— Это ж рододендрон Адамса!
— Маринка, иди уже! — Айгуля наклонилась над костром: — я ж вчера листья собирала, где они? А, вот! — и она поставила котелок с водой прямо в огонь: — сразу взбодрит, лучше любого кофе!
— Какие интересные листья. — кивнул Виктор и, взяв несколько маленьких, мясистых листьев из пригоршни Айгули — поднес к лицу и вдохнул запах. Пахло свежестью и чем-то еще…
— Клади в котелок, — распоряжается Айгуля: — я буду чай заваривать, а ты пока тушенку открой, кашу свари по-быстрому… это ты точно умеешь.
— Еще как умею. — кивает Виктор: — научили в армии.
— Жалко, что рыбки больше нет. Вот был бы рыбак, Вить, цены бы тебе не было… — вздыхает Айгуля.
— Если бы у бабушки были яйца…
— А ты все про яйца, герой-любовник. У кого что болит…
Завтрак прошел в оживленной болтовне. Девушки, уплетая гречку с тушенкой и запивая ее крепким чаем, продолжали подтрунивать друг над другом. Марина вспомнила, как Света на прошлых сборах пыталась поймать рыбу голыми руками и в итоге свалилась в реку, а Айгуля, не осталась в долгу рассказала, как Марина однажды перепутала соль с сахаром, готовя компот. Виктор только посмеивался, наслаждаясь их энергией и тем, как легко они находили общий язык.
После завтрака они собрали лагерь, затушили костер и, закинув рюкзаки на плечи, двинулись к водопадам. Тропинка вилась между сосен, то ныряя в тень, то выходя на солнечные полянки. Птичий гомон сопровождал их, а воздух становился все свежее, с легким привкусом речной воды. Через полчаса ходьбы они услышали далекий гул — водопады были уже близко. Когда группа вышла к реке, все замерли. Перед ними открылась картина, будто сошедшая с открытки: вода, прозрачная, как хрусталь, срывалась с невысоких каменных уступов, образуя пенистые струи, которые искрились в лучах солнца. Берега поросли мхом, а над водой висела легкая дымка, словно лес дышал вместе с рекой.
— Ну, первый? — Виктор скинул рюкзак и начал стягивать футболку. — Или мне вас за шкирку кидать, как котят?
— Полищук, не наглей! — рассмеялась Айгуля, но уже стягивала кроссовки. — Я первая, а вы, слабаки, догоняйте!
Марина и Света переглянулись, явно не желая отставать. Через минуту все четверо, хохоча и подбадривая друг друга, уже плескались в ледяной воде. Айгуля, как и обещала, первой нырнула под струю водопада, взвизгнув от холода, но тут же вынырнула, отфыркиваясь и смеясь. Марина, более осторожно, вошла по колено и брызнула водой на Свету, которая в отместку толкнула ее вину. Виктор, стоя под водопадом, раскинул руки, наслаждаясь холодом, который пробирал до костей, но при этом заряжал какой-то дикой, первобытной энергией.
— Это лучше, чем ваши городские бани! — крикнул он, перекрывая шум воды. — Ну что, девчонки, кто еще под струю?
— Только попробуй нас заставить, физрук! — ответила Света, но тут же, поддавшись общему азарту, шагнула под водопад, тут же завопив от холода. Глядя на беззаботно плескающихся девушек, Виктор почему-то вдруг почувствовал, что не может до конца расслабиться. Чувство пристального, недоброго взгляда откуда-то из леса неотступно следовало за ним. Он выпрямился и еще раз окинул взглядом окружающий лес.
Глава 16
Он перевернулся на спину, стиснув зубы, чтобы не застонать от боли. Пять минут, подумал он, пять минут отдыха, вот и все что мне нужно. Рука уже онемела, наполовину из-за жгута, который он наложил выше локтя, наполовину из-за потери крови. Глядя в чистое летнее небо, он вздохнул и расслабился. Чуть-чуть, подумал он, совсем чуть-чуть отдохну, а уже потом… потом перевернусь и встану. Где-то совсем рядом стоит его мотоцикл, он найдет его и доберется до города, а уже там — обратиться за помощью. Ничего страшного не произошло, всего лишь резанная рана предплечья. А еще у него болело все внутри, у этого беглого зека оказался хорошо поставлен удар, да и чутье какое-то звериное… Он закрыл глаза, отдыхая. Все пять минут, подумал он, пять минут не больше. Как он поедет на мотоцикле? Как-нибудь справится, можно даже не доезжать до города, ближайшее село, где есть люди, там ему помогут. Если бы не обстоятельства, он бы сейчас позвал на помощь, может даже просто подтащил к себе охотничью винтовку, гражданскую переделку с укороченным стволом, загнал бы патрон в патронник и несколько раз выстрелил бы в воздух, авось кто-то да придет. Но не сейчас. Сейчас ему сперва нужно было удалиться от этого места подальше, как можно дальше и уже там позвать на помощь.
Звать на помощь в глухом лесу, когда где-то неподалеку ходит «Виктор Полищук», прикидывающийся обычным советским учителем физкультуры и обладающий такими умениями, которых у обычных советских учителей быть не может, а больше всего напоминают набор знаний и умений опытного «ликвидатора» Бюро… ну нет. Выстрелить в воздух сейчас — это все равно что номер телефона этого человека набрать. Привет, Полищук, ты же из Бюро? Да и я, признаться тоже, слушай не в падлу, помоги товарищу, а? Это можно было бы себе представить, если бы они вдвоем служили не в Бюро или Конторе, а в каком-нибудь отделе статистики при министерстве или там в школе работали вместе. Что же касается Бюро, то первое правило Бюро — не упоминать о Бюро. Правило, вбитое в голову на подсознательном уровне. Если о Конторе знали все, при этом Контора была чем-то вроде жупела, пугала на палке, которым пугали как внешних, так и внутренних врагов, то Бюро всегда находилось в тени. И у этого были свои резоны, в конце концов Контора работала внутри страны, она и должна быть на свету, броня и секира нации, щит и меч Союза. Функционеры Конторы с гордостью носили свои красные удостоверения и значки с изображением щита и меча. В то же время Бюро работало снаружи, а потому всегда было глубоко законспирировано. А если вдруг Бюро приходилось работать внутри страны… то это было законспирировано вдвойне. Как там — «свой среди чужих, чужой среди своих»? Вот только если ты из Бюро, то ты чужой везде — снаружи, за Железным Занавесом, на морозе — ты чужой по определению, ты вражеский агент, ты человек с другой стороны баррикад, проводник всемирного потопа. А внутри страны, внутри своей собственной страны — ты чужой вдвойне, потому что тебя тут не должно было быть. Внутренние операции — прерогатива Конторы, а ты что тут делаешь? Несмотря на то, что все делали одно дело, конкуренция между Конторой и Бюро была с самого момента основания служб, периодически обостряясь. И уж если человек Бюро на внутренней операции попадал в лапы конторских, то пощады ждать не приходилось. Вывернут наизнанку, а потом руками разведут, дескать, а мы-то откуда знали, что действительно ваш человек? ГРУ не должно проводить операции внутри страны, этим мы занимаемся… ах, вам нужно было срочно проверить, ах у вас своя операция… ну сами себе злобные буратины что Контору в известность не поставили, а вот вам и ваш человечек обратно… ну да, слюни пускает и под себя мочится и ходить не сможет больше никогда уже… но зато живой. Уж в следующий раз извольте Контору оповестить, а то всякое может случится…
Так что между Бюро и Конторой или между двумя оперативниками даже одной и той же службы дружелюбия было не больше, чем между двумя скорпионами в банке. А учитывая тот факт, что он сам сюда выехал с тем, чтобы Виктор допросить, а потом ликвидировать, ожидать от него пощады и тем более помощи — было бы глупо. Вот что сделает человек с опытом ликвидатора, когда услышит выстрел, а прибыв на место — увидит его, беспомощного, с перевязанной рукой и отбитыми ребрами? Правильно — потихонечку придушит его тут же, рядом с мотоциклом, а потом вспорет живот и на корм рыбам, в провал. Нет, привлекать внимание «коллеги» не стоит, лучше все сделать тихо, главное отдалиться от этого места и найти других людей. Мысленно он уже проделал весь путь — к мотоциклу, спрятанному где-то в кустах, потом — завести мотор, выехать на дорогу и дать газу… до ближайшего села. Он трезво оценивал свои возможности, левая рука онемела, нужно выжимать сцепление, ехать на мотоцикле будет сложно. Да и слабость… потерять сознание во время поездки будет очень неприятно. Вылететь в канаву или на обочину, да еще на приличной скорости… Он открыл глаза и повернул голову. Посмотрел в белесые буркала навыкате и хмыкнул. И почему взгляд всегда автоматически находит глаза? То, что лежит рядом — уже не человек, а просто груда плоти, мертвая и безжизненная. И это белесые буркала уже больше не глаза, а так… вон и муравей ползет по краю века, пробуя человечину на вкус… но поди ж ты, взгляд всегда находит глаза, так, словно мертвец может ответить на какие-то вопросы.
— Что смотришь? — говорит он, глядя в мутные стекляшки мертвых глаз и не ожидая ответа. Усмехается сам себе, дожили, он уже разговаривает с мертвецами… впрочем у беглых зеков с самого начала не было никаких шансов. Он, Наполи Саркисян, бывший оперативник Бюро, человек, который пять лет работал «на морозе», за Железным Занавесом и какие-то трое уголовников… даже не смешно. Самая главная ошибка, которую можно было допустить при конфликте с агентом Бюро — это оставить его в живых. Хотя кто-нибудь вроде того же Полищука смог бы нивелировать эту ошибку, даже оставив Наполи в живых, но он бы заткнул ему рот кляпом, завязал глаза, раздел бы догола и связал руки с ногами. А если не планировал никуда идти, то еще и переломал бы ноги и руки перед тем, как связывать. Но эти… дилетанты. Вторая ошибка — они дали ему возможность говорить. Наполи оглядывается. Чуть поодаль, у кромки провала лежит тело Понтового. Он не доверял своим товарищам, побаивался их. Все что нужно было сделать Наполи — это сыграть на этом страхе, убедить его в том, что он тут третий лишний и что единственный кто может ему помочь — это Наполи. Все же двое против одного — это плохо, но вместе с Наполи уже выйдет двое на двое, а это намного лучше, верно? Тут главное не врать… и Наполи не врал. Такие люди как Понтовый чувствуют ложь издалека, ведь они и сами всю жизнь лгут. Так что все, что говорил Наполи — было правдой. И то, что эти двое явно недолюбливают Понтового. И то, что сам Понтовый явно не такой как они. И то, что он, Наполи — его союзник. Потому что сейчас у Понтового нет выхода, кроме как следовать указаниям этих двоих, которые его же потом и кончат где-нибудь за углом… или под кустом. И тут же