алых и белых плащах. А на высоком правом берегу, у двух сторожевых башен Хонора, стояли ряды войск – в синих, алых и красных плащах и смотрели, как их братья гибнут в дыму под стрелами и мечами кочевников. Воинов на стенах оставалось мало. А узкий каменный мост, лестница были заполнены народом, который карабкался на высокий берег и, обливаясь слезами, падал бы прямо у лестницы, если бы не несколько воинов, которые отгоняли, а то и относили в сторону спасшихся.
– Дина, Ардуус, Аштарак, – прошептал Лаурус и посмотрел на жену. – Там еще не меньше пяти тысяч человек. И мало воинов. Очень мало.
Она кивнула. Кивнула, не проронив ни слезы. Лаурус спрыгнул с лошади, сорвал с пояса кошель, вложил в руку Авы, прижался к ее руке губами, подмигнул сыну и дочери, сдернул с луки седла моток веревки и пошел к пузатому старшине, который уже охрип, освобождая проход.
– Чего ты хочешь? – засипел тот, взглянув на ярлык. – Клавус Вадум? Откуда ты взялся, Клавус Вадум? Не до тебя сейчас! Подожди! К ночи зачислю!
– Мне туда, – мотнул головой Лаурус. – Ты не видишь? Проседают наши! Прорвутся – порубят тех, кто не ушел. Князь еще там?
– И князь, и два его сына, и динский тан – все там! – захрипел старшина. – Как ты туда попадешь? По головам пойдешь? Ты не видишь? Вот первая сотня, вот вторая, вон – третья! Все готовы в битву! Как пробиться?
– Зачисли меня, – процедил сквозь зубы Лаурус. – Покажу. Меч у меня есть, доспех на мне. Что еще надо?
– Демон с тобой, – закашлялся старшина и рявкнул, собрав в глотке остатки голоса: – Если кому интересно, вот этот новичок, прибывший, судя по сапогам и гарнашу, из Самсума, собирается научить нас воевать. И уж во всяком случае покажет, как попасть на тот берег, не наступая на головы людям. Давай же!
– Сейчас, – накинул петлю на крючок коновязи Лаурус, сбросил, повесив рядом, самсумский гарнаш, снова подмигнул детям и, швырнув моток веревки с парапета, скользнул по ней вниз.
– А дальше? – захрипел старшина. – Ну, ловок, и что? Через мост как?
Лава спрыгнула с лошади и бросилась к парапету. Ава едва не опередила ее. Лаурус уже стоял на нижней площадке. Увидев, что на него смотрит старшина и не меньше полусотни воинов, он махнул рукой, забрался на один из двух столбов, от которых начинался мост и мимо которых тек поток испуганных людей, перебрался на каменное ограждение моста и вдруг побежал на противоположную сторону, удерживая равновесие выдернутым из ножен мечом. Одна или две стрелы просвистели мимо него, но вот он добрался до середины, до второй трети, до конца моста и скрылся в дыму. И почти сразу же по веревке заскользил вниз другой воин. За ним третий. И следующий. И еще один.
– Клавус Вадум, – прохрипел старшина над ушами Лавы и Авы. – Надо запомнить. Пошли Энки этому молодцу удачу. Кто он вам-то?
– Брат, – твердо сказала Лава.
– Муж, – добавила Ава.
– Папка! – заорали Гладиос и Арма.
– Нам пора, – позвал спутниц Син, прихватывая к коновязи лошадь Лауруса, и добавил, глядя на старшину: – Редкого воина тебе уступаем, мастер. Ты уж побереги для него лошадку и одежку. А то ведь простудится после жаркой битвы.
– Если он выживет, – заметил старшина.
– Он – выживет, – уверенно проронил Син.
…Уменьшившийся отряд столкнулся с маннами на второй день пути после Аштарака, едва ли не на окраинах Хонора. Дымы над араманской столицей рассеялись, новые слезы на щеках Авы почти высохли, вставшие над горизонтом горы скрылись вершинами в тяжелых облаках, и вскоре уже должны были показаться башни королевского замка Хонора – замка дома Рудусов. Син уже подшучивал над Армой и Гладиосом, подсказывая им, что флаги на хонорских башнях будут зелеными, но вот никак он не может вспомнить, что за желтый силуэт изображен на зеленом фоне. Арма и Гладиос принялись гадать, перечисляя все известное им зверье, а Син поджимал губы и мотал головой, поглядывая на утомленных беженцев, которых было на дороге предостаточно и которые смотрели на поднимающиеся перед ними горы, как на спасение. Именно тогда и выкатили из-за заснеженной рощи десять всадников. Десять низкорослых лошадок летели в сторону заполненного стариками, женщинами и детьми тракта, десять клинков взлетели над выцветшими, бывшими когда-то желтыми плащами, и вой, который понесся над трактом, подсказал Лаве, что именно этот отряд был причиной кровавых пятен на снегу, попадавшихся им уже не раз.
– Ты как? – посмотрел на Литуса, потянул из ножен меч Син.
– В порядке, – выдернул гибкий клинок тот. – Я смотрю, у них нет луков?
– Есть, – уверил бастарда Син. – Но за спиной. Кто мы такие, чтобы тратить на нас стрелы? Лава, Ава! Будьте здесь!
Сказал и послал коня наперерез отряду.
– Послушай, – окликнула испуганную Аву Лава. – Держи!
Она пересадила за спину матери Гладиоса и, развернув лошадь, ничего не нашла что сказать, только кивнула и поспешила вслед за Сином и Литусом.
Манны разделились. Четверо мчались навстречу парочке наглецов, а шестерка явно собиралась окрасить окрестный снег кровью детей и женщин. Поняв это, Син вдруг начал орать что-то на манском наречии. Наверное, это было что-то оскорбительное, потому что не только четверка пришпорила лошадей, но и шестерка тоже развернулась в сторону наглецов.
– Успеют еще порубить беззащитных, – прошипела Лава, пригнувшись к лошадиной гриве и сжимая в руке меч. – Успеют. Может быть, успеют. Сначала нас.
Четверка успела в схватку первой. Син и Литус скрестили мечи со степняками, и Лава, недоумевая, почему они звенят сталью о сталь, а не убивают, подала лошадь в сторону и едва не столкнулась с воином, который возглавлял тех, кто спешил на помощь первой четверке. Блеснул клинок, но Лава уже соскользнула с седла, припала к лошадиному боку, почувствовала, что сталь разрезала воздух чуть выше ее колена, и точно так же почувствовала, что ее меч достал цель, распустил круп лошади врага, заставил животное присесть, обагрить мокрый снег темной кровью. Она развернула лошадь, увидела, что стремительно убывающий отряд маннов собрался вокруг Литуса и Сина, и спрыгнула с лошади. Лошадь врага хрипела на снегу, а спешившийся всадник шел в ее сторону. В руке его сверкал узкий клинок, на ногах и руках поблескивали наручи, между полами плаща темнела тонким плетением кольчужница. Воин шел убивать выскочку-девчонку, лишившую его лошади.
«Так, – подумала Лава. – Судя по его походке, он очень хорош. Значит, ничего не придумывать. Все самое простое. Самое легкое. Я девушка. Наглая, самоуверенная, но девушка. Так, что я должна сделать? Что я должна сделать? Зачем я слезла с лошади? Ну, конечно, чтобы у меня осталась лошадь. Куда же я без лошади. Что я должна? Я должна быть неуверенной, спотыкаться, волноваться, я девушка. Чему меня учили ардуусские стражники? Не теперь, не Литус, а те стражники, к которым я впервые пришла несколько лет назад с палкой вместо меча? Ну точно, ударов всегда два. Один, смертельный удар может нанести только мастер. А прочих два. Только два. Или больше. Ну, больше – это тоже удел мастеров. А так-то – два. Значит, и защита должна быть двойной. И я девушка».
Она стянула с головы капюшон, взъерошила короткие волосы, выставила перед собой меч, прихватила яблоко эфеса левой рукой. Она девушка, и ей страшно.
Ей действительно стало страшно, когда воин, после того как Лава сбросила капюшон, повторил ее жест, да еще и стянул с лица желтоватый шарф. Это был даку. Безволосое, вытянутое, клыкастое лицо было почти мордой. И на этой морде кривилась холодная улыбка.
– Дура, – процедила сквозь зубы Лава и начала медленно пятиться.
Воин согнул колени и, переступая, двинулся за ней. Пять шагов. Четыре шага. Три шага. В глубине желтоватых глаз таилась насмешка. Сейчас…
Она не успела ни напасть сама, ни отбить удар противника, потому что противник вдруг скривился, захрипел и упал лицом в снег. Из его шеи торчал кинжал.
– Не время для игр, – раздался голос Литуса. – Это даку. С ним нельзя шутить. Хотя отвлекла ты его хорошо. Если бы не твоя разъяренная рожица, тебя бы уже не было. Мы с Сином могли бы не успеть справиться с остальными девятью.
– Ты убил его в спину! – прошипела Лава, тут только заметив, что и прочие степняки мертвы, и Син осматривает их трупы.
– Да, – спокойно ответил Литус. – Это уже не турнир. Это война. Кстати, помоги снять с него доспех. Будем считать, что это твой трофей. И чтобы я тебя без этой кольчужницы не видел! И это тоже война.
– Но самое смешное, – крикнул между тем Син приближавшейся к месту схватке Аве с детьми, – что на зеленом фоне у Хонора никакой не желтый зверь, а желтые цветы!
Глава 20Ардуус
Ардуус лежал во мгле. Пурус знал, что город укрыт снегом, но, несмотря на полдень, и снег, и дома, и людей, все укутывала мгла. Оттепель накатила в самом начале зимы, и теперь утренние облака ползли и над головой, едва не чиркая серыми животами по шпилям Ардууса, и под ногами, скрадывая все, кроме коньков крыш и изломанных линий крепостных стен.
– Господин…
Рабыня выползла на заледеневшую площадку главного бастиона цитадели на коленях. На днях Пурус неожиданно для самого себя ткнул имперским мечом, который он гладил в руках беспрерывно, в живот верному немому слуге. Ткнул, а потом надавил, пронзая насквозь, и расхохотался, глядя на ненависть, которая вдруг блеснула в покорных глазах Умбры. Правильно сделал. Если ненависть выплеснулась, значит, где-то она таилась. Если дал убить себя, значит, плохим он был охранником, нечего и жалеть. И вот уже неделю вокруг короля суетились только женщины. Стражники стояли у основания цитадели и подниматься наверх не рисковали. Впрочем, Пурус и не хотел их видеть. Но без охраны вовсе оставаться было нельзя.
– Говори, – буркнул, положив ладонь на холодную рукоять имперского меча, Пурус.
– Как вы повелели, Ваше Императорское Величество, – голос рабыни выражал покорность и дрожал от неподдельного ужаса, – все, кто просил вашего внимания, в соответствии с вашим соизволением, прибыли. Все, кому вы потребовали явиться к вам, – здесь. Ваш сын, Его Светлейшее Высочество Болус. Зелус Ренисус – племянник короля Тигнума. Алкус Рудус – третий сын короля Хонора и он же младший брат герцога Хонора. Фелис Адорири – герцог Утиса. Энимал – Предстоятель Единого Храма. Фуртим Верти – младший брат короля Фиденты. Всего шесть посетителей, Ваше Императорское Величество. И все они ожидают вашего приема в разных покоях. Но… – голос женщины задрожал еще сильнее… – но вместе с Фуртимом Верти прибыли пятьдесят женщин. С оружием. Пока они заперты в карулке…