платком: — я первая! Первая! Тетя Глаша, пожалуйста кипяточку поставьте, а то Алтынгуль сегодня что-то совсем не в настроении, я отойти не могу.
— Да конечно, Самирочка. Только все равно ты третья. Там же Валентина эта была, которая крановщица, да еще и Вильма, которая из Прибалтики, блондинка такая, что повсюду с собой сумочку таскала, заведующая в отделе парфюмерии в большом универсаме.
— Что вы такое говорите, тетя Глаша. — обижается личико: — они же все не так, как следует женились. А мы с ним — как положено. К родителям съездили, в Ташкент. Если родители не разрешили, то не считается. Ой, Алтынгуль снова плачет! — и смуглое личико исчезает за дверью. Снова кричит ребенок.
— Клянусь эта девочка будет выступать в Большом Театре. Оперная певица растет. — говорит Виктор, поднимая палец: — слышите, Глафира Семеновна? Какой голос! Фа-минор! Четыре октавы!
— Была у меня одна знакомая оперная певица. Как-то раз поехала за границу и накупила там духов и колготок два чемодана, сдала все в багаж как положено. А там упаковка оказалась не то бракованная, не то что еще. В аэропорту, в Домодедово милицейская собака с ума сошла, как учуяла. Милиция сразу же ее чемодан в сторону и ее саму на беседу, проверить. Так она замуж и вышла, уж больно симпатичный кинолог ей попался. Сейчас в Саратове живут, домик у них хороший на берегу реки, трое ребят, сорванцы такие. А собака умерла в позапрошлом году, вот они горевали… — говорит тетя Глаша: — что стоишь, ирод, проходи на кухню, завтракать.
— Смерть домашнего питомца всегда трагедия. — кивает Виктор: — а вот завтракать я сегодня не буду. Согласно древней методике индийских йогов, старая поговорка про «завтрак съешь сам» — неверна. Она вообще относится к буржуазным предрассудкам угнетающего класса кшатриев и брахманов, близкие нам по пролетарскому духу классы шудр и парий, настоящий рабочий класс — никогда не завтракали. Как правило, потому что было нечем. И именно из таких вот людей впоследствии и вырос истинный рабочий класс Индии, люди, которые разделяют наши ценности!
— Опять без завтрака, да что это такое? — всплескивает руками тетя Глаша: — на вот тебе бутерброд, раз Катька не взяла с собой. — она дает ему завернутый в газету сверток: — а то помрешь до обеду у себя в школе.
— Да у нас столовая же работает. Несмотря на каникулы, у нас летняя продленка и учебные курсы для подтягивания отстающих учеников. — говорит Виктор, но свёрток все же берет: — спасибо, Глафира Семеновна. Ну, все, я побежал.
— Ступай, ступай. И хватит с Леопольдом в шахматы по вечерам играть! Он потом полночи не спит, нервничает и на кухню курить ходит, все стены провонял!
— Как скажете, Глафира Семеновна! — Виктор взмахнул рукой на прощание и поспешно удалился по коридору. Заходит в свою комнату, поспешно одевается и выскакивает в коридор снова, но уже одетый прилично — в синий спортивный костюм и кеды. На голове — кепка.
Выходит на лестничную клетку и спускается вниз по лестнице, на улице — сталкивается с двумя хохочущими девушками и вежливо приподнимает кепку в знак приветствия. Две девушки одеты в синие комбинезоны и клетчатые рубашки, одна — повыше и с черными как смоль волосами, вторая — чуть ниже и поплотнее, рыженькая. Комбинезоны заляпаны белым, на головах уже надеты панамки, сделанные из газеты «Правда». На сгибе он видит заголовок «Решения XXVIIсъезда КПСС в жизнь!».
— Физкульт-привет прекрасным нимфам творческого труда! — говорит он: — что, еще не приехал ваш автобус?
— Опять опаздывает. — охотно откликается одна из девушек, та что повыше: — а ты куда побежал, у вас же каникулы. Спал бы до обеда. Я в выходные раньше обеда нипочем не встану.
— Еще как встанешь. — толкает ее в бок локтем подружка: — когда Алтынгуль с утра проснется — все проснуться. Вот как она родилась, так весь дом по ее расписанию живет. А она, между прочим, днем спит. И чего это мы — нимфы творческого труда? — хмурится она: — ну что нимфы — это понятно, это я одобряю, но почему — творческого? Это ты издеваешься так, что ли?
— Я? Помилуйте и в мыслях не было. Вы же художницы по самой сути вашей работы. — отвечает Виктор, останавливаясь: — вы творите кистью, рисуете и парите над хрупкой тканью мироздания!
— Мы маляры. А ты, Витька — звездобол. — смеется высокая с черными волосами: — какие там пейзажи, у нас норма по квадратным метрам за смену, а наш автобус опять опаздывает. Но запудривать девушкам мозги ты мастак. Осторожней там на своей работе, попадется ушлая старшеклассница и все… пропал наш Витька. Придется на свадьбу собирать.
— Не буду я ему на свадьбу скидываться. — складывает руки на груди рыженькая: — он в прошлый раз Тамарке комплименты говорил, а я Тамарку терпеть не могу.
— Ты же комсомолка, Марина! — всплескивает руками высокая брюнетка: — что за местническая ревность и мещанство? Тамара у нас активистка и на доске почета висит!
— Да ты сама ее терпеть не можешь. — парирует рыженькая Марина: — все время ей вслед шипишь как змея. И волосы дыбом как у Медузы Горгоны.
— А я на прошлой неделе заявление подала в партию. Так что мне недолго комсомолкой быть. — прищуривается высокая брюнетка: — имею право подрастающее поколение уму-разуму учить.
— Ну ты даешь… — качает головой рыженькая: — но все равно на свадьбу этому Витьке я скидываться не собираюсь. У нас столько одиноких женщин, а он на старшекласснице жениться решил! Пусть лучше вон тетю Глашу возьмет, она женщина одинокая, да и ребенок уже есть.
— Дура ты, Марина, хоть и комсомолка. — закатывает глаза высокая брюнетка: — это было сказано гипотетически. Понимаешь? Гипотетически. Есть такое слово — гипотеза, греческое, кстати.
— Я греческие орехи люблю, а не гипотезы. Гипотезой сыт не будешь. — рассудительно замечает рыженькая: — а дурой обзываться невежливо. Даже если ты вот-вот в партию вступишь. Товарищ Ленин никогда Крупскую дурой не называл. Наверное.
— И я не Ленин и ты не Крупская. — хмыкает высокая и поворачивается к Виктору: — ладно, вон наш автобус уже едет. Вечером увидимся… если ты на работе не задержишься.
— До вечера! — Виктор прощается с девушками и идет по улице. Через несколько шагов — оглядывается. Девушки уже запрыгнули в подехавший автобус и рыжая Марина — помахала ему рукой. Он взмахнул рукой в ответ. Автобус обогнал его, обдав выхлопными газами и запахом жженой резины, мелькнули в окнах улыбающиеся лица…
Виктор прибавил шаг. Впереди рабочий день, впереди целый рабочий день в одна тысяча девятьсот восемьдесят пятом.
Глава 2
Глава 2
— какая разница между математикой и научным коммунизмом?
— в математике что-то дано и что-то требуется доказать, а в научном коммунизме все доказано и ничего не дано.
Шагая вперед и насвистывая себе под нос развеселую мелодию, Виктор Борисович Полищук со стороны казался обычным советским гражданином, идущим на работу, пусть и слегка опаздывающим. Однако Виктор Борисович Полищук таковым не являлся. Вернее являлся, но лишь частично. Советским было его тело, тело настоящего сына пролетариата, который как известно является гегемоном в союзе классов с тонкой прослойкой интеллигенции. Советским же были и его кеды с резиновой подошвой, произведенные на фабрике «Большевичка» согласно ГОСТУ и с неизменным знаком качества на подошве. Советскими же были и шнурки на кедах. А вот в части спортивного костюма гражданин Полищук подкачал необъятную родину, потому что темно-синий костюм с двумя полосками по рукаву был чехословацким. Зато кепка отыгрывала свою роль, она была в два раза более советской чем что-либо еще — знак качества стоял на ней дважды, один раз на козырьке и второй раз — на ярлыке с внутренней стороны. Однако самым главным отличием гражданина Полищука от прочих граждан Советской страны, спешащих на работу, являлось то, что он — вовсе не был гражданином Полищуком. Более того, не был и гражданином СССР. Вернее был, но уже очень давно. И нет, он не был злобным шпионом, стремящимся разрушить социалистический образ жизни и привнести чуждые обычным советским гражданам ценности. Просто он был путешественником во времени. Наверное, так его бы назвали в этом времени, времени журналов «Техника Молодежи» и «Юный Техник», изданий «Роман Газета» и «Искатель». В его же времени такое называли просто — попаданец. От слова «попал». Кто-то попадает в миры магии и меча, благородных родов и древних кланов, скользит по натертым паркетным полам в стремительном вальсе, сжимая талию юных красоток из Императорского Дома, кто-то ходит в магические академии, поражая седых мэтров своей невиданной магический силой и потенциалом, низвергает гордые благородные роды, зазнавшиеся в своей власти и безнаказанности, спасает мир, попутно находя себе деньги, славу, власть и женщин. Кто-то попадает в бесчисленные итерации ОЯШа, Обычного Японского Школьника, любуется цветущей сакурой и фейерверками, борется со Школьным Советом и Демонами из Ада, ну или Ангелами с Небес, попутно собирая деньги, славу, власть и… школьниц. Хотя не только школьниц.
Однако среди сонма попаданцев есть и такие, кто скользит по ветвям времени, попадая в известных исторических и неизвестных совершенно неисторических личностей. Кому-то немыслима мысль о позоре Цусимского сражения, и он попадает в Николая Второго, разворачивая Российскую Империю вспять от края пропасти, побеждая всех врагов — и внешних и внутренних, а попутно собирая деньги, славу, власть и конечно же — женщин. Кому-то кажется, что историческая несправедливость сосредоточена в других датах, они пишут письма товарищу Сталину, изобретают промежуточный патрон, командирскую башенку на Т-34, перепевают Высоцкого и попутно… правильно, деньги, слава, власть и женщины. Такой уж зверек этот попаданец, в профиль подозрительно напоминает хомяка. Куда бы он не попал — сразу же начинает обрастать женщинами, деньгами, славой и всем прочим… что интересно, как правило в прошлой своей жизни, не обладая ни тем, ни другим, ни третьим. Видимо, пройдя через горнило смерти и перерождения эти люди обретают какие-то удивительные способности, ведь даже перепеть Высоцкого нужно еще суметь.