в следующую секунду — нет его.
— Лиля! Это ты так шуточки шутишь? Прекрати немедленно, нам еще мальчиков искать! — говорит Виктор, понимая, что это чушь. Ну не стала бы Лиля от него в лесу прятаться… может быть если бы они развлекаться пошли или там просто в поход, но если речь шла о чем-то серьезном, вот как сейчас — не стала бы. Не такая она. На первый взгляд Бергштейн взбалмошная и без царя в голове, но как дело до серьезных вещей доходит — она еще никого ни разу не подвела. Так что мысль о том, что она упала на землю, накрылась немаркой и небликующей тканью как ниндзя и лежит, хихикает над ним — мгновенно пропала.
— Лиля! — он поворачивается и идет назад, поводя лучом фонарика по сторонам. Может по следам поймет? Он не следопыт, но вот же то самое поваленное деревце, которое он обошел, а она — перепрыгнула… и вот на земле след, который она оставила приземлившись. Пусть даже она легкая как пушинка, все равно она должна след оставлять.
Луч фонаря скользит дальше, заросли травы, какие-то цветы, усыпавшие длинные стебли…
— … ! — кажется он что-то слышит. Виктор раздвигает траву, почва скользит под его ногами и он — падает назад, чтобы удержаться. Прямо перед ним луч фонаря выхватывает темный провал в земле, со всех сторон обрамленный высокой травой, а потому его не увидишь, даже если рядом стоять будешь…
— Витька! — наконец слышит он голос из провала. Опускается на колени и аккуратно подползает к краю провала. Светит туда фонарем. Луч выхватывает из темноты щурящуюся на свет физиономию Лили внизу. Он вздыхает с облегчением и тут же — беспокоится. Какая тут высота? Два метра? Три?
— Ты как⁈ — кричит он: — не ушиблась? Что болит? Как ноги? Руки? Голова?
— Все в порядке! — отзывается Лиля и машет рукой: — сейчас выберусь. Я как наступила в сторону, так и упала и… ой! — она хватается за ногу и оседает вниз: — кажется я лодыжку подвернула.
— Вот черт. — говорит Виктор. Осматривает себя. Хорошо, что он сегодня в обычных штанах, потому что тренировочные водой облил на пляже. Обычные серые штаны — это ремень. Хороший, кожаный, прочный ремень. И длинный. Да и сами штаны тоже как веревка сойдут. Если бы не ее лодыжка, она бы и сама выбралась, в конце концов «совершенно гладких стен не бывает». Но лодыжка…
— Как я играть буду? — огорчается Лиля, сидя на дне ямы и разглядывая свою ногу: — у нас же матч в субботу!
— Нашла чему огорчаться. — ворчит Виктор, оценивая ситуацию. А ситуация аховая. Во-первых, края ямы мягкие и могут осыпаться. Трава на краю заглушает звуки, так что можно рядом пройти и не услышать. Достаточно длинной веревки, чтобы обвязать Лилю и вытащить ее — у него нет. Импровизированная веревка из штанов и ремня — может не выдержать. Она легкая, но все же не пушинка, килограмм сорок-то в ней точно есть, а то и пятьдесят. А если склон обвалится, то они там вдвоем окажутся и не факт, что их найдут быстро. Или вообще найдут. Самый правильный способ — отметить местоположение ямы и вернуться в лагерь, собрать помощь, взять нормальную веревку и уже тогда вытащить ее.
— Ты только меня не бросай, ладно? — говорит Лиля, задрав голову: — а то мне страшно.
— Тебе и страшно? Такое бывает? — говорит Виктор, расстегивая ремень и вытаскивая его из брюк: — разве Железная Кайзер чего-то может боятся?
— Одной остаться. — просто признается Лиля: — мне одной всегда страшно, потому я хомяка дома завела. Когда он где-то шебуршится, я слышу и мне спокойнее становится. Я хотела с кем-нибудь жить, но парни приставать начинают, а девушки не хотят со мной жить. Так что я с Владимиром Ильичем живу.
— Ну ты даешь, Бергштейн. Ладно, давай так попробуем… я сейчас спущу то, что можно назвать веревкой и…
— Я выберусь, я сильная, ты не переживай. — говорит Лиля: — если бы не нога, я бы и так выбралась. Да, наверное, даже с лодыжкой выбраться могу, но боюсь ее еще больше повредить, у нас же в субботу матч.
— Точно. Матч в субботу. И… на вот. Держись. — он опускает вниз импровизированную веревку. Сильно жалеет что рядом нет удобного ствола дерева, за которое можно было хотя бы держаться, если длины веревки не хватает.
— Держу! — отзывается снизу Лиля: — ты — держишь? Я поднимаюсь!
— Тоже держу. — свернутые в жгут серые брюки вздрагивают у него в руке. На удивление, Лиля совсем почти ничего не весит… или ему это кажется?
— Никогда я так не падала… — над краем ямы появляется лицо Лили и она — хватается за его руку, выползает на траву и падает рядом.
— Как твоя нога? — беспокоится Виктор, наклоняясь над ней.
— Болит. — признается Лиля: — но терпимо. Главное больше ее не повредить, а то меня Юлька убьет потом. Такая возможность скажет, Бергштейн, а ты… и убьет. А я молодая, пожить бы еще немного.
— Дай-ка осмотрю. — Виктор аккуратно расшнуровывает кроссовок на левой ноге и приспускает носок. Лиля морщится от боли.
— Опухает. — говорит он, потрогав голеностоп: — но вроде ничего страшного. Нужно лед приложить и ногу в покое оставить. Встать сможешь? Хотя, давай я тебя лучше на себе поволоку.
— Как принцессу?
— Как принцессу. — соглашается Виктор: — но лучше на спине.
— В-виктор Борисович! — раздается голос откуда-то сбоку. Виктор поднимает голову.