— Замерз.
Он дружески обнял меня, и мы пошли куда-то, перелезая через сугробы и скользя на обледенелом асфальте. Впрочем, скользил по большей части я. Он очень уверенно копировал походку трезвого человека и справлялся с препятствиями успешно. Когда мы спускались по разбитой лестнице куда-то ниже уровня земли, где было темно и булькала горячая вода, я оступился и чуть не рухнул в кипяток. Если бы не он, вести эти записи было бы некому.
— Пра-арю? — гаркнул он, благоухая. — Кто мёрзнет, а кто и не очень… Так почему же тебя выпустили? Сейчас срока ровные: летом исчез — летом пускай и ос-освобождают.
Я опять не понял. Компьютер тоже. Посоветовавшись, мы решили молчать и накапливать информацию. Пьяный истолковал это по-своему:
— Ну, не беда! Оттаешь. Жизнь — она такая… изогнутая она, сломанная, не знаешь, какой стороной обернется. А я уж подумал, что ты слишком умный…
«Не любите вы умных, — отметили мы с компьютером — В ваших традициях это почти как ругательство».
— Ну, ну! Обиделся! Плюй на всё и береги здоровье, понял?
— Нет…
— А что тут понимать, наливай да пей! Было бы что. У тебя есть?
— Есть…
Он пожевал искусственной пищи, которой я ему предложил. Хотел плюнуть, но передумал: брикет ему понравился.
— Ну и ладно. Жизнь штука гнутая, сломанная… эх, намяли бока, проклятые… жизнь так устроена, что хоть понимай, хоть не понимай — не разберёшься. Вот и не разбирайся. Думать, земляк, опять вредно. А кто виноват?
— Не знаю…
— Во-во. Потому что никто не виноват. Потому что все виноваты. Был у нас… правильно, был у нас отец родной. Лучший отец навеки. И стала у нас… правильно, вечная мерзлота. Ничего не вобьёшь. А вобьёшь — не выбьешь, потому как вечная. Не сгниет. В талой земле всё гниёт. Правда, на мерзлоте ничего не выросло… ну, так ведь ты вспомни: что было, когда она начала таять? Правильно, болото. На кой тогда было таять? В болоте тоже все гниёт. И теперь у нас понизу вечная мерзлота, а поверху — болото. Все шатается, все падает. А что вбили в мерзлоту, до сих пор стоит. Понял?
Говорил он долго, понять его было трудно. Лишь под утро, когда он утомился и начал подрёмывать, засыпая на полуслове, я кое-как свёл концы с концами.
Выходило так. В далёкие времена (моего собеседника, как он сказал, «ещё в чертежах не было») наступил Великий Восход. Стало, как на других планетах, а кое в чём даже и лучше. Теплая земля приносила отличные урожаи. Всё на ней росло как будто само по себе. Но потом начался туман. Стало холоднее. Все перепугались. Прошел слух: виноват кто-то слишком умный. Я так и не понял, в чем его обвиняли. Я не уверен, что они сами это знали. Даже не знали точно, кто он такой. Просто умных стали бить.
Трудно сказать, помогло или нет. Кажется, нет. Земля превращалась в мерзлоту, на ней ничего не хотело расти, а что росло — никуда не годилось. Аборигены прятались кто куда, спасались кто как мог. Наконец потеплело. Все радовались. Думали, растает мерзлота. Она в самом деле чуть подтаяла. Но со временем оказалось, что таять она вовсе не думала. Поверх неё расплылось болото, сквозь которое не пробивалось солнце. Опять возник слух: виноваты умные. Стали добивать тех, кого случайно не добили. А туман не рассеивался. И под ним в конце концов стало… в общем, стало как сейчас. Мой собеседник уже был «и в чертежах», и в материале, он ещё ничего не понимал, но уже всё видел, с тех пор ничего не изменилось.
— Вот так, — подытожил он. — Они ведут, мы идём. А куда — не знаем. Только Самый Главный знает. Да и тот… хотя он и Главный…
Вот, приехали, как говорят в таких случаях на Земле. Я никогда не пойму, что здесь происходит. И выбраться отсюда не смогу. Я это знал. Потому что я вспомнил, как называется эта планета в наших устных пилотских лоциях: Планета Дураков. Не выберусь я отсюда. Не съедят — так сам свихнусь. Думаете, жёнушка будет плакать? Ну, ну! Скажет: «Вот ещё один сгорел на работе». И выйдет замуж в четвертый раз. Наконец-то за умного. В смысле, не за пилота, а за кого-нибудь с нормальной профессией и тоже с хорошим окладом.
Я хлюпнул носом. Или то хлюпнули доски, брошенные в кипяток? По ним кто-то пробирался, светя спичкой. Огонёк путался в кольцах пара, светлее от него не становилось.
— Ищи здесь, — говорил незнакомый голос. — Должен быть в этой проклятой системе хоть один аварийный вентиль!
— Ничего здесь нет, — проворчал другой голос, тоже незнакомый. — Был один Самый Главный, стал другой, а вода как текла мимо, так и течёт.
— Тихо ты! Умник нашелся! Знаешь, что сейчас будет, при новом Самом Главном?
— Что будет, то и будет. Хуже просто некуда…
— Вот что будет! Не усугубляй!
По стене над моей головой скользнула тень кулака. Свет погас. Кто-то из двоих выругался. Кто-то сказал:
— Давай сходим к стене. Оставь в покое этот вентиль, давай сходим, покричим. Вдруг новый Самый Главный услышит? Бывали случаи… когда он ещё просто Главным был.
— Врешь ты все. Ну, пошли. Ничего мы тут не найдём.
Хлюпнули доски, стало тихо. Мой собеседник-пьяница в этой тишине произнёс:
— Вот именно. Не усугубляй. Умные, те ведь всегда… усугубляют. Возле стены надо ж-а-лостливо… Нет бы жа-а-лостливо, а они… усугубляют. Было ведь. Были случаи. У нас, брат не то что у них. Всякие случаи были!.. Э, да ты случайно не оттуда?
Я вздрогнул. К счастью, он уснул и даже захрапел. А я сидел в темноте и пытался что-либо сообразить.
Самый Главный у них новый. Бывали случаи. Возле стены.
Может быть, и мне повезет? Вдруг случится что-нибудь… какой-нибудь случай? Терять мне все равно нечего.
Информация проникла в мозги и отпечаталась. Потом превратилась в желание действовать. Я не помню, как я вылез на свет, как пересек весь город и очутился перед высокой стеной. Стена поднималась над серыми волнами тумана. Рядом толпились туземцы. Кто, сунув голову в подкоп под стеной, вопил что-то жалобное. Кто, поднявшись на цыпочки, делал призывные жесты над стеной. Вторых было меньше, чем первых. Да и первых тоже не густо. Толпа чего-то ждала.
Мне ждать было некогда. Я по возможности деликатно растолкал первых, вторых и третьих, освободил место. Разбежался. Эх, где мои курсантские годы? Но ничего, предполётная подготовка ещё сказывалась. Мелькнула внизу стена. Громадное здание с плотно зашторенными окнами надвинулось на меня. Брызнули осколки. Метнулись тяжёлые занавеси.
— Где тут Самый Главный? — крикнул я. — По делу! Срочно!
— Вас слушаю, — ответил негромкий сипловатый голос. — Но зачем прыгать в окно? Для этого, я полагаю, существуют двери.
В кресле передо мной сидел абориген старше средних лет. Почти лысый. Но крепкий, с отличной выправкой. Холодноватые глаза смотрели умно и внимательно.
— Вас слушаю, — повторил он. Как будто говорил в трубку переговорного устройства.
Стараясь быть предельно кратким, я изложил дело. Выразил уверенность в том, что он, Самый Главный, полномочен решить вопрос о моем спасении. Намекнул, что наша планета умеет быть благодарной. В общем, вел переговоры на высшем дипломатическом уровне. Сам от себя такого не ожидал! Если бы не акцент…
Впрочем, информация дошла. Самый Главный сказал:
— Понятно. Значит, это были вы. Мы поторопились. Мы думали — вы оттуда.
— Я оттуда, — согласился я. На Земле всегда так говорят, когда хотят подчеркнуть, что знают, откуда мы взялись.
— Конечно, — кивнул Самый Главный. — Вы оттуда, а не оттуда. Одну минуту.
Компьютер принялся нашёптывать мне варианты дальнейшего разговора. Самый Главный тем временем куда-то позвонил, кому-то что-то приказал. Положив трубку, заверил меня:
— Всё будет сделано в кратчайший срок. Мы вас не задержим. Вы, конечно, впервые у нас?
— У вас очень мило, — поспешил заверить я: так посоветовал компьютер. — Масса впечатлений. Не ожидал…
— Так, так. Ну, и что показалось неожиданным?
Компьютер снова стал нашептывать. Я отключил его. Сам не знаю, почему. Взял и отключил, несмотря на бурные протесты.
Я вдруг понял: здесь, в присутствии Самого Главного, я буду говорить то, что думаю. Почему? Я и теперь не знаю, почему я так решил. Затрудняюсь сказать, насколько хорошо Самый Главный умел читать мысли, то есть пользоваться телепатией. Но каким-то искусством воздействия на других он безусловно владел. При нём очень трудно было врать.
И слова посыпались из меня. О новых штабелях брёвен по соседству со старыми, никому не нужными. Об истреблении урожая, который тоже никому не пригодился. О домах, напоминающих сараи. О хранилищах, напоминающих свалки. О морозоустойчивых страусах. О водоплавающих коровах. О магазинах, которые ничем не торгуют. О призраках. О тумане. О том, наконец, что разумные жители этой планеты кажутся мне не слишком разумными, хотя и не совсем дураками. Будто они хотят прикинуться дураками, но время от времени это у них не получается.
Самый Главный слушал. Умением слушать он тоже был наделён, вне всякого сомнения. Наконец, я выдохся. И он спросил:
— Кто вам это сказал? Он?
— Мне никто не говорил! Я сам видел! Вот, и компьютер может подтвердим,!
— Компьютер, — медленно повторил он. — Ах, да… Но, молодой человек, этого просто не может быть. Имеются решения, назначены сроки, определены ответственные. Недостатки должны быть устранены.
— Но я-то видел… — выпало у меня.
Самый Главный встал. Подошёл к окну. Отодвинул занавеску. Постоял какое-то время, глядя на падающий снег и щурясь от света. Потом решительно обернулся ко мне:
— Едем! Срочно созываю комиссию, и вы нам всё покажете.
Он хлопнул в ладоши.
Распахнулась дверь. Ворвался сквозняк. Следом вошла комиссия: очень старые, очень суровые и совершенно лысые аборигены. Смотрели они прямо перед собой, тяжело и бесстрастно.
Я понял: вот эти наверняка владеют телепатией. Я почувствовал, как начался мгновенный обмен информацией. Члены комиссии не переглянулись, даже не посмотрели друг на друга, ничего друг другу не сказали, а я ощутил нутром: они сделали вывод. Совер