«Ну, что у нас здесь?» Это была любимая фразочка ее отца, он всегда так говорил, входя в дом больного, независимо от того, была ли болезнь страшной и смертельной или это был легкий перелом или небольшое отравление. Доктор Льюис носил две пары наручных часов и никогда никуда не опаздывал. «Тому, кто заболел, не очень-то легко ждать», — объяснял он Фриде. А если пациентом оказывался ребенок, то он часто снимал одну пару часов и давал ему поиграть, продолжая врачебный осмотр и отпуская шуточки, вроде этой: «Из нас двоих ты сейчас важнее, потому что крутишь ручку времени».
— Вы слышите меня? — обратилась Фрида к лежащему мужчине. — Я вызову скорую помощь, если вы мне не ответите.
Главное — удостовериться в том, что пострадавший не лишился сознания. Задавать ему легкие вопросы, спросить, например, какое число или как его зовут.
— Сэр, вы помните, какой сегодня день недели?
Тедди Хили пробормотал что-то неразборчивое. Что ж, по крайней мере, он жив.
— Вы слышите меня? — повторила Фрида. — Я жду вашего ответа, сэр.
— Оставьте меня в покое, — донеслось до ее слуха. — Отстаньте, бога ради.
— Какой день недели сегодня?
— Пятница, черт вас побери.
— Отлично. Тогда вставайте, я помогу вам.
— Фрида, побыстрей, — прошипела Ленни, — а то нас застукают.
Она успокоилась. Этому типу было уже за сорок, примерно столько же, сколько ее отцу, и девушка чувствовала себя немного глупо, помогая такому старику встать на ноги. «Ну, что у нас здесь?» Горький пьяница? Умирающий? Больной с приступом печеночной колики? Она подняла руку, и проезжавшее мимо такси остановилось. Помогла Тедди забраться внутрь кабриолета и усадила на сиденье.
— Вы не забыли свой домашний адрес? Где вы живете? — из предосторожности уточнила она.
— Смешно. Кто вообще сказал, что я живу?
— Мертвым вы точно не кажетесь. Пульс у вас прекрасный. Но вы можете заработать крупные неприятности, если не перестанете пить. Разрушите печень — и все, ваши дни сочтены.
— Хотел бы я поменяться местами со здешним призраком.
Фрида ощутила озноб. Ленни говорила, что этот тип кого-то убил. Может, это и правда?
— С каким еще призраком? — спросила она.
Тедди Хили смотрел на нее широко открытыми глазами. И в этих глазах Фрида вдруг увидела такое, что не часто доводится видеть молоденьким девушкам. Самый отчаянный страх. Был он убийцей или не был, но страх полностью покорил этого человека. И боялся он именно того, что поселилось внутри его. Девушка попыталась представить себе, как мог бы поступить ее отец, встретившись с людскими фобиями и тайнами. Возможно, он старался держаться от них как можно дальше и имел дело только с физической материей человека — поломанной ногой, болью в спине, оставляя темное и неизведанное другим — учителю, священнику, психологу.
Девушка просмотрела бумажник Тедди и нашла адрес. На мгновение взгляд ее упал на фотографию молодой светловолосой женщины, глаза смотрели прямо в объектив. Фото выглядело потускневшим, размытым, казалось, что, несмотря на свою красоту, женщина эта исчезала на глазах.
Денег в бумажнике не оказалось. Тогда Фрида вынула из кармана пальто небольшую наличность, что там была, и протянула деньги водителю.
— Можете не сомневаться, — заверил ее тот, — я доставлю его по этому адресу.
Фрида бегом вернулась к дверям отеля, и они с Ленни помчались вверх по лестнице, держась за руки и хохоча как полоумные.
— Нет, ты и впрямь ненормальная, — твердила Ленни. — Разве тебе не противно было дотрагиваться до него?
— У меня отец доктор. Так что я видала вещи и похуже.
— А, ну тогда понятно. Вернее, понятно, почему ты возилась с этим пьянчугой, но непонятно, что ты делаешь в нашем «Лайон-парке».
Третья их подруга по комнате, Кэти, так и не проснулась. Эта Кэти была той самой девушкой, которая одолжила у Фриды черное платье и подцепила Мика Джаггера. Теперь они, хоть и не вполне верили рассказанной истории, называли ее за глаза миссис Джаггер или подружкой Мика.
— Видела я, как ты сунула водителю деньги, — продолжала Ленни. — Уж это точно лишнее, даже для дочки врача. Эх ты, размазня…
— Ты бы тоже так сделала.
— Кто? Я? — Ленни нырнула в постель и поплотнее закуталась в одеяло. — Да ни за что. Мне есть дело только до одного человека на свете. И этот человек — я сама.
Фрида легла так же поспешно, но заснуть не могла. Полежав некоторое время, достала с ночного столика ручку и блокнот и начала что-то записывать. Она слышала, как заснула Ленни, ее дыхание становилось все тише и тише. Слышала, как ворочалась в кровати Кэти. И так, слушая знакомые ночные шумы, она писала о том, как какой-то мужчина в черном пальто медленно проходит по бесконечно длинному коридору, и о прекрасной светловолосой женщине. Она писала об отеле, который никогда не покидают постояльцы, и о любви, которая длится дольше жизни. Так прошли часы, а она их даже не заметила. В комнате было до того жарко и душно, что ее рубашка стала влажной, лоб покрылся испариной и сердце билось быстро-быстро. Исписав весь листок, она встала и пошла к бюро, на котором стоял письменный прибор со стопкой кремового цвета почтовой бумаги. На верхнем листе она печатными буквами вывела заголовок «Призрак Майкла Маклина» и аккуратно переписала все каракули, которые она только что набросала в блокноте.
Закончив труд, девушка спрятала исписанные листы в ящик своего ночного столика, улеглась в кровать, но все равно не могла заснуть. Волнение было слишком сильным. В ее мозгу продолжали звучать странные слова, они теснились и складывались в строки стихов. Какая-то непонятная сила заставила ее записать их и запомнить, но участие самой Фриды было невелико. Она ощущала себя проводником этой непонятной силы. И пока ее соседки спали, девушка мысленно уносилась далеко-далеко. Возвращалась и снова исчезала, и никто не замечал ее отсутствия.
А поутру в отеле начался большой тарарам, который обычно приключался, когда сюда собиралась заехать какая-нибудь знаменитость. Пронесся слух, что должен прибыть сам Джон Леннон. Администрация объявила, что звезда ищет покоя и уединения и поэтому всякий, на кого упадет его взгляд, должен делать вид, что ничего вокруг себя не видит. Управляющий Аякс прочел девчонкам суровую нотацию о том, что они в качестве представителей администрации отеля являются серьезными людьми, в отличие от той толпы взбалмошных поклонниц, что орут на улице. А серьезные люди не заговаривают со звездами, если те к ним не обращаются. В противном случае серьезные люди могут быть уволены. Штрафы удваиваются. «Лайон-парк», в конце концов, — солидный отель и в состоянии защитить частную жизнь своих постояльцев от посягательств толпы.
Фрида была свободна до вечера, поэтому днем отправилась подышать свежим воздухом, к тому же ей хотелось оказаться подальше от этих фанаток, торчащих перед отелем. Ночью она так мало спала, все время думала о пьянице, который лежал на тротуаре, и о своем стихотворении. Наверное, она написала песню. Может, ничего особенного и не получилось, но от этих строк у Фриды так же замирало сердце, как и от песни «Пластинка в зеленом конверте». Что-нибудь это да значит.
Она нарядилась в свое любимое черное платье и высокие черные сапоги, подвела веки карандашом Ленни. При мысли о Майкле Маклине слезы подступали к глазам, хоть она ровно ничего о нем не знала, песня ее была именно о нем. Она его, можно сказать, сотворила.
В парке Фрида прошла подальше и уселась на старую деревянную скамью. Ей нравился запах Лондона — воздух здесь будто вибрировал и казался живым. Хоть листья на деревьях пожелтели, но дни стояли теплые. Густой оградой стояли деревья, и, сидя здесь, можно было вообразить, что находишься в деревне. Деревенских девчонок часто тянуло в такие места, несмотря на их жажду столичных удовольствий. Шум городской суеты едва был слышен, хотя Фрида даже ощущала подрагивание скамьи, когда по Бромптон-роуд проносился поток машин. Сейчас она могла бы сидеть в университетской аудитории и слушать лекцию. Отец часто говорил, что из нее может получиться хороший врач. Смелость у нее есть, кровь и страдания больных не отпугивают ее. И она всегда задавала вопросы, когда ездила с ним на вызовы. А это признак аналитического склада ума. Она не боится смерти, а относится к ней как к естественной составляющей жизни, это единственно верный подход при профессии врача. Никаких истерик и бесплодных сожалений, она понимает, что все на свете имеет конец, если не сейчас, то в надлежащее время.
Однажды, Фриде тогда было всего пятнадцать, ее отца вызвали в ближайшую деревушку. Была ночь. Сначала они добрались до небольшого моста, заплатили два шиллинга за проезд и поехали дальше. Росшие вдоль реки ивы купали свои ветви в спокойной воде. Стояла такая темень, что за высокими изгородями не было видно домов. От поездок с отцом она всегда получала удовольствие, а уж темноты вообще никогда не боялась.
В ту ночь доктор Льюис и рассказал дочери о третьем ангеле. Чаще всего с ним бывает ангел жизни. Ангел смерти в своих траурных одеждах появляется только тогда, когда нет надежды. А третий ангел бродит среди людей, иногда болеет, иногда ждет человеческого участия.
— Но это не наше дело — жалеть ангелов, — сказала Фрида.
— Думаешь? — переспросил доктор.
Тогда она задумалась над его словами. Не хотел ли отец сказать ей, что ее долг помогать больным и отчаявшимся, среди которых может ненароком оказаться и ангел, хоть она об этом так и не узнает? Доктор обсуждал с дочерью такие темы, которые другие люди могли счесть неподобающими для бесед со столь юной особой, но дочь была включена во все самые важные аспекты его жизни. Она была единственной, кто знал о том, что доктор любит в дороге курить сигары. Она считала его самым добрым и самым умным человеком на свете.
Доктор опустил стекло и выдохнул струйку дыма. Потом запел, он был большим поклонником Фрэнка Синатры и тем вечером спел дочери его шлягер «Возьми меня на Луну». Некоторое время они ехали берегом реки, мимо низко склонившихся ив. Потом поравнялись с каким-то домом, позади него на лугу паслись лошади.