– Ты, значит, младшая сестрёнка Лив, – сказала она совершенно спокойно и поглядела на Мию, склонив голову.
А во мне тотчас зазвонили тревожные колокола.
– Я такой тебя и представляла.
– Ага, – кивнула Мия.
Леди Тайна в прошлом году много писала в своих блогах про Анабель, и благодаря фото Мия могла точно себе представить, кто перед ней. Правда, она ничего не знала о моём личном опыте, о том, как Анабель заклинала демонов и, между прочим, хотела перерезать мне горло. Если бы Мия знала, вряд ли улыбалась бы ей так дружелюбно.
– Мне нравится твоя дверь, – продолжала Анабель. – В этом цвете голубой незабудки есть что-то оптимистическое, уверенное и при этом лукавое, как, по-твоему, Лив? Поразительно, как много двери могут сказать о тех, кому они принадлежат.
Таило ли упоминание о двери снов Мии в себе угрозу (в смысле: я знаю, где ты живёшь) или она всего лишь затронула эту тему, чтобы выяснить, как много Мия знает про область снов?
– Мия, это Анабель Скотт, – сказала я быстро. – Бывшая подружка Артура. Ты же знаешь, Леди Тайна прошлой осенью рассказывала, как она оказалась в клинике из-за психического расстройства.
Поэтому она и говорит такие неясные вещи про двери и тех, кто за ними обитает. Жаль, что она больше не принимает своих таблеток. А если бы ты знала, что она отравила собственную собаку, ты бы не смотрела на неё с таким доверием.
Анабель вздохнула.
– Синий вообще мой любимый цвет, – сказала Мия, всё так же, без предубеждения, улыбаясь. – А черника моя любимая ягода.
Она огорчённо взглянула на коробочку в тележке Анабель, и на миг ей удалось показаться намного младше и милей своих тринадцати лет.
– Какая глупость, что эта оказалась последней. Лотти будет ругаться. – Мия сглотнула слюну. – Жаль, что теперь у неё долго не будет возможности испечь торт с черникой.
Анабель ещё раз вздохнула.
– Ах, знаешь, я ведь могу купить вместо этой замороженную чернику, – сказала она и протянула Мии свою коробочку.
– Ой, как мило с твоей стороны! – Мия рассмеялась. – Спасибо, большое спасибо. Ты такая хорошая!
Ну уж конечно… Если тут под рукой нет кинжала.
– Не стоит благодарности. – Анабель опять повернулась ко мне: – Увидимся сегодня вечером?
– А ты приглашена на вечеринку к Джасперу? – спросила я смущённо.
Рот Анабель скривился в довольной улыбке.
– Я над этим ещё подумаю. Кое-что надо тебе показать.
О да, ей есть что показать. Например, дверь Сенатора Смерть. И как ей удалось запереть его в его собственном сне? Но Анабель имела в виду, видимо, что-то другое. Она толкнула дальше магазинную тележку, склонила голову и, проходя мимо нас, прошептала:
– Он снова тут!
А у меня опять пробежали проклятые мурашки по коже.
Анабель удовлетворённо фыркнула, бросив через плечо:
– До встречи, Мия! Рада была с тобой познакомиться.
– Я тоже, – ответила Мия. – И большое, большое спасибо за чернику.
Она подождала, пока Анабель скроется в отделе мороженых продуктов, потом повернулась ко мне и, усмехнувшись, сказала:
– Действительно сумасшедшая, бедняжка! Удивительно, что её отпустили из психушки, правда? Но, похоже, она вполне безобидна.
К сожалению, нет. По сравнению с Анабель даже коварнейшие оранжевые монтбреции – сущие ангелы.
Глава восьмая
Обычный викторианский дом родителей Джаспера был такой маленький и уютный, что даже для тридцати гостей, официально приглашённых на вечеринку, он оказался маловат. Но когда пришли Грейсон, Генри и я, в нём оказалось вдвое больше народу. Уже прихожая была забита так, что мы едва смогли протиснуться в дверь. Пришлось пройти мимо Эмили, она была в не особенно подходящем для такой вечеринки, слишком узком и слишком коротком платье, стояла, прислонясь к лестничным перилам, и явно дожидалась Грейсона. Она задумчиво теребила цепочку и, казалось, не заметила нас. Ну, как хочет, мы отвечали тем же. До тех пор, пока не среагировал Грейсон.
Мы уже почти добрались до кухни, когда он обернулся.
– Я знаю, мне не надо обращать на неё внимания, – сказал он, – но эта лживая змея всё ещё носит цепочку, которую я ей подарил, хотя она… Я просто этого не выношу. Я должен с ней поговорить!
– Ну да, большое удовольствие. – Генри похлопал его по плечу.
– Позови меня, если тебе понадобится кунг-фу, – добавила я.
– Не беспокойся, я справлюсь один, – мрачно ответил Грейсон.
Охотней всего я бы вернулась сразу вместе с ним, чтобы ничего не пропустить, но Генри потащил меня дальше. Все, мимо кого мы проходили, обсуждали историю с Тео Эллисом. Его дилетантское вторжение в ювелирный магазин на Вест-Хампстед было темой дня. Даже я посмотрела после полудня видео, которое кто-то выложил в интернете. Непонятное поведение Тео напомнило всем, как во вторник вела себя в школьной столовой миссис Лоуренс. У меня не было сомнений, что это работа Артура – он не мог простить Тео небольшой победы в фойе школы. Меня пугало, что ему хватило одной ночи, чтобы осуществить акцию мщения. Он, в самом деле, это умел. Просто чертовски умел.
Меня злило, что я опять вынуждена думать о нём, вместо того чтобы часок-другой побыть просто нормальной девушкой на нормальной вечеринке.
– Неважное настроение, да? Пиво закончилось уже в половине девятого! – крикнул, увидев нас, Джаспер.
Мы обнаружили его на кухне, где он открывал бутылки с вином для половины баскетбольной команды. Он одарил нас бурными объятиями.
Франция ничуть его не изменила, во всяком случае внешне. Он как будто был воплощением Кена, друга Барби, – густые светлые волосы, голубые глаза, трёхдневная щетина и сияющая, хотя и немного приглушённая улыбка, от которой не только у Персефоны слабели колени. Я, пожалуй, немного его недооценивала. Джаспер дорожил близкими отношениями, и вообще был добросердечным и не таким уж мачо, как некоторые (в том числе и он сам) думали. Он заботился о своей репутации героя и покорителя женских сердец – девушкам помоложе он казался крутым. Все полагали, что во французской школе он участвовал в каком-то скандале, его будто даже отстранили от занятий и отправили домой раньше, чем предполагалось. Кухня слухов бурлила – от версии «он вступил в связь с замужней преподавательницей английского» до «от него забеременела дочь директора».
– Всё это неправда, – охотно объяснил он мне, откупоривая бутылку вина, которую достал вместе со множеством других из винного погребка своего отца, чтобы компенсировать отсутствие пива. – К сожалению!
Генри пальцем стирал пыль с этикеток – так же осторожно, как он умел поглаживать по коже. Как будто этикетки были чем-то особенно ценным, хрупким. От одного взгляда на его руки у меня в животе что-то таяло.
– Ты думаешь, твой отец не возражает, что мы это выпьем? – спросил Генри.
– Конечно! – убеждённо ответил Джаспер. – Иначе бы он запер свой погребок. По крайней мере, сейф с оружием он запер. И спальню. После недавней вечеринки моего брата маме пришлось заказать новые матрасы – такая была вечеринка! – Он вздохнул. – Зато французы… скажу я вам… Они давно уже не такие свободные и весёлые, как в своих фильмах.
– И девушки тоже? – поинтересовалась я.
– Особенно девушки, – улыбнулся Джаспер.
Это понравилось бы Персефоне.
Джаспер вытащил пробку из горлышка бутылки и щедро наполнил бокал. Я огляделась, не найдётся ли безалкогольных напитков, но они, видно, уже все закончились, как и пиво. Судя по испачканным фарфоровым тарелкам, которые лежали на подносе, недавно тут было и что поесть. Сейчас же остался лишь единственный ломтик сыра и пучок петрушки.
Джаспер взболтнул свой бокал.
– Ты хочешь знать правду?
Почему бы нет.
А правда была в том, что, находясь в гостях, он почти умирал от тоски по дому и со слезами умолял родителей забрать его домой раньше срока. Кроме диких вечеринок и распущенного французского savoir vivre[22], в том маленьком французском городке просто ничего не было. Даже во французской еде он не нашёл ничего хорошего.
– Слишком переоценено. – Джаспер сделал большой глоток красного вина, и лицо его тотчас скривилось от отвращения. – Тьфу! Даже хорошего вина не могут они приготовить, эти французы. Главное, что оно действует.
Генри взял у него бутылку и посмотрел на этикетку.
– А ты знаешь, что это вино 1972 года? Пить такое вино вместо пива – это кощунство.
– Ах, глупость! – воскликнул Джаспер. – Это мы сегодня всё опустошим. Зажмуримся и покончим со старьём. Я хочу отпраздновать, что наконец вернулся к старым друзьям. Вы не представляете, как одиноко я чувствовал себя в этом французском захолустье! – Он протянул мне бокал, но я покачала головой. – Дошло до того, что я от скуки начал читать какую-то книжку. Представляете – я! С первой страницы до последней и потом опять с первой. Когда мама это услышала, она поняла, что дело серьёзное.
– Ах ты, бедненький, это звучит действительно ужасно! – сказала я.
Генри был занят тем, что защищал бутылки вина от других гостей. Справа и слева слышалось бульканье красного вина, разливаемого в бокалы. Одну Генри удалось отстоять.
Лоб Джаспера наморщился нетипичными, прямо-таки философскими складками.
– Да, было ужасно! Но этот опыт мне всё-таки много дал. Я внутренне в каком-то смысле созрел. Теперь я знаю, что в жизни действительно важно.
– Ну, это все знают, – сказала Персефона.
Я ещё пыталась понять, как ей удалось так внезапно возникнуть, можно сказать, из небытия рядом с нами (не говоря о том, что она вообще-то не была приглашена), а она уже присоединилась к нам и наполняла красным вином стакан для воды. Бокалов для вина уже не осталось.
– Единственное, что в жизни важно, – это любовь!
Джаспер смотрел на неё озадаченно, однако не позволил сбить себя с толку.
– Ты так думаешь? А я уже хотел сказать «дружб