Человек, который вселился в тело Виктора Борисовича Полищука считал, что ему не повезло и он проиграл в этой развеселой лотерее попаданства. Судите сами, ну что может быть интересного в недалеком прошлом? Восемьдесят пятый год… и если бы он обладал абсолютной памятью или имел спортивный альманах как Марти Макфлай — то мог хотя бы выиграть в «Спортлото». Пять из тридцати шести или там шесть из сорока пяти. Но такой памятью он не обладал.
Восемьдесят пятый год… некоторые попаданцы попадали в свои собственные тела и исправляли свои собственные ошибки. Он не был таким. Никогда в жизни он не был учителем физкультуры в школе, да и в восемьдесят пятом году ему было двенадцать лет. За свою предыдущую жизнь он перепробовал много специальностей, кем только не работал, что только не делал. Но учителем физкультуры не был никогда. Более того, терпеть не мог командные игры, весь этот футбол, хоккей, волейбол и баскетбол. А эти игры сейчас были очень популярны в стране. Кстати, он подозревал что все же попал не в свой мир, а в альтернативную, параллельную ветвь времени, однако проверить это не мог. Тем не менее он нутром чувствовал, что он тут — не просто так. Что ему нужно исполнить какую-то миссию, что-то изменить, что-то сделать, надавить на Эффект Бабочки, сдвинув камушек, который потом стронет лавину. Но вот что именно он должен сделать и каким образом — он не знал. Неведомый разум или физический феномен, который и перенес его сознание в тело Виктора Борисовича Полищука, молодого физрука двадцати пяти лет от роду — не оставил инструкций или методических пособий «Как изменить мир и получить новое перерождение в тело Императора Магического Мира».
Все это было сложно и недоказуемо, а главное — по большей части могло являться лишь плодом его воспаленного сознания. Что если никакого будущего не существовало, просто гражданин Полищук испытал необычайно сложную галлюцинацию и в данный момент считает себя путешественником во времени? Какие ваши доказательства, что вы из будущего? Как назло, он и не помнил ничего из восемьдесят пятого, ни когда вулканы там взорвутся или какая революция случится или что еще. Так что и проверить он это не мог. Поэтому гражданин Полищук, который считал себя не совсем гражданином Полищуком — решил отнестись к своему положению философски. А именно — не париться по этому поводу. Какая разница, зачем он тут? Придет время — узнает. А пока — ему пора на работу. И Виктор Борисович Полищук прибавил шагу, торопясь в школу.
Школа его встретила непривычной тишиной и запахом свежей краски. Обычно в это время толпы школьников заполоняли коридоры, галдя и создавая тот самый, неповторимый шум школьных коридоров во время перемены. Но летние каникулы сделали свое дело и в школе оставалась лишь малая толика учеников, тех, чьи родители выбрали так называемую «продленку», а по сути — учебный детский лагерь на два месяца лета. Колокамская Средняя Школа номер три — была трехэтажным кирпичным зданием, расположенным большой буквой «Н», с одной стороны — был парадный вход с небольшой асфальтированной площадкой, на которой происходили парады и торжественные линейки, а с другой стороны располагался большой стадион.
— Доброе утро, Альбина Николаевна! — он притронулся к козырьку кепки, приветствуя учительницу по английскому языку, такую же молодую специалистку после вуза, но только пришедшую в школу на год раньше, а потому — негласно считающуюся старшей. Как тут принято — старшим товарищем, который всегда поможет добрым словом и советом. Возьмет так сказать на буксир.
— Виктор Борисович. — кивнула ему «англичанка». Школьники называли ее именно так. Или «англичанка» или «мисс Альбина». Надо сказать, что Альбина Николаевна отличалась от прочих членов тесного педагогического коллектива третьей школы, она всегда была стильно одета, ходила по коридорам школы расправив плечи походкой «от бедра» и в целом ощущалась эдаким чужеродным элементом в стенах скромного учебного заведения. Таких девушек тут только по телевизору видели, так что неудивительно что «англичанка» имела свой собственный негласный фан-клуб, практически все старшеклассники, вместе с пожилым учителем НВП, бывшим майором в отставке и завхозом по АХЧ Ашотом Варгиевичем — провожали ее пристальными взглядами.
Красота и общая образованность вкупе с чувством юмора сослужили Альбине Николаевне дурную службу — она так и оставалась одинокой женщиной, потому что любой мужчина, находясь рядом с ней испытывал синдром потных ладошек и подкашивающихся коленей. Любой, кроме Ашота Варгиевича и самого Виктора. Впрочем, Ашот Варгиевич тоже был пенсионером, ветераном ВОВ, да еще и одноруким, повидал в жизни всякого и уж красивой девушкой его было не испугать, даже такой как Альбина Николаевна.
Что же до Виктора, то… память прежнего тела была отрывочной, больше в эмоциональных картинах, нежели холодных воспоминаниях, больше в ощущениях, чем в развернутых информационных таблицах, так что он не помнил, как именно он общался с этой высокой красавицей. Вот всякую ерунду из детства гражданина Полищука помнил, как будто это было вчера — вкус холодной колодезной воды из колодца в деревне, ломящей зубы и схватывающей дыхание, до того она была холодной и свежей! Запах свежескошенного сена, огромные мохнатые звезды на ночном небосводе и маленькая, верткая собачонка с коричневыми пятнами на спине. Чья-то веселая улыбка, девичье лицо с веснушками, цветочный луг. Много воспоминаний, не все из них были хорошими… но вот Альбины Николаевны нигде не было. Так что Виктор решил, что будет общаться с ней так же как и с остальными. Непринужденно.
— Готовы к новому рабочему дню? Так сказать, грызть гранит науки, повергая в шок и трепет светил стоматологии? Нести свет просвещения в юные массы будущих граждан Советской страны? Лично я готов. Завидую вам — у вас старшеклассники. Лучшие люди страны! — бодро говорит он, поравнявшись с «англичанкой», чтобы пойти по коридору вместе: — доброе утро! — кивает он каким-то девчонкам, которые хором приветствуют его и уносятся вдаль, обгоняя учителей.
— Доброе утро! — едва успевает сказать вслед школьницам Альбина и заинтересованно наклоняет голову к Виктору: — старшеклассники — это лучшие люди страны?
— Конечно! Они еще не успели забыть классику, наивны и отважны. Готовы свергать идеалы и насаживать свои собственные. Не приемлют несправедливости и лицемерия, не любят вранья. Это как будто о них писал Геродот… как там — «они учат своих детей трем вещам — скакать на лошади, стрелять из лука и ненавидеть любую ложь». — легко подхватывает разговор он: — так что я вам завидую белой завистью. Альбина Николаевна. А еще поражаюсь как вы можете быть такой красавицей? Вы что-то с собой делаете? Ванны в крови девственниц, молоко летучих мышей, жемчуг, растворенный в уксусе по рецепту Клеопатры? Впрочем, последнее не рекомендую, наверняка плохо для желудка, повышенная кислотность, вся эта содовая вода…
— А вы сегодня необычно энергичны, Виктор Борисович. Я посмотрю на вас в конце рабочего дня. — улыбается «англичанка»: — или вас так радует, что Анастасия Валерьевна вышла в отпуск? Я слышала, что она все равно придет сегодня днем — поработать с документами.
— Нам хлеба не надо, работу давай, нам солнца не нужно, нам партия светит. — вздыхает Виктор: — на самом деле это заслуживает восхищения. Анастасия Валерьевна горит на работе, словно отважный Данко, который вырвал из груди свое сердце, освещая нам путь вперед!
— А как же «старая грымза» и «синий чулок»? — поднимает бровь «англичанка»: — помнится вы были куда как категоричнее в своей оценке нашего завуча.
— Погорячился. — тут же находится он, совсем не припоминающий такого вот факта: — был неправ. Посыпаю голову пеплом. Отстрадаю, отслужу, если нужно — отсижу. Приму меры к недопущению впредь. Виновные будут наказаны с занесением в личное дело. Доброе утро! — говорит он, отвечая на приветствие спешащих по коридору школьников, провожая их взглядом.
— Вот я и пришла. Пойду учить «лучших людей страны», — говорит «англичанка»: — но вы удивили меня Виктор Борисович. Оказывается, вы умеете быть приятным в общении.
— О, еще рано делать такие выводы, Альбина Николаевна. Для этого следует как минимум продолжить наше с вами общение… а вас ждут лучшие люди страны. Передавайте им привет и скажите, как я им завидую — провести почти полдня с такой очаровательной девушкой как вы… к сожалению мне никогда так не повезет. Хм… может мне попытаться попасть в ваш класс в вечерней школе?
— Виктор Борисович, придержите коней. Мы с вами еще не в таких отношениях, чтобы вот так легко делать комплименты на работе. — отвечает «англичанка» строгим голосом, но ее глаза смеются.
— Я⁈ И комплименты⁈ Да вы что! Никогда! Я вообще принципиально не делаю людям комплименты. — снова находится он: — никаких! Я довольно грубый человек и говорю людям правду прямо в лицо. Как есть. Увы, многие на это обижаются, но как советский человек я не приемлю всей этой «лжи во спасение» и режу правду-матку. Вот вам прямо в лицо — вы прекрасны. Можете обижаться на меня, написать жалобу в профком и обвинить в бестактности, но это правда. Суровая, местами даже ужасная, но — правда. — он качает головой в притворном сожалении: — как бы я хотел уметь врать…
— Виктор Борисович, а вы оказывается опасный человек… — «англичанка» наклоняет голову и улыбается: — ну все, я пошла, а то вас ваши ученики уже заждались. До свидания.
— И вам того же. — кивает он вслед закрывшейся двери и идет дальше по коридору, заложив руки за спину и насвистывая веселую мелодию про то, что нам песня строить и жить помогает, нам вместе с песней иди веселей… и тот кто с песней по жизни шагает…
— Доброе утро! — мимо него проносится очередной вихрь с косичками, веснушками, и в синем ситцевом платье с рюкзаком за плечами.
— И вам доброе утро! — выкрикивает он вслед, улыбаясь. Все-таки на каникулах школа выглядит веселее, думает он, когда нет это обязательной формы — черно-коричневое для мальчиков и девочек, коричневое платье и черный фартук ну или там — коричневый костюм с