ждает нас чтобы мы тут лишнего не сказали. Например, что-нибудь вроде «так ему и надо» или «а я его кааак пнула и ножиком!».
— Что⁈
— А как иначе на вас смотреть? — докторша флегматично пожимает плечами: — привезли молодого парня, знаете только как зовут. Ни где работает, ни сколько лет, ничего больше не знаете. Рука — глубокий разрез, такое о скалу или там об острый сук не сделаешь, тут явно лезвие, причем достаточно острое, я бы сказала — бритвенной остроты. Синяки и кровоподтеки на теле… царапины на коленях, характерно разбитые костяшки на правой руке… и следы на запястьях.
— Следы на запястьях⁈ От чего?
— Кто ж его знает. — задумчиво сказала докторша, глядя куда-то вдаль: — если бы я могла предполагать, то сказала бы что от веревок. Ну или чем вы его там связывали?
— Жанна Владимировна предполагает, что ты играла с Николаем в опасные игры со связыванием. — замечает Виктор: — а потом сломала ему два ребра и полоснула ножом по руке.
— Жанна Владимировна ничего не предполагает. — отзывается докторша: — предполагать будет участковый, ему за это зарплату платят. Но если ваш товарищ буянил по пьяни, а вы его связали, то на будущее — связывайте полотенцами, чтобы на запястьях следов не оставалось. А уж если он вырвался и начал с ножом бросаться, то не обязательно после того, как его обезоружили еще и ногами в живот пинать. Вы уж или крестик снимите или трусы наденьте.
— Я… я не понимаю… — Марина делает шаг назад и оглядывается на Виктора: — что она сказать хочет?
— А вы мне нравитесь, Жанна Владимировна. — неожиданно заявляет Виктор: — определенно нравитесь. Отныне я ваш поклонник. Однако уверяю вас, что все было совсем не так. Хотя ваше предложение… — он улыбается: — все-таки врачи такие циники…
— Да о чем тут речь идет⁈
— Жанна Владимировна предполагает, что Николай выехал с нами на природу, а там мы с ним поссорились, и чтобы он не буянил — связали его. А потом он освободился и нам пришлось выбивать у него из руки нож… в результате чего и был нанесен порез. А ребра у него сломаны потому что сгоряча я его ногами в живот пинал. — весело объясняет Виктор.
— А… зачем ты его ногами в живот пинал? — слабым голосом спрашивает Марина.
— Кто ж его знает? — философски отвечает Виктор: — наверное не понравился он мне. Но вот Жанна Владимировна как настоящий врач мне и говорит — вы в следующий раз либо не бейте его так до полусмерти, чтобы лечить было легче, либо сразу там в лесу и прикопайте, чтобы советскую медицину не беспокоить по пустякам. Так ведь?
— А ты, Виктор, я погляжу, мастер все разжевать и в рот положить. Никак школьный учитель? — прищуривается Жанна Владимировна.
— И тут угадали. — веселится Виктор: — Жанна Владимировна, вы просто чудо! Выходите за меня замуж!
— Молод ты для меня. — фыркает докторша: — кроме того вон уже участковый идет, жених ты наш… лучше думай о том, чтобы тебя не посадили, Казанова.
— Лучше не надо! — вскидывается Марина: — у него уже девушка есть! И невеста! И он еще позавчера Айгуле предлагал в загс пойти!
— Ну конечно. — кивает докторша: — как иначе. Видно же, что кобелина. Давай лучше я… — она шарит по карманам халата и снова достает оттуда синюю пачку сигарет: — давай я лучше угадаю учитель по какому именно предмету… — она снова наклоняется вперед и прикуривает от предоставленного Виктором огонька.
— Витька! — ахает Марина: — только сейчас поняла! Ты же не куришь! Зачем тебе зажигалка⁈
— Как раз для таких случаев. — отвечает тот: — когда даешь прикуришь красивой девушке, то на какое-то время вы оказываетесь совсем рядом.
— Какой кобелина… — восхищенно качает головой докторша и выпускает струю дыма вверх: — вот прямо даже не стесняется… добрый вечер, Сергей Митрофанович! — повышает голос она, обращаясь к подошедшему.
Участковый был среднего роста, плотный, с небольшим животиком, который выдавал склонность к домашней стряпне и нерегулярному питанию. Лицо обветренное, с глубокими морщинами вокруг серых, внимательных глаз — лицо человека, который много времени проводит на улице и привык всматриваться в людей. Волосы седые, коротко стриженные, с залысинами на висках. Усы густые, тоже седые, аккуратно подстриженные. На нем была форменная рубашка защитного цвета, слегка мятая от жары, с погонами младшего лейтенанта милиции. Рубашка была расстегнута на одну пуговицу у ворота — видно, что жарко. Брюки темно-синие, форменные, но уже изрядно поношенные — на коленях виднелись потертости, а стрелки давно потеряли четкость. На ногах — черные кожаные ботинки, начищенные, но с царапинами и потертостями от сельских дорог.
Через плечо у Сергея Митрофановича висела потертая кожаная планшетка — в ней он носил протоколы, бланки и прочие служебные бумаги. На поясе — кобура, на первый взгляд — пустая. Шел он размеренно, слегка вразвалку, как человек, который знает каждый камень на своем участке и никуда не спешит. В руке держал фуражку — видно, снял ее из-за жары. Фуражка была форменная, с кокардой, но тулья слегка помялась от постоянного ношения.
— Добрый вечер, Жанна Владимировна, — отвечает он, надевая фуражку и слегка касаясь козырька в знак приветствия. Голос у него был низкий, спокойный, с легким местным акцентом. — Что у нас тут случилось? Ножевое?
— Не могу судить, Сергей Митрофанович. — разводит руками в стороны докторша: — вы же мне запретили «далеко идущие» выводы делать.
— Что вы право слово… нашли что вспомнить… — морщится участковый, но его глаза быстро оглядывают Виктора и Марину, так же быстро и цепко — пробегают по белой «Ниве», стоящей у крыльца: — ладно… для начала извольте предъявить документики, молодые люди…
Глава 18
Вечерний город за окном девятого этажа уже зажег россыпи желтых огней. На маленькой, шестиметровой кухне Марии Волокитиной пахло крепким чаем с чабрецом и чем-то неуловимо-уютным. За столом, покрытым цветастой клеенкой, сидели две девушки, чьи команды — областной «Колокамский Металлург» и столичные «Крылья Советов» из высшей лиг сотворили маленькую сенсацию, сыграв товарищеский матч вничью. Такого в волейболе почти не бывало. Впрочем, матч же товарищеский… на рейтинговых матчах такие фокусы не прокатили бы.
Каким образом случайная встреча в парке закончилась вот так — в ее квартире? Наверное, если бы Маше задали такой вопрос она бы не сразу смогла на него ответить. Почему она вдруг решила пригласить эту девушку к себе в гости, домой? Она даже коллег по команде редко приглашала к себе… даже близких подруг… если бы у нее были близкие подруги. А тут вдруг «а давай ко мне зайдем?» и все. Более того, а почему Сабина вдруг согласилась на это? Уж больно у них уровни разные и вообще они на двух разных планетах живут, в разных мирах обитают, а тут вдруг — согласилась. Как результат они вдвоем сидят на кухне и в воздухе помимо запаха крепкого чая как будто повисла какая-то неловкость.
— … вот же зараза… — наконец говорит Маша и в ее голосе слышны нотки досады: — зараза мелкая!
— Ты это про свою? — поднимает бровь ее собеседница. Маша хмыкает и окидывает ее взглядом. Казиева Сабина, капитан команды «Крылья Советов», лучшая из лучших, элита советского спорта. Конечно же мастер спорта международного класса, обладательница многочисленных медалей и наград. Кажется даже почетная гражданка не то Риги, не то какого-то другого города на западе страны. Раньше она могла видеть это лицо только в журнале «Советский Спорт», ну или по телевизору. Но это было до того памятного товарищеского матча…
— Про кого еще же… еще раз приношу свои извинения. — наклоняет голову Маша. Ей действительно немного неудобно за Лилю Бергштейн, которая внезапно открылась совсем с другой стороны. На первый взгляд Лиля ну чисто девочка-позитивчик, поет, танцует, улыбается и рассыпает вокруг искры счастья и радости. Однако недаром в ее команде за Бергштейн закрепилась кличка «Железный Кайзер» а вовсе не «Хорошая Девочка». Потому что «Хорошей Девочкой» Лиля не была. Под внешней оболочкой из легкомысленности и позитива скрывался стальной стержень, она словно железная рука в бархатной перчатке — если ударит, то мало не покажется. И если раньше Мария искренне считала, что кличка «Железный Кайзер» была преувеличением, основанным лишь на манере игры Бергштейн и не имеет ничего общего с ее личностными качествами, то сейчас она уже не была так уж в этом уверена. После всего что произошло она легко могла себе представить как эта Бергштейн в черном мундире с серебряным орлом на тулье высокой фуражки, не моргнув глазом говорит «расстрелять!» и взмахивает перчаткой, отдавая команду. А ведь она думала, что знает ее…
— Честно говоря Арина это заслужила. — кивает Сабина: — зазналась наша звездочка. «Гений поколения», твою мать. Ты знаешь, что этой соплячке еще восемнадцати нет? Конечно же знаешь. Она еще в школу ходит, но уже думает, что бога за бороду поймала. Если что, то я даже немного благодарна этой Бергштейн за то, что приземлила нашу выскочку. — она пожимает плечами: — уж больно она нос задрала. А тут на уровне областной команды… не обижайся, Маш, но вы же областная команда, у вас даже рейтинг не такой высокий…
— На правду не обижаются. — отмахивается капитан «Металлурга»: — действительно в последнее время звезд с неба не хватаем. А все из-за «сырников» и их троицы.
— На областном уровне такую как твоя Бергштейн встретить… видела я глаза у Железновой, ей есть теперь над чем подумать. — Сабина скривила рот и откинулась на спинку стула: — так ей и надо. Но… я согласна, у твоей Бергштейн реальные проблемы с дисциплиной. Мне-то плевать, у меня вон Железнова и Громова, своей головной боли хватает. Но тебе…
— Моей? Ха! Какая она моя? Между прочим, это из-за нее и Синицыной с Кондрашовой наша команда в областном рейтинге на третьих местах. Какая она моя вообще? Ее капитан — Светка Кондрашова, да и ту она ни черта не слушает. Она вон Наташку Мордвинову еще слушала, пока та в Москву не уехала, а уж меня… — Маша машет рукой: — сейчас она меня послушает, ага. Она только Витьку слушает… ну иногда. А иногда сама им вертит как хочет.