— Да я чего… я думала на вокзале переночевать, а завтра в общагу при заводе попроситься…
— И речи быть не может. А что с Лилькиной хатой?
— Так Лилька и Машка… — Айгуля делает паузу и прикусывает губу, теребя кончик своей косички: — они же… ну у них…
— Медовый месяц. — кивает Виктор.
— Они из постели весь день не вылезают, а я туда с чемоданом попрусь — здравствуйте, я ваша тетя? — хмыкает Айгуля: — нет уж, мне легче на вокзале переночевать, там тепло и скамейки со спинками, можно даже ноги вытянуть…
— Ну уж нет. Давай тогда ко мне. — говорит Виктор: — вот только имей в виду, что у меня кровать не самая удобная, там сетка провисла и я доски постелил, матрац тоненький, так что…
— Я же не принцесса на горошине. — отвечает Айгуля и мотает головой: — нет, правда, неудобно же Вить… давай я сама как-нибудь. Что твои соседи скажут? И… — она снова прикусила губу.
— Ну да. Ты же теперь падшая женщина, — серьезно говорит Виктор: — и правда. У нас же завтра на пятнадцать ноль ноль процедура забивания тебя камнями на городской площади, как я мог забыть.
— Витька!
— Выкини ты эту чушь из головы, падшая женщина, — советует Виктор: — для сведения именно такие мужчинам и нравятся. Хотя чего я за всех говорю… вот лично мне — нравятся. И соседи у меня, кстати — чудесные, примут тебя как родную. А кто не примет — тому ногу сломаю.
— Ох уж этот невероятный шарм поручика Полищука… — фыркает Айгуля: — ну хорошо… но только если я не буду тебе мешать.
— Мешать мне? Еще посмотрим кто кому. Я, знаешь ли, храплю как паровоз…
— Знаю… — говорит девушка и отводит взгляд в сторону, краснея: — я же… ну я рядом была когда… а ты потом заснул.
— Точно. Мы с тобой соучастники. Значит я тоже шлюха и падший мужчина. Что же, рыбак рыбака…
— Витька! — снова удар в плечо: — хватит надо мной издеваться! И перестань это слово говорить!
— А мне нравится…
— Грр… отдавай сумку, я на вокзал пойду спать!
— Вот уж дудки. Я среди ночи нашел в парке принцессу на горошине и веду ее домой. Даже дракон ее у меня не отнимет. И сумку, кстати тоже. А что за книги там? Фантастика?
— Нет! Романы. И учебная литература. Я на заочку поступила… Витька! Еще раз так скажешь!
— Ладно, ладно, я уже понял. Кстати! Мы же завтра с Мариной, Светкой и Батором на водопады едем. На все выходные. Поехали с нами?
Глава 3
Открывая общую дверь с лестничной клетки в коридор, Виктор про себя порадовался что время позднее и что конопатая ракета по имени Катька скорее всего уже спит, уложенная в постель строгой тетей Глашей, а то с нее станется пробежать по коридору с громким криком «Мамка! А дядя Витя еще одну девку привел!». Как говорится, устами младенца глаголет истина, но в данном случае лучше бы ей промолчать.
Еще он немного переживал что к нему в комнату опять Маринка вломилась и бессовестно дрыхнет на его кровати, оправдываясь тем фактом, что «Светка и Батор опять поссорились» или же «Светка и Батор снова помирились и до сих пор мирятся, а я на это все смотреть не могу!».
Однако и в коридоре, и в его комнате все было тихо и спокойно, никто не лежал на его кровати в неглиже, разбросав волосы по подушке, никто не проносился рядом с криком «дядя Витя бабник!», никто не говорил: «Гамарджоба, Виктор-джан! Вай какую красотку домой привел!», закручивая ус и многозначительно подмигивая.
— В Багдаде все спокойно. Спите жители Багдада. — бормочет он, пропуская Айгулю в свою комнату и поставив сумку с ее вещами на пол.
— Это откуда? — спрашивает она, пройдя внутрь и прищуриваясь от яркого света, Виктор нажал выключатель и теперь его скромная комната освещена полутора сотней ватт.
— Не помню. — соврал он. На самом деле цитата из какого-то советского фильма про Алладина и джина, вот только он не помнит, сняли ли его уже в восемьдесят пятом. В качестве милого штриха он совершенно точно помнит, что в конце, когда принцесса Будур и Алладин попытались поцеловаться, джин-кайфолом громко сказал: «Детям до шестнадцати…» а потом долго хохотал вслед бегущим. Интересная все же штука память, она как пятна леопарда, тут помню, тут не помню, а тут рыбу заворачиваю… какие-то детали он помнит отлично, а важные вещи — из головы вылетели. Вот, например когда будет катастрофа на Чернобыльской АЭС — не помнит совсем… но уже скоро. Зато совершенно точно помнит, что в конце лета восемьдесят пятого погибнет в авиакатастрофе улыбчивая девочка Саманта Смит, посол доброй воли, обычная девочка-подросток из штата Мэн, которая своим наивным письмом к Андропову сблизила две страны и отодвинула вероятность ядерной войны на часах апокалипсиса. Что он мог бы с этим сделать и нужно ли вообще что-то с этим делать? История сложилась так, как сложилась, а он уже подавил достаточно бабочек на своем пути…
— Мне нужно помыться. — говорит Айгуля: — где у вас ванная?
— Умывальная дальше по коридору, ты же была у нас однажды. — отвечает Виктор: — а душевая и ванная там в глубине. Но ванную не советую принимать, там все протекает. А вот душ вполне можно, только дверь закрой на крючок и полотенце сверху повесь, чтобы видно было, а то ненароком шокируешь кого из жильцов… хотя Гоги Барамович бы только порадовался.
— Уверяю тебя, что радовать Гоги Барамовича — это последнее что сейчас мне в голову пришло бы… — отмахивается Айгуля и склоняется над своей сумкой. Достает оттуда большое, синее, махровое полотенце и перекидывает его через плечо.
— Я недолго. — говорит она, направляясь к двери. Виктор кивает.
— А я пока на полу себе постелю. — говорит он ей вслед, но она уже вышла в коридор. Он достает матрац и раскатывает его на полу, мельком успев подумать, что коммуналка — это конечно хорошо, близость к народу и все такое, однако же немного неудобно. Вот жить бы в своей отдельной квартире… там хоть на голове стоять можно. А тут — правила приличия, правила жизни в общежитии, прочие правила и нормы. Не то чтобы он так переживал из-за «облико морале» в глазах своих соседей, на том же Баторе на самом места для клейма нету, Гоги Барамович только одобрит, Леопольд Велемирович, наверное, позавидует в душе, но искренне порадуется за социальную интеграцию Виктора в общество, Глафира Семеновна с Катькой, наверное, осудят, но не сильно. Не обидно так. Катька и вовсе в восторге будет. Что же до семей Абдулаевых и Карашиных, то у тех у самих забот полон рот. Абдулаевы вокруг Алтынгуль хлопочут, у Самиры радость что Нурдин играть бросил и зарплату целиком домой принес, а Карашины слишком заняты своими разборками, вон Мария с синяками ходила… Гоги Барамович обещался с Валерой поговорить.
Он раскатал тонкий матрац по полу, достал из шкафа серую простыню с надписью-клеймом на ней гласившей «х/б в/ч 345113» и встряхнул ее, расстелил и подоткнул под матрац. Ночи были теплыми и потому вместо одеяла он взял еще одну простынь с номером войсковой части. Вместо подушки достал из неработающего холодильника свой старый свитер, свернул его и положил в изголовье. Критическим взглядом оценил свое творение и пришел к выводу что вполне. Нормально. Сойдет.
Немного подумав — стянул с себя футболку и повесил через шею полотенце. Принимать душ он не собирается, но вот умыться и зубы почистить на ночь глядя — нужно, а то потом он с утра весь мятый будет и не выспавшийся. Какая же на самом деле драгоценность хороший глубокий сон, во время которого ты отдыхаешь и просыпаешься полностью восстановленным — осознаешь только лишившись этой роскоши.
Так что он перекинул через шею полотенце, нашарил босыми ногами свои тапочки серии «ни шагу назад» и последовал в умывальную, зевнув во все горло и потерев глаза. Очень хотелось спать, ну оно и понятно, вошел в режим молодой организм, рано встаем, рано ложимся. На часах уже почти час ночи, клонит в сон, все понятно. Он прошлепал по темному коридору, так никого и не встретив, только узкая полоска света из-за приоткрытой двери умывальной комнаты…
Внутри умывальной комнаты тоже было тихо и пустынно, дальше за дверью журчала вода в душе, а сама умывальная комната встретила его неистребимым запахом хлорки и блеском единственного зеркала над раковиной. Он пристроился к раковине, повесил полотенце на крючок рядом и подмигнул своему отражению, которое выглядело каким-то уж очень смурным.
— Не парься, Полищук. — сказал он зеркальному клону: — все будет хорошо. Может быть не сейчас, может не для тебя, но обязательно будет. Южный ветер там подует, грузовик с яблоками на нашей улице перевернется, водка подешевеет… простые радости советского человека.
Отражение в зеркале ухмыльнулось в ответ, но как-то паскудно. Криво улыбнулось, если честно. А еще отражение косило влево, вот прямо сильно… в ту сторону, где была запертая на крючок дверь и журчала вода из душевой лейки, а под струями этой самой воды наверняка изгибалась девушка с замечательной фигурой и очень гладкой кожей.
— Ну прекрати. — сказал он своему отражению: — у человека драма в жизни, а ты все в половую е*лю переводишь. Завязывай Полищук. Она вообще не за этим сюда пришла, я тебе специально на полу постелил, чтобы ты ночью к ней своими лапами не лез. И про парадокс Кулиджа я знаю, но ты же не крыса какая-то, не животное. И вообще, сколько можно уже, товарищ Полищук? Куда в тебя лезет-то? Новая жизнь — это прекрасно, но так и стереться недолго… помнишь, как эта крыса в эксперименте закончила? То-то же… Что значит «прекрасная смерть»⁈ Не, не, не, я помирать не собираюсь, я не Вуди Аллен чтобы быть погребенным под телами юных итальянских актрис… хотя в моем случае это юные спортсменки… — он набирает в ладони холодную воду из-под крана и опускает туда лицо. Фыркает, поднимает голову, снова смотрит на себя в зеркало.
— Ты уж не дави на девочку. — говорит он: — у нее и правда события в жизни происходят, так что погоди со своими глупостями.
— Ты с кем там разговариваешь? — открывается дверь душевой и оттуда выходил Айгуля, на ходу продолжая вытирать волосы полотенцем: — соседи проснулись?