Жандармский штаб-офицер собрал попутно сведения и о самом Чернове. Оказалось, что ему 33 года, имеет двух сыновей и дочь (проживавших с женой). Раньше он служил в Калужском дворянском депутатском собрании. Ему принадлежало имение с 843 душами, пустошь в 300 десятин, каменный дом в Калуге и „капиталу до миллиона руб. сер.“. Особо отмечалось, что „имение его по высочайшему повелению взято в опеку за отдачу им крепостного своего человека в военную службу[595], о чем производилось следствие, а сам содержался на гауптвахте, поступок представлен обсуждению калужского дворянства“. Воейков признавал, что следствие на месте было довольно сложно вести, так как распущен „весьма гласно и с намерением слух“, что Чернов из ненависти к своей жене, желая бросить на нее подозрение, устроил сам „разрывной снаряд“, а потому и находился в другой комнате. Кроме того, в губернии „общее весьма сильное нерасположение к Чернову и участие к его жене“[596].
Последующие материалы следствия рисуют интересную картину поведенческих практик холостого мужчины и замужней женщины. Надо признать, что это все-таки не типовое поведение, а действия, вызванные необычными обстоятельствами.
Новые „чистосердечные“ показания Телепнева показывают любопытную модель действия, во многом созданную его воображением и потому кажущуюся наиболее близкой к идеальному, „мечтательному“ для него типу поступков.
На допросе Телепнев пояснил: „Бывши в Калуге, он услыхал, что жена богатого человека Чернова хороша собою и находится в дурных отношениях с мужем, которого с нею нет. Пожелав познакомиться с [Черновой] в видах холостого человека, отправился к ней 23 декабря 1853 г. в село Грабцово“, назвался кн. Кочубеем, объявил о намерении „торговать имение мужа“, разговаривал как об имении мужа, так и посторонних предметах[597]. Далее Телепнев касался интимных подробностей своего следующего визита: „25 декабря приехавши к Черновой опять вечером и находясь с нею наедине, довел ее до того, что она имела с ним несколько раз любовную связь, а когда он приехал к ней на другой день, она упрекала его за обольщение, говоря, что может сделаться беременною, что узнает об этом муж ее и разведется с нею“[598]. Не желая слушать упреков, Телепнев назвался своим подлинным именем и уехал не простившись.
Затем герой-любовник начинает перечислять четко зафиксировавшиеся в его памяти победы: перед Масленицей 1854 г. в Калуге „помирились и опять имели любовную связь, потом Чернова приходила к нему в номера, и он был у нее в Грабцове и расстался с нею в дружеских отношениях“; в мае 1854 г. он в третий раз ездил в Калугу, чтобы с ней видеться, посылал к ней с запискою, и на другой день она приходила к нему; был в Грабцове „и продолжал любовную связь“[599].
Именно в ответ на его сетования, что „он по стесненным обстоятельствам не может с нею видеться чаще“, Чернова сказала, „что если бы она обладала миллионами своего мужа, то любя Телепнева, удовлетворила бы его желание и спросила, сколько бы ему нужно денег: он отвечал, что желал бы иметь 300 тыс. рублей сер. и ее любовь, и тогда бы вполне был счастлив“. И тогда якобы Чернова обещала, что если бы сделалась вдовою, то не пожалела бы для него этой суммы»[600].
На предложение стреляться с Черновым возразила, что ее муж хорошо стреляет, и не советовала рисковать. Следом к нему пришел неизвестный человек, признавшийся, что он отец Черновой, и обещал «дать на это средства, [сказав] что дочь его любит Телепнева и сделавшись вдовою не пожалеет для него ничего, а любовь ее продолжится к нему навсегда, что у мужа ее 70 миллионов и он скрывает свой капитал»[601]. Полагая, что отец был у него с ведома Черновой, Телепнев согласился взять пузырек с ядом. Как ему показалось, после совета стряпчего начать процесс с мужем, чтобы обеспечить себя и детей, Чер нова охладела к нему. Правда, через месяц Чернова, возвращаясь в Калугу, приехала в Москву и была у него два раза. По признанию Телепнева: «Хотя он имел с нею в это время любовную связь, но заметил, что она не столько дорожила им как прежде, и потому сам сделался равнодушным к исполнению своего плана — убить Чернова»[602].
Игровое, авантюрное, книжное поведение кажется совершенно нереальным на просторах Калужской губернии. Маска таинственного, богатого князя позволяет легко добиться первой победы и соблазнить чужую жену, раскрытая мистификация дополняется любовным увлечением, ведущим к нереальному богатству, переступить через злодеяние должно помочь благословение отца и тайное действие яда. Столь же ирреальными могли быть и фиксируемые, как вехи пути к благополучию, многочисленные «любовные связи».
В поступках Телепнева заметно постоянное ожидание чуда, действия иной, внешней силы, которая обеспечит искомое благоденствие. В своих планах он рассчитывал то на «усыпительный порошок»[603], то на пузырек с кротоновым маслом[604] и, наконец, на разрывной ящик[605]. На этом фоне показательно рационалистическое поведение простолюдина — камердинера И. Чернова В. Афанасьева. Получив через посыльного от В. Черновой пузырек с наговорной водой для подмешивания в чай, он сначала «отказывался взять пузырек, но потом, не желая казаться ослушником перед барынею, принял оный, и как только расстался с тем человеком, разбил данный им пузырек, не веря, чтобы заключавшаяся в нем жидкость могла иметь влияние на согласие между господами»[606].
Допрос 25 января 1856 г. Черновой, выявивший мотивы ее поступков, позволяет выстроить женскую модель поведения. Действительно, Телепнев под именем Кочубея приезжал к ней в имение 23-го, а потом 25 декабря; ознакомился с описью и уехал, «выказавши свой ум и любезность, доказавшие отличное его воспитание», о себе говорил, что служит в Министерстве внутренних дел. Исходя из этого, Чернова встретилась с ним в Калуге у купчихи Конюховой, рассчитывая помочь мужу, находящемуся на гауптвахте, и в деле опеки имения. Узнав о ее несчастной семейной жизни, Кочубей — Телепнев заявил о намерении стреляться[607].
Чернова утверждала, что никогда никаких денег ему не обещала. Напротив, Телепнев «всегда выдавал себя за весьма богатого человека, и в доказательство того, однажды начал было читать ей опись огромного имения, называя оное своим, но она отказалась слушать, говоря, что не имеет никакой надобности знать о его состоянии». Рассказала Чернова и о том, что «в то же свидание у Конюховой он начал диктовать ей записку, что 1854 г. февраля (не помнит, какого числа) я, нижеподписавшаяся, покушалась на жизнь своего мужа. Написавши это, она остановилась и не хотела продолжать записку, потому что в ней писала явную клевету на себя». Тогда Телепнев взял записку и уехал. Приехав на следующий день, он «пытался подарить браслет и просил завершить записку». Она отказалась, «после чего [он] назвался Телепневым и уехал не простясь, когда она вышла в другую комнату»[608].
Странный замысел Кочубея, последующее саморазоблачение и бегство новообретенного Телепнева не смутили молодую женщину. Через какое-то время, по ее собственному признанию, «будучи увлечена умом и любезностью, она хотела продолжать с ним знакомство, а потому и была у него в номере, пробыла там с час, разговаривая с ним о предметах обыкновенных и уехала»[609]. Потом еще «встречалась с ним в гостинице» и вновь «разговаривала о предметах обыкновенных», узнала московский адрес и была в его квартире, затем снова у него в номере и «пробыла с час в обыкновенных разговорах»[610].
Из важных для следствия деталей Чернова указала, что ей Телепнев «показывал пузырек с какой-то жидкостью, называл оную чистительным, говорил, что выписал из Америки за 1000 червонцев» и предлагал послать его мужу. Обратила она внимание и на то, что он «расспрашивал имена отца, матери, родных, адвоката по делу о наследстве и все записывал карандашом»[611].
На прямые вопросы следствия о характере их отношений Чернова заверила: «Противузаконной связи она не только не имела с Телепневым, напротив, он, с первого знакомства с нею до последнего свидания, был так деликатен с нею, что даже не говорил ей обыкновенных светских ласкательств, тем более не упоминал о своих чувствах к ней и не делал ей оскорбительных для замужней женщины предложений»[612]. О планах Телепнева отравить мужа она не донесла, «ибо никто не поверил бы, что ее привязанность к нему чиста и что она не имела с ним противозаконной связи»; все разговоры происходили наедине, и она могла подвергнуться наказанию за ложный донос; люди, окружавшие мужа, ему верны и не могли сделать ничего во вред И. Чернову[613].
Свое необычное поведение Чернова объясняла тем, что «она имела к нему привязанность и увлеклась его умом и ловкостью до свиданий с ним в его квартире»[614]. Замужем она была уже девять лет и от своего мужа терпела разные оскорбления (он бил ее бильярдными киями, заставлял пить вино с подмесью рвотных порошков и проч.). Служанка Екатерина Столярова рассказывала следователям, что муж Черновой как-то, «приехав из Санкт-Петербурга тайком на розвальнях, встретил жену свою с пистолетами и выстрелил в то место около коего она стояла, а потом, после ужина заставлял ее пить вино и избил ее кием до того, что приглашен был священник для ее исповеди; сверх того бивал ее чубуком и заставлял камердинера Василия вязать ее»