Тренировочный день 6 — страница 2 из 33

— Ладно. — еще раз вздыхает Виктор: — давай об игре тогда, раз уж нельзя мне пока в домик свой идти. Что там у тебя?

— Анастасия Руднева, номер шесть, центральная. Кличка — «Тень». Иногда, в шутку ее называют «Призрак Коммунизма». Тихая и незаметная, но эффективная. Правая рука Сабины Казиевой, говорят, что все тактики разработаны именно этими двумя. Больше о ней ничего не знаю. Следующая — Прокопьева София, номер восемь, связующая… середнячок, высокая, хорошие прыжки, болельщики зовут ее «Кузнечик» — за манеру подпрыгивать на месте даже во время перерывов. Она как резиновый мячик — прыг-скок, прыг-скок.

— Симпатичная. — Виктор разглядывает фотографию Софьи в «Советском Спорте»: — и родинка у нее на щеке. Кстати — а ты откуда про мои родинки знаешь?

— Кто обладает информацией — владеет миром, Полищук. Уж чего-чего а информацию о твоей заднице достать нетрудно, не больно-то ты ее и прячешь. Следующая — Юля Рябова, номер пять, доигровщица. За несоответствие кукольной внешности наивной девочки и жесткую манеру игры ее зовут «Темный Ангел». Больше ничего не знаю, хотя кличка пафосная. «Темный Ангел», почти как «Падший Ангел». Дьяволица. А по фото и не скажешь…

— Действительно, как будто школьница наивная и молодая… у меня вон Зина Ростовцева есть в классе, она и то постарше выглядит. Хотя конечно, акселераты нынешние уже в двенадцать на двадцать выглядят.

— И наконец Арина Железнова. Новенькая в команде, молодая, только после школы. Кличка «Букварь», уж не знаю за что. Манера игры — непредсказуемая, неожиданная. Она здорово оживила игру «Крылышек», команда обрела второе дыхание. Про нее говорят, что она — тихий гений, непредсказуемый вундеркинд и все такое. Шутка ли — попасть в высшую лигу прямиком из школы! Говорят, что ей даже восемнадцати не было когда «Крылышки» ее к себе забрали, с ней мама на соревнования летала, потому что в самолете нужно с опекуном лететь. Кстати, атака «Тихий Вихрь» — это ее фишка, ее изобретение. Она как наша Бергштейн — игрок-интуитка, гений своего поколения. Даже интересно что произойдет если эти двое встретятся.

— Ну хоть у этой внешность соответствует возрасту. — говорит Виктор, разглядывая фотографию: — сразу видно, что девчонка еще. Хотя талант, конечно, талант. На таком уровне играть…

— Именно. Вот такой уровень у наших противников, Вить. А у нас… — Маша машет рукой: — в голове черте-что! Поперлись среди ночи в твой домик, тьфу! Недотрах у них! А еще комсомолки все! Вот у меня между прочим тоже парня уже почти полгода нет и ничего же, терплю. И вообще, за команду нужно переживать, а не блядствовать!

— У нас не было достаточно времени для подготовки. — тихо говорит Виктор: — ты же помнишь какое было настроение в команде сперва. Все, что сейчас мы делаем — скорее импровизация. Вытянуть команду на новый уровень — возможно, но не за такое короткое время. Для этого полгода нужно, а у нас времени было — с гулькин нос. Все, что мы могли сделать — помочь девчатам справиться с мандражом и волнением и по возможности сплотить команду. Я считаю, что мы сделали все что могли и даже немного больше.

— Наташа Мордвинова. — роняет Маша Волокитина, скрещивая руки на груди: — знаешь ее?

— Которая раньше за «Красных Соколов» играла? Слышал. Лиля про нее рассказывала.

— Да, она самая. Завтра она тоже будет. Наташа Мордвинова, номер четыре, диагональная. Кличка… ее еще в Колокамске прозвали «танком», так и кличут. Она и есть танк, ну или каток асфальтовый. Это когда мы против Бергштейн и Синицыной стоим — кажется, что перед стенкой бетонной, а когда с ними Наташка была — то, как будто стенка эта на тебя едет, как каток, который асфальт укладывает. — говорит Маша: — вот, прямо едет и все. До того, как ее «Крылышки» в основной состав взяли она и была капитаном «сырников». Думаю, что Синицына согласилась с нами сыграть в одной команде только из-за Мордвиновой, у них в свое время конфликт вышел, чуть не разбежались. — Маша откидывает упавший на лицо локон, заправив его за ухо: — есть мысли, великий стратег? Я не собираюсь проигрывать завтра.

— Никто не собирается. Но проигрыш проигрышу рознь, знаешь ли… — Виктор снова зевает: — и все-таки утро вечера мудренее, капитан. Пойду я спать, наверное, там Саша всех уже разогнать успела…

— Знаешь что? А давай-ка ты лучше тут спать ляжешь. Я за тобой присмотрю, а то там тебя найдут еще. — говорит Волокитина: — вон там на диванчике и устраивайся. А я тебе одеяло дам. Как Валька вернется — так и пойдешь домой. Если вернется.

— Есть у меня нехорошее чувство что ты меня проконтролировать хочешь… — говорит Виктор и отчаянно зевает: — а и пес с ним. Лягу на диванчике… в самом деле устал как собака. Но учти, Волокитина, ты видишь перед собой героя, способного на такой подвиг ради команды — не пойти в свой домик, где меня Маслова и Маркова ждут. Вместе с Федосеевой.

— Салчакову туда же добавь. — ворчит Маша: — вот, бери одеяло и подушку, заваливайся на диван, Казанова.

— Еще и Салчакова! Высокая и красивая девушка-волейболистка… — Виктор зевает и мотает головой: — хотя может оно и к лучшему. Я сейчас все равно уже никакой, только опозорился бы… но в следующий раз…

— Спи уже, кобелина. — вздыхает Маша Волокитина: — я свет выключу. Оно мне вообще нужно за тобой присматривать? Если бы не Лиля — нипочем не стала бы. Уверена что эта стрекоза даже спасибо мне не скажет.

— Это потому что ты ей нравишься, а не я.

— Глупости какие. Спи давай.

Глава 2

Волейбольная команда «Крылья Советов»


Промозглым ранним утром, под привычный стук путейных работников молотками по колесным парам, под зазывные крики «Пироооожки с картофелем! С ливером! Сладкие!», под перекрывающий все женский голос откуда-то сверху о том, что на «третий путь от платформы прибыл скорый поезд номер двести сорок пять, Москва — Колокамск» — на бетон перрона ступили белые кроссовки капитана команды «Крылья Советов», Казиевой Сабины.

Она огляделась вокруг и вдохнула воздух вокзала полной грудью. Все-таки было приятно наконец размять ноги после долгого пути.

— Ну и дыра, — фыркнула Катя Громова, закутываясь в легкий, шелковый шарф: — Как будто в прошлом веке высадились.

— Ты так говоришь, будто сама в Москве родилась и выросла. — хмыкает Сабина: — давно ли из провинции сама?

— Катя как Шико из романов Дюма — в Гаскони он был гасконцем, а в Париже — парижанином. — замечает Арина Железнова, не отрываясь от своей книжки: — а некоторые как те мушкетеры из «Сорока Пяти» — в Гаскони не были гасконцами, а в Париже стали гасконцами втройне.

— Ты бы лучше не книжки читала, а свой багаж сама несла. — делает ей замечание Сабина.

— Зачем? Если есть люди, которые понесут. — отвечает Арина, по-прежнему не отрываясь от книги: — эй, ближний, ты же унесешь мои сумки?

— Конечно! — сияет улыбкой стоящий тут же высокий и стройный «бортпроводник» в синей пилотке: — разрешите мне… я сейчас! Уже несу!

— Воля ваша, есть что-то нездоровое в этих парнях. — качает головой Сабина, глядя на это: — разве так делается? Это твоя сумка, Железнова, твоя ответственность. Ты и должна ее нести. Скоро совсем белоручкой станешь.

— Вот как. — Арина наконец закрывает книгу и поднимает свой взгляд на капитана команды: — скажи-ка мне Сабина, ты недовольна моими результатами? А может быть мы вспомним последние матчи и сравним мою результативность с твоей, а? У тебя есть претензии к тому, как я свой багаж переношу? Почему-то к той же Софочке претензий нет, хотя она тоже не сама свои вещи тащит… — она кивает в сторону Прокопьевой, рядом с которой идет пожилой мужчина, помогая ей нести тяжелые сумки.

— У Прокопьевой другая ситуация! Это отец ей помогает. — терпеливо поясняет Сабина: — ближайшие родственники членов команды — это совсем другое дело. Ты же доверяешь свои вещи этим…

— Вот как. То есть все что мне нужно, так это чтобы сумки несли мои родственники, не так ли? Эй, ближний! — девушка повышает голос и рядом с Ариной тут же появляется «бортпроводник» — еще один в синей пилотке, на этот раз — толстый и одутловатый, но на его лице играет все та же нездоровая улыбка на все тридцать два зуба. Со стороны кажется, что ему больно вот так вот растягивать губы в стороны, он потеет и потешно кланяется.

— Ближний, отныне ты будешь мне папой. — коротко кидает Арина и тычет одутловатого «бортпроводника» в грудь своим указательным пальцем: — понял?

— Что? — на секунду улыбка на лице одутловатого ломается и застывает под немыслимым углом, напоминая картины абстракционистов. В глаза — ужас и непонимание ситуации.

— Ты теперь мой отец, чего непонятного? — поднимает бровь Арина: — ступай помогай тощему с моими сумками, несите бережно, не дай бог чего сломаете или уроните.

— Э… да! Конечно! Уже! — и одутловатый поспешно семенит вслед за высоким, который вытаскивает из вагона тяжелые сумки. Арина смеривает Сабину с головы до ног холодным взглядом и снова открывает книгу. Удаляется, нарочито покачивая бедрами. Сабина смотрит ей вслед и вздыхает.

— Что, тяжела ты шапка Мономаха? — рядом с ней встает Наташа Мордвинова, которая так же смотрит вслед удаляющейся Арине. Через плечо у Мордвиновой — ее сумка. Она ставит ее на бетонное покрытие перрона и разминает себе левое плечо, то самое, которое травмировала в матче против московского «Динамо».

— И не говори. — отвечает Сабина, все еще глядя вслед удаляющейся Арине и ее двум «бортпроводникам»: — молодежь пошла такая, что пальца в рот не клади, по локоть откусят. Эта Железнова совсем от рук отбилась, грубит, дерзит, бычит… как твое плечо, все еще беспокоит?

— По крайней мере она результат показывает. — Мордвинова продолжает разминать плечо и морщится от боли: — признай, эта мелкая стервочка выдает результат. Так что она считает, что может показывать свой характер.

— Да меня в общем даже не это возмущает. — отвечает Сабина: — меня эти вот… фанаты которые бесят. «Бортпроводники» тоже мне! И какого черта у нее так много сумок! И что она там такого тяжелого с собой возит⁈