Третий ангел
«Третий ангел вылил свою чашу в реки и источники вод,
и сделалась кровь».
ПрологРУССКИЙ НЕРОН
1.
Посол её королевского величества сэр Томас Рандольф лениво перелистывал «Жизнь двенадцати цезарей» Гая Светония, прихлёбывая кларет и переживая случившееся с ним в этой забытой Богом стране. Чёрт бы побрал её королевское величество, эту тощую девицу, сделавшую подобно древним весталкам культ из своей девственности! Вдруг ни с того ни с сего срывает сэра Томаса с почтенной должности начальника королевской почты и посылает сюда вместо старой лисы Дженкинсона. Он не дипломат, вовсе не знает Московии, а то, что успел узнать о ней за время почти безвылазного ожидания, никак не располагало ни к этой стране, ни к её царю.
Миссия, возложенная на новоиспечённого дипломата, была непростой даже для опытного посла. Королевская инструкция предписывала удовольствовать царя речами и посулами, всячески уклоняясь от заключения союза, которого тот домогался. Вот уже двадцать лет Московия вела непрерывные войны. Присоединив Казань и Астрахань, но, не добившись окончательного успеха на юге, царь вдруг повернул оружие на запад и вторгся в Ливонию, из-за чего перессорился едва ли не со всей Европой. И теперь Англия оставалась его последней и главной надеждой. Ради вожделенного союза английским купцам были даны выгоднейшие торговые привилегии, которые царь, теряя терпение, уже начал понемногу отбирать. Таким образом, первая задача посла заключалась в сохранении этих привилегий. Вторая задача носила деликатный характер. Год назад царь обратился к королеве с секретным посланием, в котором предлагал ей заключить соглашение о взаимном убежище на случай мятежа. Царю следовало ответить, что её величество не собирается покидать пределы королевства, но она готова предоставить ему приют в Англии как частному лицу.
Дело не заладилось с самого начала. Неприлично долго не получая ответа на своё послание царь жутко оскорбился и решил выместить обиду на посольстве. К тому же сэра Томаса угораздило явиться в самый неподходящий момент. У царя был очередной приступ бешенства, он поссорился с митрополитом и рубил головы своим подданным. То ли не желая отвлекаться от любимого занятия, то ли, являя немилость послу Великобритании, он месяц за месяцем отказывал ему в аудиенции. Сэр Томас хотел вернуться в Англию, но ему велели ждать, буквально заперли в этой жуткой избе, и что хуже всего — кормили похлёбкой из кислой капусты, от которой у сэра Томаса пучило живот.
За всё это время посол был приглашён на единственный приём — в Посольском приказе. Но и там не обошлось без конфуза. Столы ломились от золотой посуды, но когда разнесли суп, к тарелке сэра Томаса придвинулся его сосед по столу — старый толстый боярин, и принялся из неё звучно хлебать. Шокированный посол огляделся вокруг и увидел, что все приглашённые едят по двое из одной тарелки. Но самое неприятное заключалось в том, что ложек не подали вовсе. Гости либо отвязывали их от пояса, либо вытаскивали из-за голенища. Заметив затруднение иноземца, боярин, сыто отрыгнув, облизал свою ложку и великодушно предложил её соседу. Полагая это туземным обычаем гостеприимства, сэр Рандольф не посмел отказаться и, тайно обтерев под столом ложку полой кафтана, чопорно, как на приёме в Вестминстере, чуть зачерпнул ею золотистую жидкость, оказавшуюся невероятно вкусной стерляжьей ухой. Следующее кушанье, а всего перемен было примерно полста, гости просто брали руками. Впрочем, этот казус хоть как-то расцветил впечатлениями томившегося мучительным бездействием посла...
Но вот на днях канцлер Висковатый, пожалуй, единственная светлая личность при московском дворе, оповестил, что приглашение к государю может последовать неожиданно. Он также предупредил, чтобы посол ни в коем случае не затрагивал в беседе тему опричнины. Сам же Висковатый отвечал на вопросы об опричнине заученными фразами: «Али вам то ведомо? А коли ведомо, так для чего вопрошаете? И никакой опричнины у нас нет, ибо царь-батюшка сам владеет всей страной. А что живёт не в Москве и ежели уезжает для своего царского прохладу, так это опять же его царское дело». Глядя в умные глаза Висковатого, сэр Томас понимал, что тот лицемерит, но делает это по должности, а не по характеру.
Что касается опричнины, то сэр Томас так и не научился выговаривать это русское слово. Ещё труднее ему было уразуметь смысл этого странного способа управления страной. Ну зачем, скажите ради Всевышнего, монарху разделять пополам страну, которая принадлежит ему вся и целиком? Зачем отдавать одну часть в управление боярам, а другую оставлять за собой, внося тем самым разброд и путаницу? Зачем отбирать землю у лучших и знатнейших, а потом отдавать её худшим и безродным? Зачем создавать отдельную армию, если в твоём распоряжении всё войско? И главное, как можно вводить два закона, один для своих, другой для всех прочих? Закон — святая святых любого государства. Если его нет, то нет и государства. Ведь это очевидно! Впрочем, есть категория людей, для которых закон, как известно, не писан. Но русского царя дураком не назовёшь. Судя по рассказам иностранцев, царь бесспорно умён, неплохо, хотя и хаотично образован, он не чужд искусств, говорят, даже сочиняет музыку.
Канцлер Висковатый также предупредил посла, что государь сердит на Британию за то, что она уклоняется от союза, и при этом, пользуясь дарованной ей монополией, держит непомерно высокие цены на свои товары. Гнев царя бывает страшен, и статус посла не всегда служит защитой. Сэр Томас понял, что его откровенно запугивают, и гордо вздёрнув бритый подбородок заявил, что даже государям не позволено унижать посла великой державы.
И вот сегодня рано утром явился посыльный, пригласивший сэра Рандольфа в царский дворец для долгожданной аудиенции. Англичанин надел парадный камзол, в сотый раз проверил свои верительные грамоты и подарки королевы, и к назначенному часу был готов ехать во дворец. Но каково же было его негодование, когда, выйдя на крыльцо, он не увидел присланной за ним кареты. Отводя глаза, посыльный сообщил, что свободных лошадей не оказалось, и послу придётся идти ко двору пешком. Вне себя от возмущения сэр Томас был вынужден подчиниться. Подобрав полы парадного камзола, под издевательский смех обывателей он побрёл за посыльным по утопающим в февральской снежной слякоти московским улочкам. На этом унижения не кончились. При дворе послу не было оказано приличествующих почестей, его поставили в самый хвост длинной очереди ожидающих аудиенции. Он понял, что всё это делается нарочно, и приготовился дать отпор.
Прошло ещё два часа, прежде чем Рандольфа наконец пригласили в царские покои. Войдя в богато убранный зал, он увидел в глубине его сверкающий драгоценностями трон, на котором восседал царь, издали напоминавший золотую статую.
— Посол Ея Королевского Величества королевы Англии! — возгласил дворецкий.
И вот тут сэр Томас совершил тот поступок, которым он будет гордиться до конца дней. Чётко печатая шаг заляпанными грязью башмаками, он приблизился к трону, и — не сняв шляпу и не кланяясь! — вручил царю личное послание королевы Елизаветы. После чего круто развернулся на каблуках, и, не проронив ни единого слова, сопровождаемый ошалелыми взглядами придворных, покинул дворец тем же пешим порядком, что и пришёл.
Миссия была сорвана. Четыре месяца ожиданий отправились псу под хвост. И всё же сэр Томас был убеждён, что поступил единственно правильно. Никакие привилегии не оправдывают унижения посла великой державы. Завтра же он потребует свои паспорта и отбудет в Англию. Пусть посылают в Москву Дженкинсона, а с него хватит!
Добравшись в свою избу, грязный, измотанный, но чрезвычайно довольный собой сэр Томас обратился к кларету и к своему любимому Светонию, которого он предпочитал Плутарху и Тациту. Дойдя до главы о Нероне, сэр Томас вдруг поймал себя на мысли, что московский государь, судя по рассказам о нём, во многом напоминает печально знаменитого римского императора. Та же изощрённая жестокость, та же художественность натуры, та же страсть к внешним эффектам. Жаль, конечно, что аудиенции не получилось, но зато будет, что рассказать внукам. Шутка ли, отбрил самого русского царя!
На этой мысли кларет возымел своё действие, и сэр Томас мирно уснул.
2.
Ночью он пробудился от стука и громких голосов. Вбежал испуганный слуга и сообщил, что английского посла желает видеть какой-то важный русский. Внутренне похолодев от тревожного предчувствия, но, сохраняя достоинство, посол вышел в горницу. Навстречу ему поднялся молодой вельможа с бесстрастным бледным лицом. Он назвался оружничим Афанасием Вяземским и сообщил, что государь желает немедленно видеть у себя посла её величества.
Посол начал было одеваться, но князь Вяземский подал ему узел и предложил облачиться в русское платье. Сэр Томас пытался возражать, но вместо ответа Вяземский смерил его таким взглядом, что посол тотчас принялся натягивать узкий кафтан, называемый у русских зипуном.
На дворе их ждала карета с задёрнутыми занавесками. После часа тряской езды в темноте по московским улочкам, карета остановилась. Посол отодвинул занавеску. Осиянная луна освещала силуэт высокого замка, окружённого каменной стеной. Шпили замка украшали чёрные двуглавые орлы, над тяжёлыми коваными воротами мрачно скалилась львиная пасть.
Это был опричный дворец царя на реке Неглинной.
Вяземский провёл посла в небольшую, жарко натопленную комнату и велел ждать. Посол остался один. Вскоре послышались странные шаги. Тяжело сопя, кто-то шёл по коридору. От сильного толчка дверь распахнулась, и посол увидел чёрного пса чудовищных размеров. Сэр Томас был завзятым охотником и тотчас определил его породу. Это был громадный мастиф или меделянин, таких собак используют на медвежьей охоте. Десятипудовый пёс подошёл к вжавшемуся в кресло англичанину, положил ему могучие лапы на плечи и, глухо рыча, дохнул зловонной пастью в самое лицо.
— Сапсан! — негромко позвал чей-то голос, и сэр Томас близко увидел царя.
Перед ним стоял рослый и довольно тучный мужчина лет сорока с большой рыжеватой бородой и длинным кривоватым носом. Бритую с залысинами голову прикрывала маленькая шапочка, называемая у русских тафья. На царе была лиловая шёлковая рубаха почти до пят, открытую толстую шею украшало дорогой работы колье, в левом ухе искрилась алмазная серьга. Вид у царя был усталый. Из-под набрякших век смотрели настороженные глаза.
Отозвав собаку, царь пригласил посла следовать за собой другую комнату, где стоял накрытый стол и ждал, забившись в угол, маленький русский толмач. Самолично налив послу вина, царь заговорил. Голос у него был резкий, сипловатый. Сначала царь долго рассуждал о выгодах для Англии тесного союза с Московией, бранил польского короля и шведов. Потом, усмехнувшись, сказал, что не гневается на посла за его поведение на приёме, ибо уважает людей, имеющих мужество и достоинство.
Ободрённый сэр Томас в ответ произнёс целую речь, которую успел вызубрить наизусть за время четырёхмесячного ожидания. Он говорил о могуществе Англии, которая сможет помочь Московии и её государю достигнуть новых успехов. Сроду сэр Томас не говорил так горячо и убедительно.
Выслушав посла, царь заявил, что её величество не раскается, заключив с ним тесный союз. А чтобы союз был крепок он готов предоставить Британии новые преимущества. Посол не верил своим ушам: беспошлинная торговля на всей территории России! Свободная торговля с Персией! Монополия на разработку железной руды в Вычегде! Право чеканить деньги в Москве, Новгороде и Пскове! Мало того, царь закрывал Нарвский порт для всех торговых компаний, кроме королевской, и разрешал англичанам досматривать в Белом море суда всех иных наций.
Некоторое время посол ошеломлённо молчал, осознавая услышанное. О подобном успехе миссии он и не мечтал. Такое можно диктовать только побеждённой стране, взяв её столицу приступом и пленив монарха. Даже малую часть этих льгот он не чаял выторговать у канцлера Висковатого, а тут всё сразу и без предварительных условий. Впрочем, кажется, условия всё же были. Посол обратился в слух.
Нелегко править такой страной как Россия, сетовал царь. Мало того, что страна окружена неприятелями и вот уже два десятилетия вынуждена вести войны. Немало злейших врагов действуют внутри. Эти люди жаждут власти и богатства, посягают на трон и на жизнь своего государя и его семьи. Засевший в Литве изменник Курбский подсылает своих шпионов и убийц. Алчные бояре во главе с конюшим Челядниным, не желая нести бремя государственных расходов, хотели обманом захватить своего государя и выдать его полякам. Только случайность помешала изменникам осуществить свои коварные замыслы. Да, жизнь монарха полна опасностей, которые подстерегают его всюду. И может случиться так, что ему понадобится ... тут царь замялся, подыскивая нужное слово... убежище, нет, временное пристанище, где он и его семья могли бы чувствовать себя в безопасности. Вот почему в своё время он через посла Дженкинсона сделал её величеству секретное предложение, на которое хотел бы получить ответ.
Сохраняя внешнюю невозмутимость, британский посол задал царю уточняющие вопросы. Верно ли он понял, что государь собирается в ближайшее время покинуть страну? Пока нет, но вполне возможно, ответил царь. Должен ли посол запросить её величество о возможности принять государя и его семью как частное лицо или как суверенного монарха в изгнании? Разумеется, как монарха, раздражённо ответил царь. Ведь он не собирается покидать Россию навсегда, когда придёт благоприятный момент, он надеется вернуться и с помощью английского флота вновь утвердиться на престоле. При этом царь настойчиво подчеркнул, что со своей стороны он также готов предоставить её величеству убежище, ежели ей таковое понадобится.
Чуть помедлив, сэр Томас уверенно предположил, что, по его мнению, в этом вопросе стороны легко найдут взаимопонимание, о чём её величество вскоре сообщит в своём личном послании. Правда, это было отступлением от полученных инструкций, но, черт возьми, получив от царя такой подарок, негоже унижать его самолюбие заявлением о том, что английская королева в отличие от русского царя бежать из своей страны не собирается. Что касается заключения договора между Англией и Россией, замялся посол, то для этого понадобятся время и хорошая работа дипломатов.
— Ни то, ни другое нам не нужно! — живо возразил царь. Он пояснил, что займётся договором лично, не доверяя никому столь важного дела, а потому приглашает посла Её Величества сопровождать его в Вологду, куда он намерен вскоре отбыть. Там они и довершат переговоры.
Аудиенция была закончена. На прощание царь передал послу подарки для королевы и шубу на соболях для самого сэра Томаса.
Провожая посла до кареты, Афанасий Вяземский, молчаливо присутствовавший при разговоре, обронил:
— Слышь, толмач, передай ему, чтоб не проговорился тут никому про то, что слышал. А то ведь у нас руки длинные — и за морем достанем.
И улыбнулся мёртвой улыбкой.
Всю обратную дорогу, трясясь в карете по ночной Москве, сэр Томас думал о царе. Этот русский Нерон, наводящий ужас на своих подданных, этот властелин громадной страны, показался послу неуверенным в себе, напуганным человеком. И именно этим он опасен. Напуганный человек будет слепо раздавать удары направо и налево, множа число своих врагов и, тем самым, умножая свой страх. Какой же ад творится в его душе, если, преодолев свою дьявольскую гордыню, он униженно просит приюта на чужбине! И сколько зла он может натворить в стране, где нет закона, зато есть несколько тысяч головорезов в чёрных кафтанах, готовых убивать по его первому знаку.
Колючий озноб шевельнул волосы под париком, и даже соболья шуба больше не согревала посла её королевского величества сэра Томаса Рандольфа.