При каждом слове Генри Джаспер усердно кивал. Было видно, как он рад, что кто-то взял руководство на себя.
– Да, правильно, правильно, – повторял он, а потом поспешил покинуть комнату, зажав подмышкой ружьё, как непослушного тигрёнка.
– А что же такое я сделала? Совсем не помню… – Персефона прикоснулась к моим пылающим щёкам. – Мне виделась сцена из какого-то кино. Я и вправду так много выпила? И вообще… что я делала с этим ружьём? Ничего не понимаю. – Она заплакала.
– Ты же не выносишь алкоголя, – сказала я.
– Действительно. – Персефона высморкалась. – Даже в тонике для лица.
– Мы отведём тебя домой, и завтра утром… – Я запнулась: что завтра утром? Опять всё будет в порядке? Вряд ли. И смеяться над тем, что случилось, мы наверняка никогда не станем. – Будет новый день, – закончила я довольно вяло.
Персефону это действительно не могло убедить. Она лишь сильней расплакалась.
– Ты своё второе имя Прюданс действительно ненавидишь? – спросила я, чтобы как-то её отвлечь.
На несколько секунд это подействовало.
– Как ты сказала? – Она посмотрела на меня возмущённо. – Это кого здесь зовут Прюданс? У меня вообще нет второго имени – мне достаточно того, что есть.
Генри помог ей подняться, она высморкалась в протянутый мной носовой платок. И, увы, тут же опять начала плакать.
– Что же я тут натворила? Все смотрят на меня, как на монстра.
– Не надо так говорить, – сказала я быстро. – Они смотрят с сочувствием.
Пусть я врала, а все продолжали жадно обсуждать сенсационные подробности, но Персефона, к счастью, была не в состоянии это заметить. Поодаль, у книжных полок, продолжали чествовать Артура как героя вечера. Грейсон, до сих пор не двинувшийся с места, смотрел на него в бешенстве.
– Он всё это устроил. Может, именно своими словами.
Я немного отстранила Генри от Персефоны:
– Словами? Устроил?
Генри кивнул.
– Мне тоже пальну… то есть пришло в голову. – Он наморщил лоб. – Артур заставил Персефону достать оружие, когда говорил об Анабель, правда? Именно так и было. И она тотчас перестала целиться в нас, когда он назвал её вторым именем. Которого у неё нет. То есть Saros-Zyklus было, наверно, словом, которым он её запрограммировал. А словом, которым он её остановил, было «Прюданс»… – сказал Генри.
Но я быстро его прервала:
– Лучше его не повторять!
Персефона, однако, сморкалась в мой платок слишком громко, чтобы услышать нас.
– Может, надо ему сказать спасибо за то, что он её вовремя остановил? – пробормотала я и опять взглянула на Артура.
– Знаю, – проговорил Генри.
А перешёптывание вокруг нас всё больше превращалось в обычный для вечеринок шум. С ума сойти, но с каждой минутой настроение становилось всё более нормальным. Такого до сих пор не было. Словно это происшествие незаметно всех объединило, что и нужно было на случай появления полиции. И для Персефоны было бы лучше: правде всё равно бы никто не поверил.
Кто-то – может быть, Эмили? – снова включил музыку. Хотя не так громко, как раньше, так что всё слышней был довольный смех Артура. Он явно пребывал в наилучшем настроении. Как и все, кто его окружал.
Кроме, естественно, Грейсона. Тот сжал кулаки, и временами казалось, что он в любой момент взорвётся от бешенства. Как бык, слишком долго смотревший на красную тряпку.
– Лучше уведи его поскорей отсюда, – шепнула я Генри. – Пока он не сломал Артуру нос. Думаю, этого он в своём трёхфазовом плане не предусмотрел.
– Оставь его! – сказал Генри.
– Нет! Артур опять обратит всё в свою пользу. Пожалуйста, позаботься о Грейсоне, ладно? – Я попыталась улыбнуться, но у меня по-настоящему не получалось. – А я отведу Персефону домой. Встретимся потом у миссис… у нашей старой подруги, да? – ответа не последовало.
Пришлось ещё раз остановиться и посмотреть на него.
– Генри?
– Хм-м? – хмыкнул он.
Почудилось ли мне, или смешок Генри был дрожащим?
– Спасибо, что ты меня загородил, – поблагодарила я. – В самом деле, очень… по-рыцарски. И ужасно легкомысленно.
– Ну… – Теперь Генри улыбнулся по-настоящему. – Я просто не мог иначе. С инстинктами не поборешься.
Глава десятая
«Дерево хочет покоя, но ветер не утихает».
Не знаю, почему именно сейчас мне вспомнилось изречение моего калифорнийского тренера по кунг-фу, мистера Ву, ведь после полуночи было совершенно безветренно в этом квартале задумчивых лондонских вилл. И ни одного дерева.
Вообще-то я мечтала о покое. Всё время. Вместо этого каждый день возникали новые проблемы, с которыми приходилось справляться. Мало толку говорить о вызовах, их было слишком много, и по большей части они не имели решений. Всё казалось совершено безысходным. Артура остановить было нельзя: он как цунами. Мы ничего не могли с ним поделать, не обзаведясь друзьями в высших сферах.
Я проводила Персефону домой и позаботилась, чтобы она сразу попала в свою комнату и родители не увидели её заплаканное лицо. К счастью, они рано легли спать и давно наслаждались здоровым сном.
– По крайней мере, я первый и последний раз смогла попробовать вино «Шато Марго» 1972 года, прежде чем оборвалась плёнка, – пробормотала Персефона, пока я помогала ей стереть с лица макияж, надеть пижаму и вернуть платье Пандоры в её шкаф. – Странно ведь, что я так точно помню вино, но ничего про то, что произошло потом?
Это верно. Но как я могла ей всё объяснить, если после этого она, вероятно, ещё долго не сможет заснуть? Сон для неё жизненно важен, а случившееся казалось таким сложным, что осмыслить это не удалось бы и на трезвую голову.
К счастью, Персефона была слишком измучена, чтобы об этом думать. Так ничего и не выяснив, она просто легла в постель, надеясь заснуть мёртвым сном. Пробуждение завтра утром могло оказаться достаточно страшным. Я знала: сразу после пробуждения чувствуешь себя совершенно нормально, тебе тепло под одеялом. Но чаще всего в ту же секунду, вспоминаешь, что произошло. И это кажется таким абсурдным сном, что хочется лишь умереть.
Я укрыла Персефону, сошла в темноте по лестнице и осторожно закрыла за собой дверь, чувствуя облегчение от мысли, что в последний момент здесь не появился никто из её семейства в ночной пижаме, который вполне мог бы принять меня за грабителя.
Когда я проходила мимо автобусной остановки неподалёку от дома Персефоны, как раз подъехал автобус, но я решила, что лучше пройтись пешком: может, прохладный ночной воздух освежит голову. И хотя где-то церковные колокола уже пробили полночь, страха я не испытывала. Мне уже случалось жить в опасных местах, а в Хампстеде даже ночью было спокойно и мирно. Сияние полной луны постаралось улучшить настроение. И если в самом невероятном случае посреди ухоженной улицы меня вздумает подстеречь какой-нибудь грабитель, я применю кунг-фу. Хотя в истории с Персефоной мне этого не понадобилось.
Дорога к дому занимала минут десять, я шла и пинала каждый попадавшийся на пути камень, но, даже когда я свернула на свою улицу, всё ещё не могла справиться с бешенством. Злилась я не только на Артура, который устроил всё это безобразие, но и на саму себя. За то, что я никак не сопротивлялась, только стояла беспомощно. И хотя всю неделю чувствовала, что должно случиться что-то плохое, поделать ничего не смогла.
Перед нашим домом зацвели магнолии, я издалека увидела их сияние в лунном свете и, перестав пинать камни, пошла быстрей. Возможно, Грейсон уже вернулся домой и сможет мне рассказать, приходила ли полиция и поверила ли в историю, которую ей предложили.
Подойдя поближе, я увидела, что у Лотти под крышей ещё горит свет, и задумалась, не подняться ли к ней, чтобы немного утешиться. Как в старые времена, когда мне снились плохие сны и я, дрожа, заползала к ней под одеяло. У Лотти в комнате всегда пахло корицей и ванилью, а она успокаивающе гладила меня по голове и уверяла, что бояться нечего. Это действовало магически: стоило Лотти сказать мне, что всё хорошо, всё и оказывалось хорошо. Напоследок она своим мягким голосом напевала мне совсем тихо немецкие колыбельные, в которых месяц жил за деревьями, звёзды-овцы паслись на небесных полях и в окна проникал их дружелюбный свет. Заботы засыпали вместе с пчёлами и птицами, а Господь Бог заботился и о них, и о больных соседях.
Уже целую вечность я не слышала этих песен. И если в июле Лотти уедет в Германию, я не услышу их больше никогда. Я сморгнула несколько слезинок. Почему всё не может остаться, как было? Почему жизнь должна становиться с возрастом всё сложнее? Жизнь без Лотти казалась мне совсем безутешной.
От неё у меня никогда не было секретов, во всяком случае надолго, – она всегда замечала, когда я чем-то озабочена. Хотя были тайны, которые я не могла доверить даже Лотти. Как были и заботы, которые не могла развеять своим светом добрая луна. Да, честно сказать, я и не была так уж уверена, что Господь Бог наблюдает за нами всеми. Наверно, поэтому я больше не вправе забираться к Лотти в постель и искать у неё утешения.
Я слишком долго шла, не отводя взгляда от освещённых окон наверху, и потому не сразу заметила, что кто-то стоит у стенки, отделявшей въезд к нам от соседского сада.
Когда этот человек вышел из тени, волосы его под луной золотисто засветились. Это был Артур.
– Ах, это ты… – сказал он разочарованно.
Наверно, он поджидал тут Грейсона, а это означало, что тот ещё не вернулся домой.
Я остановилась и машинально вскинула сжатые кулаки. Но тут же их опустила. В последнее время уровень адреналина в моей крови предельно зашкаливал.
– Что? Ещё недостаточно жизней разрушил сегодня? – спросила я и ощутила, что прежнего бешенства во мне уже нет.
– Твою жизнь я скорей спас, – ответил он.
– Интересная точка зрения.
Я пыталась понять, какое у него выражение лица, но было слишком темно, чтоб различить такие тонкости. Хотя было не похоже, что Грейсон его поколотил: не было ни затёкшего глаза, ни разбитой губы. Жаль, конечно.