— Так точно капитан! Юля, лови бутылку!
— Я, конечно, понимаю, что у вас в команде ритуал такой — бутылками кидаться, но зачем же в голову стараться попасть?
— Не ной, Синицына. — Маша выпрямляется и взмахивает полотенцем, перетягивает им себя вокруг талии, сразу становясь похожей на картину Эжена Делакруа «Свобода на баррикадах». Оглядывается по сторонам и упирает руки в бока.
— Мы сегодня победили. — говорит она: — заставили их нас уважать. Понимаете? Синицына — красотка, хоть и змеюка. Как она им на нервах играла — любо-дорого! Жалко, что она и наши невры при этом не щадит конечно…
— Так у вас это не просто попытка покалечить меня, а жест признательности и поощрения? — Юля Синицына разглядывает бутылку с газировкой: — какие причудливые традиции. Но все впустую. С этого момента я больше не буду членом вашей команды, вы же понимаете? Ни я, ни Бергштейн больше не являемся игроками сборной. Нас собрали на один раз — сыграть товарищеский матч. Мы сыграли. Все. В следующий раз, когда мы встретимся на площадке — мы будем соперниками.
— Плевать. Сейчас ты — наша. Мы вместе прошли через все это. Вместе играли против «Крылышек». Так что раз и навсегда ты теперь с нами. Наша Юлька. Пей газировку, заслужила.
— Хм…
— Валя! Федосеева! И тебе тоже бутылку! Наташ?
— Сей момент сообразим! Одна газировка для Вали! Дюшес! — в воздухе мелькает летящая бутылка, которую одной рукой перехватывает Валя.
— Валя красотка. Не раз нас выручила. Да и Айгуле помогла с «Апогеем». Твои братья там, наверное, кипятком на трибунах писали.
— Не вытворили бы чего на радостях. — гудит Валя, «свернув» голову бутылке одним движением кисти: — я пойду сейчас их в чувство приводить, а то опять подерутся. В прошлый раз с «сырными» фанатами сцепились, у обоих по фингалу было…
— Сегодня-то им с кем драться? — поднимает бровь Маша: — разве что с «бортпроводниками» от «Крылышек».
— Я тебя уверяю, эти двое неприятностей себе на задницу найдут. — отвечает Валя: — на радостях, конечно. А куда ты хотела после пойти?
— Думала в ресторан позвать всех наших. А что? Пойдем? Соломон Рудольфович забронировал на всю команду… думал, что с горя, а получилось, что на радостях.
— Почему бы и нет? — говорит Валя, полотенце падает с ее мощного, округлого плеча, оголяя монументальную грудь, но она не обращает на это внимания: — вот только Серегу с Митяем в чувство приведу, чтобы не бурогозили. По сявке два раза каждому врежу и все — свободна как птица в полете. А потом можно и мяса жаренного поесть, вина красного опять-таки сейчас в самый раз. И чтобы килограммами и литрами все. Шашлык там, бифштекс, стейк… мясо в общем. — Валя прикусила губу: — ммм… жрать хочется как из пистолета.
— В «Плакучую Иву» пойдем, там для нас зал отдельный забронирован, так что и мясо будет и вино. — кивает Маша: — всем все ясно? Синицына, даже не вздумай отказываться, пойдешь с нами, поняла? А то можешь даже трусы свои не надевать, я тебя прямо тут отдеру…
— Шуточки связанные с сексуализированным насилием. — кивает Юля, замотав волосы полотенцем в белую чалму: — понятно. Малые однополые коллективы склонны сублимировать межличностную интеракцию путем нездоровой фиксации на таких элементах.
— Таак… кого еще не наградили? Ага! Папина дочка! Наташка! Бутылку в папину дочку!
— Так точно мой капитан!
— Вы так меня убьете! Обязательно в голову кидать⁈
— Саша Изьюрева — молодец. Красиво «Сопельку» провернула.
— Так не зачли же…
— Это уже не от тебя зависит. Сделано красиво, этого не отнять. А не зачли потому что мы уже и так разошлись на грани дозволенного, тут и Айгуля со своим «Апогеем» и Младшенькая со своим «Песочным Человечком»… в общем накопительный эффект сработал. — машет рукой Маша Волокитина: — а ты все равно молодец. Как там папа на трибунах?
— Не знаю. Переживаю, все ли с ним в порядке. Такая радость. — отвечает Саша Изьюрева, тиская свою бутылку с «Буратино»: — да как она открывается вообще…
— Дай сюда. — протягивает руку Валя Федосеева и одним движением кисти «сворачивает голову» бутылке с газировкой, обтирает края горлышка полотенцем и отдает обратно: — на вот.
— Спасибо, Валь. — кивает Саша: — Маша, а… мы в ресторан без Лили пойдем? Как-то неправильно это… она тоже старалась.
— Всему свое время. Таак… кто у нас остался? Ах, да! Маслова! Наташка — бутылку в Вазелинчика!
— Есть бутылку в Вазелинчика!
— Наташка! И ты туда же!
— Один «тархун» в Вазелинчика! Хорошо пошло!
— Ай! Ты специально так кинула⁈
— Маслова! — Маша упирает руки в бока, глядя на девушку свысока: — тоже молодец. Пару раз спасла нас.
— Да. Я молодец. — кивает Алена: — я совсем молодец. Благодаря мне мы и выиграли и вообще…
— Ноги у тебя слабые. Медленная как беременная улитка. У них Солодухина по площадке мечется, а ты рот открыла и гав ловишь. В общем есть куда расти, Вазелинчик.
— Эй!
— Но сегодня все равно молодец. Пей свой тархун. И… Маркова!
— Да?
— Себе тоже бутылку возьми.
— Так я и не выходила на площадку вообще…
— Ничего. Кабы вышла бы — показала бы всем этим неудачницам что значит Маркова на поле. Ты же у нас как последний стратегический резерв, Наташка. Если мы тебя на поле выпустим, то соперникам лучше сразу в штаны наделать и под одеяло заползти. Reserva estratégica, вот ты кто у нас. Все? И…
— Девчонки! — в раздевалку врывается шаровая молния с белой повязкой на голове: — все прикрытые? А то Витька стесняется зайти!
— Пусть заходит. — Маша разматывает полотенце с бедер и поднимает его повыше, прикрывая грудь и перестав быть «Свободой на баррикадах» кисти Эжена Делакруа: — а вообще он наш тренер и стесняться ему нечего. Он должен быть готов нас всяких видеть, что за чувствительность тут развел? Сиськи голой не видел?
— Ну… — Лиля останавливается и окидывает Машу задумчивым взглядом: — возможно он чего-то в тебе не разглядел еще… слушай, Маш, а я тебе говорила какая ты красивая в полотенце? А без полотенца?
— Сейчас у тебя снова кровь носом пойдет.
— Не пойдет, у меня там ватные турундочки.
— Тем хуже. Захлебнешься в своей же крови, ужасная смерть. Лучше скажи, тебя что — врачи отпустили или ты снова сбежала?
— Почему «снова»? Когда я от врачей сбегала?
— Да всегда.
— А ты откуда знаешь? Ай, ладно… Витька! Можешь входить, они тут свои телеса в полотенца замотали.
— Можно? Хорошо. — в раздевалку входит Виктор и обводит всех взглядом: — молодцы, девчата! Сейчас ко мне этот ваш Соломон Рудольфович подходил, сказал что столы в ресторане накрыты. Понимаю что устали, кто не захочет, можете идти отдыхать, там служебная машина от Комбината, отвезет куда захотите и…
— Все пойдут. — говорит Маша Волокитина: — мы команда. Все как один и все тут.
— … вот и хорошо. — кивает Виктор: — у Лили подозрение на легкое сотрясение, рекомендовали покой и тишину в ближайшие несколько дней…
— Зная ее — это вряд ли. — комментирует Алена Маслова: — Лилька и покой? Даже не смешно. Вить, а ты ее к батарее привязывать будешь?
— Что? Зачем?
— У меня такое впечатление создалось что она эту Железнову все равно в лоскуты порвет. — говорит Маслова: — так что ты бы за ней приглядел… она только на первый взгляд мягкая и пушистая…
— Сдалась мне эта Железнова. — вздергивает подбородок Лиля: — зачем она мне? Вовсе я не собиралась ее у гостиницы подкараулить с трубой, завернутой в газету, в немаркой одежде и с платком на лице. Думаю, еще ваты под плечи положить, чтобы показалось что мужчина…
— Тебе в обувь вату нужно положить. — советует ей Салчакова: — потому что иначе подумают, что это карлик напал.
— Ты лучше в лифчик ваты напихай. Тогда на тебя никто не подумает. — хмыкает Алена Маслова: — потому как большая грудь и ты несовместимы в головах людских.
— Как-то это совсем специфическое описание того, что ты «не собиралась» делать. — хмурится Виктор: — и правда придется тебя к батарее привязать на ночь.
— Какие у вас игры интересные. — замечает Салчакова: — а запасной состав не нужен? Мне как раз сегодня лучше домой не возвращаться.
— Нормальная у меня грудь. — говорит Лиля: — не у всех же такие бидоны должны быть как у Вали. И потом, Валя просто большая, вот и все. И… небольшие они даже лучше! Эстетичнее смотрятся.
— Размер имеет значение, малявка. — Валя Федосеева встает со своей скамейки и полотенце, обернутое вокруг ее груди окончательно разматывается, спадая вниз.
— Удивительно зрелище. — сухо комментирует Виктор: — и правда абсолютные сферы… Валя, у тебя полотенце упало.
— Я знаю. — отвечает Валя, не делая ни малейшей попытки прикрыться.
— В самом деле, тут полотенца из рук вон. — говорит Айгуля Салчакова, вставая со скамейки: — только встанешь, а они разматываются. Ужас. Ума не приложу что с этим делать, да. А ведь я скромная девушка из Средней Азии, для меня такое чревато моральными травмами.
— Айгуля… как твой тренер я могу сказать, что ты в отличной физической… кхм… форме. И формы у тебя тоже в отличной… форме. Формах. Да, формах. Если сформулировать не для проформы, но формально… о чем это я? О форме… формах… да. — бормочет Виктор, уставившись стеклянными глазами в одну точку и не моргая.
— Вы тут все сговорились, да? — Лиля оглядывается вокруг: — вы чего? Витька вон даже заговариваться стал!
— В общем-то стесняться и правда нечего. — говорит Маша Волокитина: — Валерий Сергеевич всегда напрямую в раздевалку шел и ничего. Мы все тут профессионалы, чего уж. А тренер — в первую очередь тренер, а не мужчина. Никто же тут не собирается флиртовать с твоим Виктором.
— Да я не об этом беспокоюсь. Посмотрите какой он багровый стал! Вдруг его удар хватит! Хватит раздеваться!
— Лиля… не надо меня защищать. В конце концов Маша права. Я — тренер. И мне совершенно все равно на все эти… ваши… как профессионал я держу себя в строгих рамках законодательства и высокой морали советских тренеров…