теперь он чувствовал себя не в своей тарелке.
— Что ты там напридумывала?
— Ничего. Я фиксирую факты, товарищ генерал, — ответила я.
— Факты? А этот труп под какие факты подходит?
— Беглого осмотра недостаточно, товарищ генерал.
Ерин сделал страшные глаза в попытке внушить мне правильную манеру общения с высоким начальством: со всем соглашаться и не умничать. Но я сделала вид, что не заметила его знаков.
Генерал медленно выдохнул:
— Значит, так, эксперт…
— Чернова, — подсказал Ерин.
— Доложите, как полагается, — велел генерал.
И тогда я сказала то, что от меня хотели услышать: да, у этой жертвы точно такие же повреждения на теле, какие были у крепыша-бандита — перегрызенная шея, развороченная грудная клетка. А еще добавила, что обе жертвы в момент их обнаружения лежали в одинаковых позах, но рядом с блондинкой не было ни ротвейлера, ни болонки.
— Чернова, как бы ты описала убийцу или орудие убийства?
— Экспертиза не смогла установить… орудие убийства. Раны очень странные. Их не мог нанести ни человек, ни животное… — ответила я.
— Это как понимать, криминалист? Где же твои факты?
— Факты есть.
— Какие?
— Первую жертву убило нечто…
— Нечто? — повторил генерал, обернувшись к Ерину.
— Как я уже сказала, я не могу классифицировать… ни орудие убийства, ни убийцу.
— То есть это какой-то неизвестный маньяк людям головы режет?! А, полковник? — Генерал продолжал сверлить взглядом Ерина. — У тебя в районе какая-то чертовщина — а ты что, шашлыки жрешь?
— Виноват, товарищ генерал… — промямлил Ерин.
На этом интерес к моей персоне был потерян. Копылов схватил меня за локоть и оттащил в сторону: ни к чему мне было смотреть, как из полковника Ерина делают мальчика для битья. Да я и сама была этому рада. Такое зрелище предназначалось только для своих, в качестве профилактики.
— Видишь, Дося, что творится… — Опять это мерзкое прозвище. — Нам теперь обеспечено веселье на ближайшую неделю. Пока не найдем. А то и дольше.
— Кого ловить собираетесь? — спросила я, поглаживая локоть. Хватка у опера была железная.
— Ловят блох, Дося. Генерал сказал — маньяк. Значит, маньяка брать будем.
— Глупости. Впрочем, я обо всем напишу в заключении.
— В этом уже нет нужды. — Копылов улыбнулся: — Дело тебе не дадут. Чтоб не умничала.
— Зачем тогда вызвали?
— Чтобы ты сообщила генералу первое впечатление. А оно — самое верное. Он так считает. Значит, так оно и есть. Маньяк, Дося, ждет нас где-то в ближайших кустах. Я даже предполагаю в каких. — Он по-приятельски похлопал меня по плечу. — Спасибо, что приехала, с меня причитается, подруга… — И Копылов побежал получать инструкции по отлову маньяка.
Делать здесь мне было больше нечего. Мне оставалось лишь вызвать такси и ехать обратно домой. Вот только ноги сами понесли меня к кустам. Как будто там меня поджидал Фауст. И я пошла. Конечно, его там не было. Откуда бы ему там взяться? Он же не мог явиться, как в сказке, по моему хотению. Да не очень-то и хотелось.
— Простите…
Меня окликнул детский голосок. Я повернулась: передо мной стояла девочка не старше лет десяти, худенькая, невысокая, скромно и просто одетая. Красивые черные вьющиеся волосы, здоровый, чуть загорелый цвет лица, хорошенькая. Наверняка приехала откуда-то с юга — петербургские дети обычно очень бледненькие. За плечами у нее был рюкзачок; из кармана рюкзачка выглядывал плюшевый мишка, старый и ободранный.
Было странно видеть ее здесь: на дворе почти стемнело, а она гуляет одна, совсем ребенок. Куда родители смотрят?
— Простите, — повторила она. — У вас не будет десяти рублей, на мороженое не хватает?
Не люблю попрошаек. И тем более не люблю, когда ребенок манипулирует взрослыми, чтобы получить то, что ему хочется. Если у меня когда-нибудь будут дети, не скоро, конечно, они будут воспитаны по-другому.
— Ты где живешь?
— А вот… — Девочка кивнула в сторону ближайшего жилого корпуса.
— Почему ты в такое время на улице?
— Ой, у подружки задержалась.
— Будь осторожна, здесь у вас… — Я осеклась. — Хулиганы ходят.
— Хорошо, буду… Так вам не жалко?
Я протянула монетку. Девчушка сказала «спасибо», и, вполне счастливая, побежала к магазину «24 часа». Плюшевый мишка трясся в кармане рюкзачка.
А я осталась одна. Мысли были нерадостные. Я думала, что хуже всего, когда ты бессилен перед глупостью. Но еще хуже — если ты знаешь, что все понимают, что делают глупость, и все равно ее делают. И плевать им на заключение криминалиста! «А не погорячилась ли я, бросив врачебную карьеру? — подумала я. — Может, попроситься назад? Наверняка возьмут».
— С этим не стоит спешить, — раздался у меня за спиной знакомый голос.
Как же я обрадовалась этому голосу! Фауст стоял как изваяние. А я чуть было не бросилась к нему на шею. Наверное, он заметил мое движение. Впрочем, как бы он заметил? Ведь он же слепой. Надо было что-то сказать, и я сказала:
— Рада вас видеть.
— Конечно. Вам же этого хотелось, эксперт Чернова.
Он не спрашивал, он сообщал факт. И возразить на это мне было нечего.
— Меня отстранили от дела. Они не хотят, чтобы я дала заключение по этому трупу.
— Но вам уже что-то известно.
Я кивнула.
— Расскажите подробности.
Я постаралась кратко пересказать то, что успела заметить. Лицо Фауста оставалось неподвижным. Да и черные очки меня сильно раздражали. Я старалась не смотрела на них…
— Известно, кто жертва? — спросил он.
— Мне не сообщили фамилию.
— Меня не фамилия интересует.
— Род деятельности? Ночная бабочка, — вырвалось у меня невольно. — Во всяком случае, мне так показалось. Размалеванная кукла.
— Живет в ближайших домах?
— У меня нет данных.
— Вспомните, что вы видели.
И тут я сделала то, чего никогда себе не позволяла: стала выдвигать предположения.
— Наверняка из дома выскочила! — вырвалось у меня.
— Почему вы так решили?
— На ней стоптанная домашняя обувь и застиранная футболка. Накрасилась, а переодеться не успела. Кто-то позвал ее…
— Великолепно! — удовлетворенно кивнул Фауст. — Это я и хотел услышать. От вас.
Не знаю, может, я на самом деле чувствительна к похвале. Одобрение Фауста мне было приятно услышать. Оно подействовало на меня как плитка шоколада, если я позволяла себе съесть кусочек. У меня даже настроение улучшилось.
— Что мне теперь делать?
— Ждите. И будьте готовы… — В очках Фауста блеснул случайный отсвет.
— К чему? — попыталась я уточнить.
Он повернулся, чтобы уйти.
— И это все? — спросила я его в спину.
Фауст повернул голову:
— Буду нужен — зовите.
— Как звать?! — спросила я не лучше последней дурочки. — Звонить? Так у меня нет номера вашего телефона.
— Как звали сейчас, — сказал он и скрылся в темноте, за кустами.
По дороге домой я купила шоколад и красное вино. А поднявшись в квартиру, переоделась в старую пижаму и уютно устроилась в кресле с томиком легенд о Фаусте.
Про Фауста в черных очках я старалась не думать.
Среди ночи я внезапно проснулась от чувства, словно меня что-то зовет. Голос звучал во мне, я слышала его всем телом. Мне срочно нужно было туда, на то самое место… Желание оказаться там, на пустыре, было слишком сильно. Ничего кроме этого желания я не замечала, не понимала, не чувствовала. Я знала только одно: прямо сейчас мне нужно было туда. Меня звали. Мне хотелось оказаться там любой ценой. Сейчас.
Дальше в памяти сохранились лишь отдельные картинки, словно осколки витража: помню, что еду в такси на переднем сиденье; помню, что смотрю перед собой на дорогу, на мелькающие за окном окрестности. Помню, как внезапно в лобовом стекле вспыхнули фары встречного автомобиля, ослепив меня… Тут же меня скрутила неведомая сила, и я почувствовала, что теряю волю. Мне нужна была помощь, но помощь ждать было неоткуда. Воли, чтобы противостоять неведомой силе, тоже не осталось. Разума не осталось. Ничего не осталось. Меня охватили тоска и страх. И только мой слабый голос едва различимо пробивался сквозь леденящий страх: «Помоги мне, Фауст. Помоги мне… Мне плохо… Фауст, помоги… Фауст…»
Но скоро голос, зовущий меня, поглотил, задушил мои слабые попытки сопротивляться — больше я ничего не хотела. Только скорее оказаться там, где меня ждали…
Дальше — провал. Вот я уже не в такси, я видела то место. Я шла туда… Взгляд отмечал тонкие красно-белые полоски, огораживающие кусок земли… Но мне было все равно. Что-то звало меня… И я шла на зов. Я всей душой тянулась туда. Я почти была там…
И вдруг я ощутила всей кожей, как оно приближается ко мне. Я не видела, что это, но явственно чувствовала нарастающий порыв ледяного ветра. Нечто приближалось медленно и неотвратимо. Однако страха не было. Голос, зовущий меня, заглушал все мои чувства. И хотелось только одного: чтобы все поскорее закончилось. То, что призывало меня к себе, было уже совсем рядом.
«Скорее… Скорее… Возьми меня… Я открываю себя, вот моя шея… Я жду тебя…»
Оно приближалось, огромное и сильное, чтобы забрать меня…
Меня ослепила яркая, как взрыв, вспышка. Обжигающая боль пробила шею. На глаза упала тьма. В ушах паровозным гудком взорвался вой… И так же внезапно пропал. Исчез, как будто его и не было…
Очнувшись, я поняла, что лежу на спине, надо мной склонился Фауст. В его черных очках я видела свое отражение. В основании шеи ощущалась дикая боль, кожа горела, как от ожога.
Я притронулась к шее: пальцы ощутили словно обожженную поверхность. Крови не было, и шея осталась цела. Только очень болела.
— След останется, — сказал Фауст.
Наконец-то я смогла отчетливо увидеть место, в котором находилась. Да, та самая площадка. Не приди мне на помощь Фауст, то Копылов бегал бы утром вокруг моего тела, а коллега-эксперт писал бы заключение.
Я чувствовала, что плечи мои покоятся на руке Фауста. Хорошо и надежно было лежать так…. Если бы еще какое-то время я могла делать вид, что не пришла в себя…