Нас не встречали. В вестибюле очень пожилая старушка отложила вязание, нацепила очки и долго, с упоением человека, дорвавшегося до любимого дела, выписывала пропуски, ставила печати, дотошно сличала служебные фотографии с оригиналами физиономий. У чего только не повидавшего Андрюши глаза от изумления округлились. Вероятно, по этой причине его оригинал сличали с особой тщательностью. Даже попросили повернуться в профиль. И могучий старший лейтенант ГРУ послушно повернулся. Сюрр, сюрр…
Пока продолжалась эта деятельность, я во всех подробностях ознакомился с рисунком трещин на потолке, успел попривыкнуть к скрежету страшной дверной пружины и даже к запаху тряпки, с помощью которой другая пожилая женщина тщилась перевести помещение в более приличное состояние. Наконец мы показали заполненные по всем правилам пропуски все той же старательной вахтерше, которая их выписывала, и лишь после этого поднялись на второй этаж.
Там на стенах висели портреты насупленных научных мужчин и огнетушители. Под ногами лежала стоптанная ковровая дорожка, а в ящиках росли пленные фикусы. С потолка жужжали древние люминесцентные лампы.
—Э-экспонаты,— восхитился Дима.
Его голос гулко распространился вдоль портретов. На звук в крашеной масляной краской стене отворилась дверь. Оттуда вышла, ни дать, ни взять, графиня. Благородная, седая и очень строгая. Э-экспонат.
—Вы к Всеволоду Игнатьевичу?
—Так точно,— доложил я.
Дима щелкнул каблуками. Андрюша промолчал.
—Молодые люди! Вы опоздали на двадцать четыре минуты,— холодно сообщила дама.
Я извинился, Дима пообещал больше так не делать, Андрюша сокрушенно вздохнул. Но всего этого оказалось мало. Графиня задумалась, решая наши судьбы. Мы явно имели дело с вариантом демонической секретарши, прочно захватившей власть над мягкотелым шефом.
Дима переступил с ноги на ногу.
—А вы знаете, мы привезли Всеволоду Игнатьевичу немножко миллионов рублей,— доверительно сообщил он.— Потому как людишки ого-государевы.
Дама поправила пенсне и смерила его презрительным взглядом.
—А где вы раньше были, людишки государевы? Когда институт с финансирования снимали?
—Да так,— сказал Дима, начиная сердиться.— Службу несли.
—И куда несли?
—На алтарь отечества,— медленно выговорил я, тоже начиная злиться.
—По дороге ничего не пропало?
Ответить я не успел, поскольку Дима неожиданно уселся на стоптанную дорожку. Уселся, похлопал ладонью рядом с собой, чихнул от пыли и предложил:
—Владимир Петрович, устраивайтесь. Чую, пропустят нас еще не скоро, а в наших ногах пра-правды нет. Пра-правда сейчас в руках. У этой величественной женщины.
Величественная женщина величественно подняла брови.
—Апчхи!— продолжил Дима.— Надо бы подарить институту Солнца пу-пулесос системы «Максим». На колесиках. Владимир Петрович! Ну чего стоим-то? Присаживайтесь.
Идея мне понравилась. Я подтянул на коленях брр-брюки и тоже опустился на ковер.
—Мне нельзя,— сказал Андрюша.
И остался стоять на ногах. Чтоб, значит, отразить террористов, буде те нагрянут в солнечный институт. Вот в этой, прямо скажем, непростой ситуации нас и застал директор. Его брови тоже поднялись над очками.
—Ядвига Леопольдовна! Вам не кажется, что этот случай войдет в анналы астрофизики?
—Да,— не моргнув глазом, согласилась секретарша.— Если повесим табличку «Здесь, искупая многолетние грехи правящей элиты перед наукой, сидел помощник президента России. Недолго, к сожалению. Но со товарищи».
—Я восхищен,— сообщил Дима.— Вполне можно добавить и вторую табличку.
—Да?— снисходительно усмехнулась графиня.— Какую?
—Примерно такую: «Прохожий, поклонись! Здесь Ядвига Леопольдовна мстила за бедную науку тем, кто по-подвернулся под руку. Недолго, к сожалению. Но всласть». Сойдет?
—Браво,— сказал академик.— Однако боюсь, что вы все же несколько засиделись, дорогие гости. Прошу в кабинет. Предлагаю искупать грехи там. Ядвига Леопольдовна, возможно, так будет удобнее? Вы не находите?
—Не нахожу. Давно не нахожу,— сказала непримиримая Ядвига Леопольдовна.— Ни единого злотого.
Путь, впрочем, освободила. Открыла дорогу в святилище.
Первым в кабинет просунулся Андрюша. Взглядом единым оценил обстановку, зачем-то принюхался и вернулся. Ему предстояло сражаться с Ядвигой Леопольдовной единственным видом оружия, которым он владел слабо. То есть языком.
Дима похлопал боевого друга по мощному трицепсу.
—Ближе чем на бросок гранаты не подпускай.
—Слушаюсь,— ответил старший лейтенант Денисюк.
И улыбнулся.
—О-ох,— сказала графиня.
В кабинете мы с Всеволодом Игнатьевичем друг к другу пригляделись. Основательно так, откровенно. Не знаю, какое впечатление произвел я, у меня сложилось такое.
Академик Шипицын оказался высоким сутулым человеком в приличном, хотя и не новом костюме-тройке. Возраста был весьма почтенного, лицо имел гладко выбритое, но обильно изборожденное морщинами, как поверхность Фобоса. Носил старомодные очки, за сильными линзами которых помещались ясные, выразительные глаза. Спокойные, грустные и веселые одновременно. И очень глубокие.
—Ну что,— спросил он,— можно иметь со мной дело?
—О,— только и сказал я.
—Тогда приступайте, Владимир Петрович.
Дима тут же выложил на стол снимки Карробуса, полученные с разных телескопов мира. А я откровенно выложил свои подозрения.
Это продолжалось минут семь или восемь. Шипицын слушал молча, не перебивая и не задавая вопросов.
—Ну вот. Теперь можете считать меня сумасшедшим,— закончил я.
—Зачем же торопиться?— мягко удивился хозяин.— Уж этакое всегда успеется.
Он еще раз перебрал снимки и покачал головой.
—Да, вряд ли можно сомневаться в искусственной природе яркой части. Экий волчище в астероидной шкуре! Нет сомнений и в том, что в настоящее время он движется к Солнцу. И уж совсем не поспоришь с тем, что недавно мы пережили страшную космическую бомбардировку. Зная все это, невозможно исключить и новых неприятностей, тут я с вами вполне согласен. Но чего вы ждете от меня?
—Какие это могут быть неприятности, Всеволод Игнатьевич?
—Коль скоро вы здесь, вас, конечно, интересует Солнце?
—Да. Способно ли оно, например, быстренько превратиться в Сверхновую звезду?
—Естественным образом? Исключено. Наше Солнце — очень приятное, спокойное и стабильное светило. Нет абсолютно никаких признаков, указывающих на то, что в ближайший миллиард лет его характер испортится.
Я не смутился.
—Простите, но все ли известно о причинах появления Сверхновых?
—Нет, конечно. Однако и то, что уже известно, позволяет сделать важный вывод. Для искусственного превращения стабильной звезды в Сверхновую требуется прямо-таки несусветная энергия. Если б Каменный Гость обладал малой толикой такой энергии, он легко обратил бы нашу планету в пыль.— Тут Шипицын еще раз небрежно взмахнул рукой.— Без всяких там фокусов с камнями.
Я поморщился.
—Всеволод Игнатьевич, мы шли за советом, а вы завели нас в тупик.
—Разве? Я только поставил под сомнение вашу гипотезу, не более.
—У вас есть и собственное предположение?
Академик вздохнул.
—Ох, не доводите до греха. Не заставляйте предаваться паранаучным фантазиям. Больше полувека я с ними боролся, знаете ли. Особенно с «летающими тарелками».
—Поэтому к вашим фантазиям следует относиться серьезно. Всеволод Игнатьевич! Если вы ошибетесь, тогда мы, то есть правительство, потеряем деньги. Большие деньги. Но не жизни.
—Понимаю. Приятно, что вопрос ставится вот так. Деньги или люди… Вы меня порадовали, Владимир Петрович.
Шипицын снял свои старомодные очки и прикусил дужку.
—Ну что ж, давайте рассуждать вместе. Каменный Гость явно пытался причинить нам определенный вред, не так ли?
Дима возмутился.
—Определенный вред? Хохо-рошенькое дело, академик! Он пытался прикончить нас всех, даже лично на меня покусился. Он пробовал уничтожить всю жизнь на Земле, вот что.
Шипицын покачал головой.
—Всю жизнь никакой метеоритной бомбардировкой не выведешь. Какие-нибудь бактерии все равно уцелеют. А вот что касается высокоорганизованных форм…
—Вы хотите сказать, что КГ собирался уничтожить разум?— спросил я.— Избирательно? Хотел оставить планету, так сказать, обезглавленной?
—Трудно утверждать наверняка. Но такое предположение многое проясняет, как мне кажется.
—За исключением одной важной вещи,— не согласился Дима.— Если Карробус действительно собрался уничтожить разум, то почему он так слабо подготовился? Прямо какой-то космический пи-питекантроп, честное слово! Неужели он всерьез рассчитывал уничтожить нас камнями?
—Возможно, что и не рассчитывал.
—А зачем тогда швырялся?
—Провокация. Или, если угодно,— разведка боем. Ведь что получилось? Мы выслали к нему ракеты. И тем самым дали наглядное представление об уровне своих технических возможностей. Сообщили, что овладели термоядерной энергией, но при этом у нас хватило ума себя не уничтожить. Показали, что способны к объединению в масштабах планеты. В общем, если присовокупить еще и радиопереговоры, а также открытый поток телепередач, безудержно несущийся во все стороны от Земли, то можно не сомневаться в том, что простодушные аборигены выболтали все, что от них требовалось.
«Мы разобьем этот глупый стоун»,— с грустью вспомнил я. Вовсе он не глупый оказался. И совсем не стоун.
—Но мы же не могли не отбиваться,— обескуражено сказал Дима.— Иначе нас действительно закидали бы булыжниками.
—Видимо, на этом и строился расчет,— сказал Шипицын.— Беспроигрышный вариант.
—И что ж теперь нам делать?
—Сначала давайте подумаем о том, что нас ждет. Точнее, может ожидать.
Заинтриговав нас, академик вдруг замолчал. Лицо его сделалось малоподвижным, на нем резче проступили морщины, под глазами обозначились тени, а из глаз исчезли огоньки-смешинки. И если до этого момента он выглядел моложе своих лет, то после него он состарился лет на десять. Прямо на глазах.