Часть 8. Ленинский «субъект субъекта» в аду персонификации
109. Сталинист Маркс о владычестве в Индии
— Великий коммунистический эксперимент закончен. В этом один из трагических моментов и моего личного бытия в эти годы. Я ощущаю себя последним из могикан — хотя понимаю, что не на мне лично история обрывается и я не та личность, чтобы оборвалось на мне. Однако товарищ Сталин прав: русские либо нация недоступного человечества среди существующих наций, либо ничто.
Сказав «ничто», он поймал Маркса на слове. В некотором смысле Сталина можно назвать учеником Маркса даже больше, чем Ленина. Со слов свидетеля помню разговор Сталина с Бухариным о кулачестве. Бухарин будто бы ему возражал — а ты подсчитал, Коба, сколько миллионов крестьян придется принести в жертву? Сталин ему — ну и что, Бухарчик? Ты не забыл статью Маркса о «Британском владычестве в Индии»? Пойди перечитай, про жертвы там все хорошо сказано.
Вчера, думая о жестокости Маркса, вспомнил, как уже немолодой Маркс пишет в письме про свое близкое к ненависти отношение к пролетариату, который все никак не умеет стать хоть чем-то. У Маркса там такая фраза: пролетариат либо революционен, либо он ничто. Поскольку только революционность по Марксу действительно реализует всемирность и только она универсальна.
110. Принуждение неразвитых к глобальности. Полицейские функции коммунистической революции
— Всемирность и всеобщность совпадают в исходном субъекте развития?
— Всемирность и всеобщность не совпадают ни по территории, ни по календарю. Всеобщность реализует себя этапами «неполной глобальности». А всемирность никогда не всеобщна буквально — она нарастающе всеобщна, и думаю, что в принципе не всеобщна по природе. Не реализуемая универсально, всемирность реализуется лишь, когда, как сейчас, перестав существовать, она целиком тонет в «глобализации». С Марксовой точки зрения, Всемирность равна Истории, равна Революции и равна Утопии, имея и еще ряд ипостасей и статусов. Что для меня очень важно.
Хотя Маркс тут идет от Гегеля, он вносит нечто принципиально свое, ставя всемирность на почву того, что назвал естественноисторическим процессом. Этим он выступил как Гегель — объединенный с Дарвиным, вместе взятые. Но что у него вышло? Всемирность универсализируется движением капитала и мировым рынком, но этим она еще недотянута. Окончательно ее универсализирует связка двух экспансий — синхронность революционного самопреодоления капитала при глобальной экспансии самого капитала на всех пространствах планеты.
В меру революционности всемирность имеет право принуждать всех к соучастию и соподчинению. Всемирность реализуется не так, чтобы просто уподоблять Западу развитие остальных, нет — она обрывает собой их естественный ход. Если этого не признавать, то это уже не Маркс. И тут возникает гигантская трудность.
— Трудность в чем? Маркс верил, что есть один-единственный путь развития, им вычисленный. Рано или поздно этим путем пойдут все.
— Не пойдут. В том и дело, что не все пойдут — их поведут! Те, кто воплощают собой всемирную потенцию революционного самоотрицания.
Тогда коммунистическая революция осуществляет — что? Какую работу? Чисто полицейскую: принуждая народы войти в европейскую историю. А чтобы всех принудить войти в историю, самому принуждающему надо выйти за ее пределы — куда? Ведь история по природе всемирна, это ее органика, она не включает в себя «всех вообще».
— Итак, чтобы в историю вошли отсталые народы, передовые народы должны выйти из нее в коммунизм?
— Для Маркса ясно одно: коммунизм, ради которого все это вершится, ни на что ему известное не похож. В некоторых текстах, что удивительно для него, он вдруг переходит на язык пророчеств: «Нынешнее поколение напоминает тех евреев, которых Моисей вел через пустыню: оно должно не только завоевать новый мир, но и сойти со сцены, чтобы дать место людям, созревшим для нового мира». Это «Классовая борьба во Франции», еще до «Капитала». Что же выходит — вы пасете и приносите в жертву народы только ради того, чтобы с ними вместе сойти со сцены?
111. «Калужское тесто» и управление обратным ходом вещей. СТАЛИН как гений изничтожения
— После ухода Маркса были две версии приземления того, к чему он подошел и что далее потерялось. Вариант Бернштейна: движение все, цель ничто — и русский вариант Ленина, подготовленный всем, что внутри России марксизму предшествовало.
Движение — Россия, где цель приземляется, сохраняя освободительную сверхзадачу. Для Германии «движение — все» означало пропитку общества социал-демократией, которая, будучи встроена в государство, постепенно переустраивает его самое. Исходя из государственной данности, но переустраивая данность, — такова цель движения по Бернштейну и по Плеханову также.
Тем, что в России капитализм уже есть, для Плеханова все исчерпывается. Раз есть капитализм, есть и предпосылки будущей социалистической революции. Она — дело рабочих, им для этого нужна социал-демократическая партия. На пути стоит абсолютизм, несовместимый с капитализмом? Что ж, эту политическую помеху однажды придется устранить. Но устранение архаики не дело пролетариата. Ему следует подсобить буржуазии, временно отдав ей буржуазные результаты — кому они и принадлежат по природе вещей. А самим изготовиться к своей будущей революции — по Бернштейну.
Для Ленина тоже в России есть капитализм. Но своим органическим ходом Россия капиталистической нацией не станет: народничеством он опознал затруднение. Русское народничество для него не «предрассудок», а проблема в ложной форме — государственная данность России не поддается переустройству, — перестроить несвободную данность нельзя. Цель социал-демократии — внести в жизнь миллионов, в их многоплеменную разноязыкую массу отсутствующую в ней мировую действительность. Для европейского процесса это уже пройденный путь, но для России это ее второе начало, послепетровское, и в неслыханно новом контексте.
У Ленина складывается концепция-утопия привнесенной историчности с обратной последовательностью действий. Привнося в Россию капитализм американского типа, мы привносим и классы в холопски неоформленное, сословно-бесструктурное образование. В калужское тесто кавелинское. Тем самым мы привносим в Россию и само общество. Но кому это по силам — кто субъект обратного хода вещей?
Партия — вот субъект всемирного начала. Партия Ленина возникает как субъект обратного хода вещей внутри России. Из этого проистекает ее траектория и развязка обратного хода. Раз она партия «переначатия мировых начал», надо решить ответственную задачу — кто внутри партии явится ее внутренним перводвигателем, субъектом субъекта? Хотя бы в одном человеке.
Весь эмбриогенезис Ленина — через брата, отца, через Веру Засулич — ведет его к принятию этой роли. Русское сознание оказывается готовым включиться в решение всеобщей задачи, даже против самого себя. Россия выдвигает субъекта, который умеет работать, обращаясь с ней самой как с поприщем.
Партийность начинается в одном человеке — в Ленине. Он отвергает идущее от разночинства этическое деление на «партию вешаемых» и «партию вешателей» — нет, жертвами мы не станем! А если надо для дела, то сами побудем и вешателями временно — пусть! Переступить через отца и брата — не проблема. Важно, что мы те, что могут позволить свободную перековку себя — из «калужского теста» в партию.
Кто этот субъект обратного хода вещей, который воспринимается вместе Лениным как отвечающий истинному мировому ходу вещей по Марксу? Еще Чернышевский учил, что «опередить» нельзя, однако можно особым способом поравняться с передовыми. Россия должна выйти в передовики проекта выравнивания с Западом, ушедшим далеко вперед.
Задача эта по Ленину — динамическая, нелинейная, но решаемая.
Только эта политика обратного хода вещей отвечает, как Ленин был убежден, мировому историческому процессу. В ней заложена единственная, но фантастическая возможность осуществить Маркса в России. И в этом таится опасность: что если он, единственный Человек Начала, обернется одиночкой к концу?
Моя центральная мысль, что к Октябрю можно было прийти только таким путем, но тот, кто все придумал, — субъект субъекта стал лишним. Нэп сделал излишней сперва партию как субъект обратного хода вещей, а далее и самого субъекта субъекта. И когда Ленин как субъект субъекта захотел было пересмотреть свое коммунистическое начало, он стал избыточным для партии, а для него самого партия — неуместной.
— И сам он понял это?
— До самого финала, до немоты в финале не понимал. Но, ставший избыточным, он вынужден был заживо онеметь. Именно так — разом. Как некогда сразу Рахметов в нем победил Чернышевского с Тургеневым, так субъект субъекта в 1923 году разом стал избыточен.
Он хотел было открыть России начало начал заново — а Россия не захотела. Ни Россия мужика не хотела, ни Россия партфункционеров. Сталин объединил первых со вторыми, изничтожив по очереди тех и других. Надо сказать, и Ленина он изничтожил тоже. Буквально вытравив его из памяти — нивелировав, возвеличив, заполировав, — Сталин Ленина в России искоренил. Сталин очень глубокий человек изничтожения, но и он проговаривался. Мог сказать после расстрела металлургов, что руководители приходят и уходят, только народ бессмертен.
Сталинский монстр зла вырос из монстра европейской, естественно-исторической необходимости. Он взял от марксизма историческую теологию самодетерминации. Исторический процесс по Марксу не первично задан неким первотолчком, нет — исторический процесс детерминирует самое себя. Тем самым исторический процесс оказывается наиболее объективен в точках его интенсификации, они же персонификации