—Привет всем. Координационный совет рассмотрел ваше предложение. К сожалению, математики и NASA, и Звездного Городка пришли к одному и тому же выводу. Что ничего не выйдет. Астероид находится за противоположной от вас стороной Солнца. Требуется его догнать, затормозиться, установить на поверхности двигатели и очень долго тормозиться. Расстояние слишком велико даже для ядерного двигателя «Одиссея». В общем, времени не хватит. Так что продолжайте исследовать Марс. Это — лучшее, что вы можете сделать для Земли.
—Эх,— вздохнул Доктор-Виктор.— К сожалению, я был прав.
—Итак,— сказал Эдвин.— Продолжим наши занятия, джентльмены.
—Продолжим, продолжим. Уныние есть смертный грех,— уныло сказал Большой Джо.
04КРЕПОСТЬ ЗАЗАБОРЬЕ
Так в кремлевских коридорах именовался лакомый кус землицы юго-западнее столицы. Там, в светлых, веселящих душу заповедных лесах, по берегам былинных речушек, в знатном комплексе вилл, резиденций и прочих незатейливых дворцов, гнездился высший разум страны.
Равенства не бывает ни на Земле, ни на Луне, ни за колючей проволокой, все это мы проходили. Но вот концентрировать внимание народа на обидных истинах не стоит. Поэтому все элитное стадо строений окружал могучий заборище. Оттуда и название — крепость Зазаборье. То есть место уединенное. Где, выбрав подходящее именьице, и засел я, озадаченно-уполномоченный. По примеру летописцев, хотя отнюдь не в келье.
Вилла называлась не слишком оригинально — правительственная дача «Сосна-122». И особняк был не особо громадный, зато весьма уютный. С хорошей кухней и просторным холлом на первом этаже. На втором располагались спальни и большая рабочая зона с компьютерами. Тыльной стороной здание выходило на весьма живописную речку Красная Пахра, вполне пригодную для купания. Еще мне нравились кованые решетки, фонари и плоская крыша, способная принять вертолет. Но больше всего привлекала Алиса свет Георгиевна, иначе именуемая АиЗ, то есть, Алиса из Зазаборья. Она там жила потому, что феи сохраняются лишь в местах дюже охраняемых.
Алиса превосходно подходила к закрытой среднерусской местности. Фигуру имела статную, волосы русые, в косу сплетенные, а глаза серые да холодные. Как озеро… ну, Ильмень, что ли. Норовом обладала властным и дотошным. Подполковник Терентьев, например, забегал у нее и как маленький, и как миленький.
В результате, обалдев от вертолетного гула, уже через пару часов стояли передо мной две очень полезные сивки-бурки именами Фима да Дима.
Между прочим, добыть этих рыбин из глубин коррумпированной столицы было куда как непросто. Обе прекрасно умели залегать на дно, мимикрировать, пускать чернильные пузыри и смазывать лапы зеленкой. Потому как Дима и Фима слыли за наилучших (или наихудших, это — кому как) компьютерных негодяев прошлой жизни.
По следам их деятельности Интерпол составлял унылые отчеты. Из-за молодцев рыдали Матросская тишина, Бутырка, Кресты, да и все прочие похожие заведения Северного полушария. Южное не пострадало только из-за слабой концентрации капиталов. Кроме того, джентльмены с большой дороги Интернета бедных не щипали. Даже наоборот, частенько переводили в адрес то министерства здравоохранения Бурунди, то в фонд призрения нидерландских бродячих псов, то еще на какие-то богоугодные цели миллион-другой долларов из… ну, например, из секретного фонда ЦРУ.
Кто их только не пытался достать! Не получалось — и все тут. Даже у очень способной израильской разведки МОССАД. А почему? Эти бывшие детдомовцы имели свидетельства об окончании некоего профтехучилища в городе Сыктывкар (на которое потом, откуда ни возьмись, свалилось десять миллионов евро), а также дипломы московского Физтеха, английского Кембриджа и американского Массачусетского технологического. Причем, я точно знал, что дипломы — непокупные. По той причине, что и Фиме, и Диме покупать дипломы ни к чему, оба зарабатывали их играючи.
Мне они потребовались как непревзойденные мастера по обработке сверхбольших массивов информации, поскольку вдвоем были способны заменить средних размеров министерство. Либо Генеральный штаб таких канувших в небытие стран, как Бангладеш, Буркина-Фасо, Шри-Ланка или Кувейт. Несмотря на всю разницу биографий, жизнь-шутиха как-то свела нас в одном предвыборном штабе (не скажу в каком), после чего обе стороны остались довольны. А я имел возможность оценить способности этой парочки. И в нужное время о них вспомнил.
Дима, детинушка о двух метров росту, явно не отошел от новогодних излишеств, был изрядно навеселе, а потому ко всему происходящему относился со снисходительным интересом, как к неожиданному продолжению машкерада. В общем, общественной опасности не представлял. А когда пообещал не драться, с него и вовсе сняли браслеты.
А вот куда менее крупного Фиму изрядно трясло. Вполне свободными руками он цепко держался за звездно-полосатую авоську с надписью «ин год ви траст». И не сразу меня опознал.
—О, господи,— сказал я.— Да у тебя там что, сухари, что ли?
—Ага,— разозлился он.— И запасное бельишко.
—Ну, это ты поспешил.
—А! Так это ваши шуточки, гражданин начальник? Спецназ, вертолеты… Кувалдой по дверям?
—Мои, мои, успокойся. Не генерального прокурора. Пока.
Но Фима успокаиваться не спешил.
—Дверь сломали! Всю репутацию испортили!
—Расходы компенсируем. Что касается репутации…
—Тетю Фриму испугали до посинения! Это зачем?! Что, лавры Лаврентия покоя не дают?— продолжал шипеть Фима, он же гражданин Левитин, дергая головой и раздувая щеки по примеру очковой змеи, сиречь кобры.
Это следовало пресечь. Всего сто тридцать шесть суток оставалось. На всех… Поэтому, не вступая в полемику о правах граждан Ефима Львовича Левитина и Вадима Олеговича Оконешникова, я еще разок оглоушил этих рыбин:
—Вот что, друзья мои. Сейчас вам принесут бумагу. А вы ее подпишете.
Фима просто задохнулся, но Дима даже ухом не повел.
—А давай подпишу,— сказал он.— Верю я тебе, Во-Володька из бацбезопасности. Так вышло, что больше верить некому.
—Стоп! А ты дееспособен?— осведомился я.
—Как деепричастие, дева перед причастием и даже еле-дорожная дрез-дрезина. Совокупно. О, кого я вижу! Алиса Георгиевна, горлица, да вы ли это? Нет, Фимка, ты поглянь! Вот, значит, кто нас вычислил-то… Польщен, польщен, миледи. Позвольте ручку… Да не этот пипи-жонский паркер! Я — в смысле попо-целовать. Я — за добродушные отношения между попо-полами, если помните.
—А я — против фамильярности,— холодно сообщила Рюриковна.— Если помните, мы уже обсуждали этот вопрос, господин Оконешников.
Дима смешался.
—Ну… ничего ж такого не было. Я и расстегнуть-то не успел! Киба-дачи, зен-учу-дачи. А потом — темнота-а-а. Алиса Георгиевна, голубушка! Поверите ли, такой ой-цуки больше не хочу. Поэтому с темным прошлым будет покончено. Прямо щас. Прямо на глазах. Иначе худо нам придется, как мне кака-кажется.
—Тогда вступаем в служебные отношения, Вадим Олегович. Подчиненный — вы.
Дима стал во фрунт и попытался щелкнуть каблуками.
—Йес, мэм! Кто же еще. Почитаю за честь! До трех раз…
—А что за бумага?— тихо поинтересовался Фима.
—А, бумага,— сказал я.— О неразглашении.
Фима моментально воспламенился.
—А! Хватают, волокут, тайну подсовывают. Слушайте, ну не хочу я продавать Россию. Помилуйте, надоело. Вы уж сами как-нибудь. Или вон дядьку из Киева кликните, он получше нашего управится…
Тут его донельзя возмущенный взгляд упал на Терентьева, и Фима погрозил пальцем.
—Вы почему не в штатском, господин подполковник?
—А я не считаю нужным скрывать свою профессию.
—Тогда не смотрите на меня так!
—Как?— удивился Терентьев.
—Рыбьим глазом да из-под фуражки. Не те времена. Еще чего не хватало! Не подпишу.
Начальник охраны озадаченно промолчал. На его плечах таял снег, и от этого казалось, что погоны плачут.
—Жаль,— трагически сказал я.
—Да? А что ж такое будет? Подвалы Лубянки? Или таежные делянки?
—Фи, какие штампы… Чересчур сильны у вас старые страхи, гражданин Левитин.
—Старых было столько, что новых и не надо,— парировал Фима.— С вашего разрешения, я удаляюсь. Сударь вы мой, Владимир Петрович.
—Хорошо. Только не путайте Москву с Киевом. У нас с государственным антисемитизмом покончено,— внушительно заявил я.
Даже сам поверил.
—Что, и домой отвезут?
—С извинениями. Только уже не по воздуху.
—Оно и лучше, в вертолетах меня сильно укачивает. Из-за этого я даже яхту не покупаю. А где автомобиль?
—Да сразу за воротами.
—Ну, я пошел.
—Ну, берегите себя.
—И вам здоровьечка.
—Погода, знаете ли, слякотная.
—Просто мерзкая,— подтвердил Фима.
Уходить он явно не торопился. Тут я хлопнул себя по лбу.
—Алиса Георгиевна! Выдайте, пожалуйста, наши извинения.
АиЗ протянула незапечатанный конверт. Фима не удержался, пересчитал.
—Так, времена меняются. Пустячок, но душу греет.
—Приносим извинения от лица президента.
Фима еще раз взглянул на банкноты.
—Симпатичное лицо.
—Там изображен не наш президент,— холодно сообщила АиЗ.
—Так я и говорю,— ухмыльнулся Фима.
—Фимка,— прогудел Дима.— Что, совсем нюх потерял? Не старый еще ведь.
—Да старый я, старый. И насквозь больной. Прямо таким и народился. Шесть тысяч четыреста.
Вероятно, он очень уважал Шуру Балаганова. Я и бровью не повел.
—Годится.
—Владимир Петрович, сдается, вы не поняли. Я про евро говорю.
—Евро, так евро. Чего непонятного?
—Так в неделю же, господин советник.
Тут я решил уважить Остапа Ибрагимыча.
—А пусть будет десять. Для ровного счета. Только идите, идите поскорее! Компьютеры уже дымятся. Вас дожидаючи.
—Кормежка за счет заведения?— несколько оторопело спросил гражданин Левитин.
—Сударь, наносите оскорбление Алисе Георгиевне. Полный пансион. Только, чур, без моего ведома отсюда — ни ногой. И зубы — на замок.