То есть симбионт простейших грибков и сине-зеленых водорослей. Все это вместе образует общее тело, так называемое слоевище, для которого грибы добывают минеральные соли, а водоросли занимаются фотосинтезом. Вот оттуда кислород и появляется.
Я почувствовал прилив энтузиазма.
—Так что? Увесим наши шахты нашими лишайниками? И запируем на просторе.
—Э!— охладил Дима.— Марсианские лишайники отличаются от наших примерно так же, как болид «Формулы-1» отличается от дворового му-му-соровоза.
—Дело в том,— продолжил Фима,— что эти организмы подверглись сложным генетическим изменениям, в результате чего потеряли способность синтезировать кислоты, с помощью которых растения разъедают камень. Вместо этого умеют вырабатывать смолку, которая прочно приклеивает их к поверхности. Что еще? Способны усваивать кремний, атомы которого делают их почти таким же прочным, как хитин насекомых, они с трудом режутся ножом. В общем, марсианский лишайник — это высокотехнологичный продукт, способный обогащать атмосферу кислородом, удалять из нее углекислый газ и аккумулировать воду, что, между прочим, делает его еще и противопожарным средством. Он также обеспечивает герметичность стен, потолков, перегородок и при этом удивительно неприхотлив, выдерживает высокие и низкие температуры, а при особо неблагоприятных условиях не гибнет, а впадает в особую спячку. Словом, нам до такого лишайника расти да расти.
—А мы сможем?
—Никаких сомнений, шеф. Критичен только фактор времени. Поэтому, уж извините, мы вторглись в вашу ча-че-частную жизнь.
—Ладно, реабилитированы. Что от меня нужно?
—На Марсе от вас нужно, чтоб никто не смел отвлекать доктора Очоа от исследований суперлишайника. Ни на минуту. Сделаете?
Я кивнул.
—Далее. Нужно изменить земные лишайники по образу и подобию марсианских. Мы подготовили список нужных университетов. Все там должны отложить диссертации до лучших времен. Чтобы заняться настоящим делом.
—Это сложнее.
—Немедленно заняться, шеф. Четверо хо-хороших мужиков из-за этого чуть не задохнулись, едва не разбились. Поволновались, в общем. Какую-то инфекцию подхватили. И что обидно — не половым путем.
—Очень скоро от этого дела может зависеть жизнь миллиардов,— вздохнул Фима.— Карробус приближается к Солнцу.
—Да хватит меня уговаривать!
—Какой он все же умница,— неожиданно сказал Фима.
—Кто?
—Ермолай Борисович. Профессор Славик.
—А, Большое Возражение? Да-да.
—Повинен ордену,— сурово сказал Дима.— За заслуги перед человечеством.
Я тоже имел некоторые заслуги. Поэтому ощутил немножко ревности. Видимо, это отразилось на лице.
—Присутствующих не обсуждаем,— быстро поправился Фима.
—Шеф! Да по заслугам никто к вам и приблизиться не посмеет! За исключением налоговой полиции.
Внезапно ко мне приблизились сомнения.
—Послушайте, да будет ли протуберанец? А вдруг мы напрасно весь мир взбаламутили?
Фима и Дима синхронно покачали головами.
—Что за малодушие, советник? Будет, еще как будет. Надо верить мрачным предчувствиям.
Обнадеженный таким способом, я отбыл покорять Америку.
Покорять ее пришлось недолго. Я вручил президенту Джеймсу (зовите меня просто Джимми) подарочек президента Тараса — хорошо мне знакомую горилку с перцем. А потом, уже от имени правительства и народов России, преподнес комплект дисков с подробной информацией обо всех работах по проекту «Горячее Солнце». Улыбчивый Джимми сперва не совсем понял, какого калибра это подношение. Вежливо поблагодарил, примерно в тех же выражениях, что и за горилку, и передал все Бабу.
Баб выглядел неважно, половина левого легкого у него все еще не восстановилась. Но вот хватка никуда не делась. Бросил взгляд един на лэйблы СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО, читал по-русски он гораздо лучше, чем говорил, а уж эти-то слова знал поперед всех остальных, бросил взгляд второй на меня, глаза его при этом удивительно потеплели, и тут же кивнул своим мальчикам. Понятно, из какой фирмы.
Те как с поводков сорвались. Вернулись довольно быстро. С вытянутыми лицами, растрепанными прическами и как-то неловко дергая шеями. Будто от слишком туго завязанных галстуков. Что-то шепнули. Вроде «хай левел». По созвучию я вспомнил напутствие Тараса: хай живе оклахомщина. Ну да ладно, хай живе.
После невыразимо любезных переговоров с президентом Джимми, который очень многое хотел сделать для России, но пока не знал, что именно, мы растрогались и расстались.
—Итак,— спросил я уже в нашем посольстве.— Как думаешь, скоро наша бомба сработает?
—Уже сработала,— зевая, сказал Дима.— Сейчас они срочно меняют рас-писание. Даже два-писание и три-писание. Возможно, весь вечер освобождают. Шеф! Я пойду в душ, а потом отрублюсь. Чудики эти америкосы. Жили бы себе нормально, как все нормальные люди.
—Это как?
—Да по московскому времени.
Я тоже отправился поспать по московскому времени. Потому что в Москве не всегда это получалось.
Проснулся от деликатного, но настойчивого тормошения. Почти сразу после того, как уснул.
—Вставайте, шеф,— сказал Дима.— Нас ждут великие дела. Покруче, чем у Клода Анри де Рувруа.
—У кого?
—У графа де Сен-Симона.
Откровенно говоря, я и сейчас не очень твердо помню, кто такой был Сен-Симон. Точно помню, что в дверях стоял не французский граф, а наш посол с обманчивой физиономией вологодского дворника. В махровом халате, но в белой рубашке, при галстуке, и с телефонной трубкой в руке. Мне тогда подумалось, что он так и спит. В галстуке, с телефоном в руке. Или под подушкой.
—Простите, Владимир Петрович. Президент Соединенных Штатов.
—Дима, переодевайся во что-нибудь дачное,— сказал я.— Сейчас нас позовут в гости. Визит неформальный.
—Джинсы подойдут?
—Конечно.
—Клод Анри был бы расстроен.
—А вот Джимми — нет. Это знак уважения к американской одежде. Не худо добавить еще что-то наше. Да, я как-то видел у тебя майку с надписью «ай лав Раша».
—Надеть?
—Нет, подарить.
—Э, э. Петрович, погоди. Она у меня предпоследняя.
—У бедного Джимми совсем нет,— пристыдил я. И, отрезая возражения, взял трубку.
—Yes. When? I'll be ready. Thank You, Mr. President.
Трубка пискнула, отключилась. Потом зачем-то сыграла российский гимн.
—Я нужен?— бесстрастным тоном осведомился посол.
За его спиной Дима подмигивал обоими глазами. Сигнализировал. Боялся, что спросонья сам я не соображу.
—Непременно, Сергей Вениаминович. Отправляемся все вместе.
—Вызвать лимузин?
—Нет. Робинсон сейчас в Кемп-Дэвиде. За нами пришлют вертолет.— Площадка на крыше свободна?
—Там есть место для второго вертолета. Сейчас распоряжусь, чтобы подготовились к встрече.
—Вот видите, шеф,— сказал Дима, закуривая местный «Мальборо».— Россия тоже способна кое-что сделать для Штатов.
Сергей Вениаминович на это промолчал. После одиннадцати лет в Вашингтоне он мог бы порассказать немало. В том числе и о том, что мы реально можем сделать для Штатов. Но вместо этого лишь посоветовал прихватить свитерочки, поскольку в Кемп-Дэвиде зверские кондиционеры. Еще со времен «холодной войны».
—Очень особые такие кондиционеры, Владимир Петрович. Чувствуешь себя хорошо и приятно, а потом — глядь, из носа потекло.
—С американцами всегда так?— спросил Дима, наслаждаясь своим «Мальборо».
—Как?— спросил посол.
—Ну улыбаются-улыбаются, а потом — бац. Из носа потекло.
—С американцами бывает по-разному.
—Вы думаете, они будут ловчить на фоне протуберанца?— живо спросил Дима.— Владельцы кондиционеров?
Мне показалось, он давал возможность послу продемонстрировать степень профессионализма. Посол это, конечно же, уловил.
—Власть любой страны исповедует своего рода государственный эгоизм. Беда в том, что американцы возвели этот принцип едва ли не в абсолют. Они до сих пор искренне отождествляют благополучие Соединенных Штатов с благополучием всего человечества. А во имя человечества допустимо ущемление недоразвитых стран и не слишком строгое выполнение обещаний к прочим. Для их же собственного блага, разумеется. Увы, такова психология Белого дома. Хотя умных людей там достаточно.
Дима мастерски наморщил лоб. Я понял, что сейчас мой помощник применит свой излюбленный метод провокации. Так он обычно добивался откровенности. Потому что разозленные люди врут редко. Часто врут испуганные.
—Ну тогда глупо о чем-то договариваться с ними. Вообще. Разве не так?
Скрытую насмешку посол уловил. И отрезал адекватно:
—Речь идет не о переделе картофельного поля. И даже не о квадратных милях реголита в Море Спокойствия.
Ничего мужик попался, с норовом. Было похоже, что наш дипломат почти обиделся. Пришло время вмешаться мне.
—Сергей Вениаминович, поясните.
—Придется начинать с довольно известных вещей,— немножко нагрубил амбассадор.
—Вы же понимаете, в международных отношениях мы не специалисты,— потупился я.
—Тогда давайте не забывать, что в восемнадцатом веке американцы поставляли зерно в голодающую Францию. Они же строили заводы в Советской России после гражданской войны, помогли выжить Англии, когда та в одиночку билась с Гитлером. Внесли решающий вклад в победу над тоталитарными режимами, включая СССР. А сейчас финансируют несметное число благотворительных проектов. США, в основном, содержат аппарат ООН, с трибуны которой только ленивый не ругал США.
—То есть, они как серебряный доллар: могут повернуться либо одной стороной, либо другой?
—Бывает и так.
—И чего ожидать на сей раз? Какой стороной доллар повернется?
—Если они сочтут угрозу протуберанца реальной…
—Сочтут,— заверил Дима, потягиваясь.
—…тогда ответ будет положительным. Даже превзойдет ожидания.
—Вы думаете?
—Да. Насколько я понимаю, мы предоставили очень ценную информацию. Чисто по-русски, на три «Б». То есть бесплатно, безоглядно и безвозмездно. Но президент Робинсон — классический янки. О, это размашистая нация! Уинстон Черчилль однажды заметил, что если истинному американцу сделать добро, он непременно постарается отплатить вдвойне.