— Что это? — наконец обретает дар речи Сабина: — что это значит, Громова? Ты… когда ты начала так прыгать? Почему на матче берегла это, не показывала?
— Потому что не было этого! Только после особой тренировки открывается! — складывает руки на груди Катя: — поняли? Теперь-то верите⁈
— Я… погоди. Погоди! — Сабина поднимает руку: — так ты на самом деле встретила тренера той команды? И на самом деле…
— «Особая тренировка»! Лично присутствовала! — поднимает палец вверх Катя, решив не говорить, что «личное присутствие» заключалось в том, что она подслушивала через стенку: — сама!
— Стой… так это правда? Ну, что «особая тренировка» это…
— Да! Он всех собирает на квартире этой мелкой либеро, что Железнову уделала. Собирает и… тренирует! Всю ночь! Безжалостно! Как паровой станок! Бум-бум-бум-бум!
— Погоди, что еще за «бум-бум-бум»? У нас же не баскетбол! Или… — Сабина Казиева вдруг краснеет и подносит ладонь ко рту: — боже мой! Так это…
— Ага! А сама говорила — или трусы сними или крестик надень! — тычет в нее пальцем Катя: — сама бога поминаешь всуе, а еще комсомолка!
— П-пожалуйста не надо в холле трусы снимать… — блеет покрасневший служащий из-под стойки: — у нас приличное заведение…
— Не трусы сними и крестик сними, а наоборот. Трусы надень или крестик сними. — поправляет ее Валя Солодухина: — а Сабина второй год как в партии, так что не комсомолка.
— Секретные тренировки… особые методы… так слухи не врут! — Сабина выпрямляется: — Громова! А ну-ка заткнулась! Срочно! Пошли в номер! Это… это секретные сведения, а ты тут трепешься! А ну в номер! Там мне все и расскажешь! Все-все!
— Там такоооое было! Этот тренер — зверь! А эта мелкая либеро такая «только не туда!» а он ее кааак…
— А ну заткнулась! Пошли! Там все расскажешь!
— Я думала тут-то мне и конец…
— Боже, Громова помолчи!
Виктор Полищук, человек который наконец вернулся домой
— Гамарджоба, Виктор-джан! Ай молодца! — обдает его запахом одеколона и вина Гоги Барамович, обнимая и прижимая к сердцу: — как вы всем показали, вай! Молодец! И ты молодец и девчонки твои! Особенно Лиля! Когда свадьбу будете играть?
— И тебе здравствовать, Гоги Барамович! — Виктор отвечает на объятья: — спасибо на добром слове. Сам не ожидал что так все выйдет… и я…
— О! Витька вернулся! — из-за двери его комнаты выглядывает лицо Марины: — Витька!
— Марина, привет! — он едва успевает выбраться из объятий Гоги Барамовича как попадает в руки Марины. Про себя признает что обнимать Марину куда как приятнее…
— Прямо возвращение триумфатора! — шутит он: — но я тоже рад вас всех видеть.
— Ну а как ты хочешь. — подкручивает усы Гоги Барамович: — вы же против команды из столицы, из высшей лиги выстояли, теперь ты у нас местный герой! И…
— Витька… — в коридоре вырастает фигура тети Глаши, которая стоит, уперев руки в бока и занимая собой все пространство коридора: — вернулся-таки! А я пирожков напекла, а ну пошли на кухню, попробуешь.
— Дядя Витя — бабник! — мимо пронеслась конопатая ракета, ее чуть занесло на повороте, но вот хлопнула дверь, и ракета скрылась из виду.
— Чтобы к ужину была как штык! Катька! — запоздала возопила тетя Глаша вслед конопатой ракете.
— Слушай, Вить… а ты как с Колей познакомился? — спрашивает у него Марина: — мне вот интересно…
— Витька! — в коридор выскакивает Батор, который тут же пожимает руку, хлопает по плечу, обнимает и отстраняется, чтобы осмотреть его с головы до ног: — живой! Я уж думал заездили тебя там! Вот скажи, чего делать нужно чтобы на тебя так девчонки смотрели, а? Я… ай! Светка! Не по лицу же, у меня завтра партсобрание на работе!
— Кобель. — рядом с ним вырастает Светлана, которая кивает Виктору: — привет. Вы молодцы.
— Так и я то же самое сказал! Чего сразу по голове-то⁈
— Сам знаешь.
— Не знаю! Злая ты!
— Хватит в коридоре орать. — берет все в свои руки Гоги Барамович: — пошли на кухню. Глафира Семеновна пирожки испекла, а я бутылку вина достану. Отметим.
— Так я вроде только вчера отмечал. С девчатами из команды. — слабо пытается протестовать Виктор, но его никто не слушает.
— Это ты не отмечал а отрабатывал. — качает головой Гоги Барамович: — и как тебя Лилька не убила? Она горячая как лава, вай! Такая если ножик в руку возьмет разом все тебе отчикает… к врачу не ходи!
— Батора ей нужно отдать. На перевоспитание. — буркает Светлана: — вот попрошу ее все тебе отчикать… чтобы меньше на баб смотрел, кобель.
— Да я-то тут при чем⁈ Это Витька Дон Жуан и Казанова, а отчикать все мне хотят!
— Потому что ты ему завидуешь!
— Витька, скажи как ты с Колей познакомился, а?
— С Колей? Ну… как обычно. — Виктор пытается вспомнить знакомого Колю. В голове всплывает усатый кочегар с Комбината, его Николаем Николаевичем звать, а кличка — Ник Ник, как у российского императора. Забавная комбинация, вот и запомнил его…
— В столовой Комбината и познакомились. — говорит Виктор: — Гоги Барамович, а ты какими судьбами так рано дома? У вас же «Перехват» вроде?
— «Перехват» отменили. — пожимает плечами грузин: — да эти рецидивисты наверное уже в Сочи или в Москве, из области поди давно рванули уже. «Перехват» это, брат на недельку максимум, потом отменяют. Если сразу не нашли, то потом уже все… шансы маленькие. По горячим следам нужно, а эти — бывалые. Так что теперь я дома по вечерам, да еще и отпуск через недельку, поедем с Наташкой на курорт. А в честь вашей победы я сейчас молодое вино достану!
— Говорят там среди убежавших людоед есть. — добавляет Марина: — ужас какой. Мне Коля рассказывал!
— Ты всему что он говорит не верь. Он тебе наплетет… — Виктор вспоминает Ник Ника из кочегарки и удивляется, где могли пересечься Николай Николаевич и Марина, вроде бы Ник Ник женат… или нет? Однако Ник Ник был тот еще заводила и трепач, эдакий Василий Теркин на минималках, байки мог травить без остановки… ах, да — точно женат был, еще про жену говорил постоянно «а моя мартышка»… сказать об этом Марине? Да пожалуй не стоит, она же не замуж за него собралась. Или собралась?
— Виктор! — в коридоре появляется Нурдин, пожимает ему руку: — красавчик! Молодцы и… — он замолкает, потому что вслед за ним из двери появляется Самира, которая нянчит на руках Алтангуль и обдает их всех обжигающим взглядом.
— Чего разорались? — говорит она: — Алтынгуль только засыпать собралась. Дуйте на улицу праздновать.
— А и точно. — понижает голос Гоги Барамович: — пошли во двор, все равно лето же.
Нарышкина Елизавета, решительная и целеустремленная школьница
— Ну ты даешь, Боярыня. С другой стороны я рада что ты наконец успокоишься… — говорит ее подруга, Инна Коломиец, замирая с ложечкой над металлической чашкой с мороженым.
— Она успокоится? — переспрашивает Яна Баринова, кидая быстрый взгляды то на Инну, то на Лизу: — как это?
— Ну смотри. — Инна кладет ложечку и поднимает глаза к потолку: — раньше у нее какая-то надежда была. А теперь? У нашего физрука половина команды в любовницах, это точно. Ты вообще видела какие там девушки? Да все конкурсантки на «мисс чего-то там» помрут от зависти. Одна Лилька чего стоит, а эта, которая с азиатскими скулами, высокая? И которая мощная? Да на любой вкус и размер там есть. Какие у нашей Лизы шансы есть? Только в одном случае — если физрук наш в глубине души педофил и ему школьницы нравятся… а в этом случае он давно бы ее в койку затащил. Или заставил чем-нибудь извращенным с ним заниматься в учительской. Или в каморке для спортивного инвентаря, прямо на матах…
— Какое у тебя… богатое воображение, однако. — моргает Яна: — я бы так не придумала.
— А то! Вы все девственницы, вот и не знаете жизни. А я-то повидала всякого… — вздыхает Инна: — многие знания — многия печали. Повидала я дерьма в свои шестнадцать…
— Тебе пятнадцать!
— Скоро будет шестнадцать.
— В следующем году!
— Это неважно. В отличие от вас я уже была с парнем и знаю, что почем.
— Ой, ну подумаешь, целовалась разок с старшеклассником в лагере…
— Заткнись, Барыня. Что ты понимаешь, мы с ним… всякое делали. Вот. И вообще мы про Боярыню говорим, Лиза вон какая расстроенная сидит. Лиза! Ты чего такая скучная? Да прекрати ты про своего Виктора Борисовича думать! Вон лучше на Лермонтовича посмотри, он третий год в тебя влюбленный ходит. Или на Поплавского Серегу… он и в спорте хорош и в учебе…
— Точно! — наконец поднимает голову Лиза: — все верно, спасибо Инна! Спасибо девчата! Я все поняла!
— Ура. Замечательно. Погоди. Чего ты там поняла? — подозрительно прищуривается Инна.
— Я поняла что нужно заниматься волейболом! Показать результаты! Тогда он на меня обратит внимание! Яна, ты со мной?
— … вообще-то мне волейбол нравится…
— О господи! Какой волейбол⁈ Лиза!
— Ему нравятся, когда девушки спортивные, верно? Мне просто нужно играть лучше, чем Лиля Бергштейн и эта Синицына или там Волокитина. Лучше, чем эта азиатская красотка с гибким телом, Айгуля Салчакова. Лучше всех. Это просто.
— Ты в своем уме вообще⁈
— Когда я выиграю Олимпиаду — он непременно обратит на меня внимание! Когда там следующая Олимпиада?
— В прошлом году были же. Зимние в Сараево, летние в Лос-Анжелесе… следующие в восемьдесят восьмом, зимние в Калгари, а летние в Сеуле…
— Три года. — хмурится Лиза: — как раз мне восемнадцать исполнится! Я выиграю Олимпиаду, мне будет восемнадцать… и он сделает мне предложение! Ииии! — она прижимает ладошки к покрасневшим щекам.
— Ну все, я сдаюсь. — разводит руками Инна: — она безнадежна.
— А мне нравится. — говорит Яна: — хорошо, когда у человека есть цель. Это любовь!
— Еще одна…
Наполи Саркисян, он же Николай Иванов, человек, который вынужден
Моток проволоки, пассатижи, паяльная лампа, консервы, нож. Чуть отдельно лежит, тускло взблескивая в свете настольной лампы «Тульский Токарева», старый и надежный. Чуть-чуть барахлит кнопка сброса магазина,