— Он мусор. — раздается голос откуда-то сбоку. Наполи скашивает туда глаза, ему приходится чуть выгнуться в спине, чтобы увидеть говорящего. Азиат, плоское словно блюдце лицо, прищуренные щелочки глаз. Большое лицо, большая голова, наверное, якут. Или эвенк. И если это эвенк, тогда все становится на свои места, вот почему он не заметил ничего подозрительного, не услышал никакого шума, голосов или треска веток. И вот почему его смогли застать врасплох. Эвенк, ну конечно же. Эвенки, якуты, буряты… кто-то из тех, кто умеет ходить по лесу «скрадывая» свои следы. Те, что умеют двигаться так, что ты не увидишь движения, даже если смотришь прямо на них… когда он еще служил в армии у них в разведроте был такой якут. Как-то раз он на спор сделал зарубку на деревянном столе и положил руку на доску так, чтобы ребро ладони лежало как раз на зарубке. Чтобы было видно. И сказал, что если Наполи увидит, как он двигает рукой — то тут же выигрывает. А если нет…
И Наполи смотрел на руку. Долго смотрел. Минут пять. А может и десять, время текло медленно, смотреть на неподвижно лежащую руку было скучно, так что он через некоторое время уже собрался сказать что-то вроде «ну и толку? Лежит твоя рука и что?», но тут он вдруг увидел, что оставленная ножом зарубка на деревянной доске находится уже в добрых пяти сантиметрах левее от ребра ладони разведчика. Все это время его рука двигалась! Но двигалась так, что глаз не мог уловить это движение, таким движениям нужно учиться всю жизнь, тех, кто умеет так двигаться не замечают даже животные. Легенды про мастеров восточных боевых искусств гласят что когда те упражнялись на поляне, то птицы безбоязненно садятся на них.
Якут, сидящий тут не был мастером с большой буквы, Наполи все же услышал шорох, заметил движение, но только в последнюю секунду, когда было уже поздно. Настоящего мастера он бы не заметил до последнего…
— Мусора ходят парами. — возражает здоровяк своему товарищу-якуту: — они же как дети. Мамочка не отпускает их по одному. Один должен следить за другим, легавые как крысы — обожают стучать друг на друга. А этот в лесу один. Слышь… ты чего один в лесу делаешь, а? — снова пинок под ребра. Наполи привычно напрягается и сгибается пополам на полу, краем глаза замечая еще одного. Трое, думает он, трое. Кто они такие и что тут делают — он конечно же знал, ориентировки были разосланы по отделениям две недели назад, все же побег из Южлага не совсем рядовое событие. Вернее — совсем не рядовое. Южлаг был местным Алькатрацем, просто так оттуда сбежать не получилось бы. Это на Колымских лагерях охрана скорее номинальная была, потому что оттуда бежать — дело гиблое. Все равно что смертный приговор себе подписать. Сотни километров безлюдия, зимой холод, летом жара и мошкара, а еды достать в тундре без ружья и знаний — хрен достанешь. Местные наверное бы смогли, но местные в этих лагерях не сидели. В отличие от Колымских лагерей Южлаг неподалеку от Колокамска был эдаким промежуточным этапом, вроде уже и Сибирь, но все еще не Дальний Восток. Да и город областного значения рядом, так что Южлаг был окружен двумя трехметровыми заборами и через внутренний даже был пропущен ток и подведена сигнализация. Между заборами — несколько метров «мертвой земли», вышки с автоматчиками, все как положено. И от поселений далеко, снаружи только несколько административных зданий да магазинчик. Строгая охрана, проверки всего что въезжает-выезжает, досмотр, передачи в другом здании принимают, снаружи, два раза досматривают… но все равно ушли в побег эти трое, а потому ушли, что перевели их на СИЗО по этапу, а СИЗО это не Южлаг, здание следственного изолятора в свое время еще декабристов наверное помнило. Не потому что они в нем сидели, нет. В бытность свою там были каменные апартаменты купца Вежминского, известного в Колокамске мецената. Пришла революция и купца раскулачили, дом забрали под государственные нужды и сперва там находился райсовет, а потом и тюрьма. К семидесятым тюремных перевели в Южлаг, а в «каменных апартаментах» разместился следственный изолятор, куда по этапу и попали зека из Южлага. Как именно они сбежали — Наполи не знал, не интересовался, если бы захотел — конечно бы узнал, слава богу есть знакомства в местном МВД и у него самого и у дяди. Но на тот момент трое беглых зеков интересовали его так пятна на солнце и коронация королевы Виктории в одна тысяча восемьсот тридцать восьмом году, то есть — никак.
Он скрипнул зубами. Так просчитаться… случайность на случайности, все на тонкой ниточке, однако его обучали тому, что случайность — это следствие того, что ты не просчитал до конца. Самое страшное это когда ты даже не брал в расчет такой поворот, это значит, что ты облажался. Он знал что в жизни может быть всякое, все может пойти вкривь и вкось, он просчитывал варианты того, что Полищука будут прикрывать, что он не поедет в поход, что он будет сопротивляться силовому захвату, что у него с собой может быть оружие, что в этой местности могут отдыхать и другие люди…
Но он совершенно забыл про троих беглых зеков. Если бы он помнил, если бы держал в уме вероятность их появления — он бы ни за что не попался так глупо! Ладно МВД расслабилось, отменили план «Перехват», решили, что троица ушла из области, что давно уже «железкой» на запад рванули, туда, где искать их будет сложно. На юго-запад, если точнее. А они — решили систему обмануть, пережидали тут пока «Перехват» отменят. Умно. И это очень плохо, потому что иметь дело с умным противником всегда хуже. С другой стороны, будь они идиотами их бы уже поймали.
Еще удар! Жгучая боль расплывается в боку, он кряхтит и стонет, делая вид что ему хуже чем на самом деле. Убивать его они пока не собираются, хотят выведать информацию. Что с ним будет после того, как они получат всю интересующую их информацию? Будь это отряд спецназа в глубоком вражеском тылу и гадать не нужно было бы. Перерезали бы ему глотку или вон, сразу в провал скинули связанным. Однако даже если они не были солдатами войск спецподразделения на задании, это вовсе не значило что он отсюда живой выйдет. Они — беглые зека и им-то свидетель вовсе без надобности. Глотку перерезать… кто-то может и поколеблется, но вот этот здоровяк, который его по ребрам пинает — вряд ли. И второй, который якут — тоже нет. Тот вообще охотник и всякое повидывал, для людей такого склада что свинье горло перерезать, что человеку — раз плюнуть. Ну и… как обычно, благими намерениями дорога в ад устлана, видел он когда дом обносили, да решили «мокруху» на себя не брать. Дали по сопатке мужику и связали. Рот завязали, кляп вставили, дескать пусть живет, с утра его найдут… да вот только не учли, что нос ему разбили, а через рот он дышать не мог — кляп же. И мееедленно задохнулся, изгибаясь в агонии.
— Я не слышу. — через ватный туман в голове до него доносится голос здоровяка: — ты кто такой, дятел? И чего ты в лесу делаешь один?
— Я… — соображать требовалось очень быстро! От ответа сейчас зависела его жизнь, обычный ответ вроде «я в лес по грибы пошел» — не годится! Этот якут видит все насквозь, он видел и схрон, который он лапником пытался замаскировать и винтовку со спиленными номерами, и бинокль… а за поясом у него был старенький «ТТ» сорок четвертого года выпуска. Так по грибы не ходят, да и не сезон. Думай! Нужно что-то, что не даст им прямо сейчас перерезать ему глотку и бросить в провал, а в идеале что-то, что изменит их мнение о нем… сделает их его союзниками.
Наполи знал свои ограничения, он не был полевым агентом, не был диверсантом, не был подготовлен для того, чтобы со связанными за спиной руками вскочить и раскидать в стороны этих троих ударами ног… есть те кто смогли бы, но он — не такой. Однако его учили именно взаимодействовать с людьми, а эти трое — люди, со своими желаниями, страхами и мечтами. Значит… сперва выдохнуть. Успокоиться. Смириться с возможностью неудачи. Выбрать роль. Выбрать слова. Проникнуться. И…
— Эй, козел, ты чего, оглох? А ну…
— Да пошел ты! — отвечает он, поднимая голову и в его глазах горит ненависть: — пошел ты к черту! Ничего я тебе не скажу, Витькин приспешник! — он сплевывает в песок. Плевок собирается алым, но он — не обращает внимания.
— Слышишь, ты! — повышает он голос: — так и скажи ему, что я его все равно убью! Убью, суку такую! Как он посмел… — новый удар выбивает из него дух и он корчится на полу пещеры, перед глазами расплываются фиолетовые круги. Получилось? Они должны клюнуть на приманку! Любопытство и время… у них полно времени, они могут «развлекаться» с ним еще долго, а ведь они провели в этих пещерах почти две недели! Отсюда — жажда информации, скука, тоска. А тут такое развлечение… нет, они должны клюнуть!
— … слышь, ты. Берега попутал? Какой еще Витька? — раздается голос здоровяка и Наполи ликует — клюнули! Если бы на месте здоровяка был профессионал, то допрос шел бы по другому сценарию, из него вытащили бы все что нужно и перерезали горло. Потом — бултых в провал и все. Быстро и эффективно, без эмоций. Но это были не профессионалы, этим любопытно. Результат — они дают ему вести диалог, вести направление «беседы». А для беседы нужны двое, как минимум двое. Вовлекаться в разговор с разведчиком, с офицером ГРУ… это ошибка. Лучше бы сразу ему голову камнем проломить, но дать ему свободно говорить…
Он сделал вид что откашливается. Все под контролем. Теперь — все под контролем. Он — справится. Все что ему нужно — это убедительная легенда и она у него есть. Легенда, которая не только все объяснит, но еще и сделает этих людей его союзниками. Он откашливается и начинает говорить. Сперва — с ненавистью глядя на своих собеседников. Обзываясь и осыпая их проклятиями, за что получает еще несколько ударов. Наконец здоровяк не выдерживает и достает нож, узкое лезвие «финки» блестит в свете костра. И вот тут Наполи дергается вперед.
— Ну же! — кричит он: — давай! Я не боюсь смерти! А Витьку я на том свете зубами загрызу! Давай! Бей! Ну же!
— … определенно ты ебнутый. — качает головой здоровяк: — да кто такой этот Витька-то? Ты чего свиристишь на него?