Грейсон и Флоранс смотрели через стол друг на друга.
– Это Эмили, – твёрдо сказала Флоранс. – Ни в коем случае не открывай ей дверь, а то она весь день от нас не отстанет.
– Ты спятила? Я что, в своём доме не могу больше открывать дверь? – ответил Грейсон. Остальные переводили взгляд от Грейсона к Флоранс, как будто те перебрасывались тенисным мячом. – А может, это Генри? У нас сегодня занятия по химии.
И раз! – все головы опять повернулись к Флоранс.
– Да, так вы всегда! Навёрстывать в последний момент, но ни за что не пропустить вечеринку.
– Ты расстроена, что вчера не была у Джаспера?
Позвонили второй раз, и Рыся не выдержала. Она вскочила с дивана и рявкнула на нас. Грейсон и Флоранс не обратили на неё внимания: они говорили всё громче, чтобы перекричать шум.
– Ничуть. Тебе, может, больше нравится выпивать со своей компанией неполовозрелых баскетбольных тинейджеров, а для меня важней не провалить выпускные экзамены, представь себе!
– А я могу и на вечеринки ходить, и экзамены при этом не провалить, представь себе такое!
– Господи, да сколько же вам лет – пять? – спросил Эрнест.
Позвонили третий раз, и Рыся сказала – неизвестно кому:
– Мне стыдно!
Кнопка залаяла: она ненавидела споры.
– Я пойду. – Мия поднялась, Кнопка довольно помахала хвостом и направилась за ней в прихожую. – Если это Эмили, я свистну, чтобы Грейсон поскорей мог спрятаться за диваном, – обернувшись, сказала Мия.
– Какая энергичная семья! Просто замечательная! – Паскаль, засмеявшись, закрыл свою папку. – Каждый по отдельности – слово, всё вместе – поэма, – сказал он.
На его языке это, наверно, означало: «Я закончил!»
– Аминь, – проговорила растроганно Лотти.
Остальные незаметно стали потягиваться, как это бывает после долгой поездки в поезде. Рыся тёрла виски.
– Отбой! – Мия тем временем открыла дверь. – Там какой-то тип, на которого Флоранс однажды наехала! – сказала она, и сердце у меня ёкнуло. – И у него… чёрт!
– У него чёрт? – повторила мама.
Спот, наш рыжий кот, вошёл в комнату, за ним появились Мия, Кнопка и… Матт.
Чёрт!
Спот забрался на диван и прыгнул на пианино, разлегся там возле бюста Бетховена, разглядывая нас сердито.
– Что у него там во рту? – спросила Флоранс, пока я на своём стуле пыталась съёжиться и стать совсем незаметной, чтобы Матт, стоявший во главе стола, не обнаружил меня.
– Дрозд. – Он щелчком стряхнул чёрное пёрышко с рукава своего пуловера. – Извините, но Спот притащил его к нам в зимний сад и отпустил там летать. Моя мама чуть в обморок не упала. Он опять поймал птицу, при этом опрокинул две амфоры с какими-то экзотическими растениями. Так что я его поймал, и…
– И принёс сюда, чтобы птица теперь летала у нас в столовой? Вот уж большое спасибо, – сказала Флоранс. Она осторожно подошла к пианино. – Бедный маленький Спот! Этот злой Матт тебя обидел?
– Скорей наоборот. Спот сильно поцарапал бедного маленького Матти, – ответил Матт. – Не говоря о бедном дрозде. И амфорах… Я, кстати, хотел узнать, застрахованы ли они. Были довольно дорогие.
– Тогда, может, вам надо лучше закрывать вход в свой зимний сад, – отрезала Флоранс.
– Господи, ты в плохом настроении. – Матт покачал головой. – Раньше ты была такой милой.
Флоранс посмотрела на него сердито.
– Ну да, но меня научили, что в этом мире быть милой долго не удаётся.
– Не забывайте о вежливости! – Эрнест поднялся. – Думаю, лучше будет проводить вас до двери, прежде чем эта – как вы выразились? – очень энергичная семья не стала совсем хаотичной, – сказал он Паскалю.
Тот всё ещё смеялся. Постепенно он стал казаться мне не таким уж неприятным.
– Мне тоже надо идти. – Рыся поспешно встала и взяла свой бежевый вязаный жакет. – У меня начинается мигрень: невоспитанные домашние животные и дети действуют мне на нервы.
Её уничтожающий взгляд относился на этот раз не ко мне и не к Мии, а к «правильным» внукам.
– Может, возьмёте с собой кусочек торта? – спросила Лотти.
Но Рыся, не попрощавшись, исчезла в прихожей. Мама, Паскаль и Эрнест последовали за ней.
– Потом ещё поговорим. Позаботьтесь о коте, – сказал нам Эрнест.
Паскаль же на прощание кивнул и улыбнулся. Впервые я подумала, что он улыбается не по своему желанию, а из-за паралича какой-то мышцы на лице. Может, в этом был секрет его успеха?
– Какой милый человек!.. – сказала, глубоко вздохнув, Лотти. – Такой позитивный. Наверное, потому, что он целыми днями заботится о том, чтобы в жизни было больше любви.
– Эта способность и все прочие мелочи не более чем деловые трюки. – Чарльз вдруг словно проснулся. – Людям должно казаться, что любовь к жизни можно купить.
– Так может говорить лишь человек, который не верит в любовь и романтику. – Лотти заправила за ухо локон и смотрела вызывающе. – Которому незнакома страсть.
– Если я не окутываю всё красивым тюлевым шлейфом, это ещё не значит, что я не романтичен, – сказал возмущённо Чарльз. – Или бесстрастен.
– Да? – Лотти пожала плечами. – Извини, это просто моё личное впечатление.
Я недоверчиво переводила взгляд с одного на другого. Теперь и эти начали. Что-то было сегодня в самой атмосфере, что все превращались в ссорящихся детсадовцев. Не хватало только, чтобы они к каждой фразе добавляли: «Так тебе и надо».
– А ты находишь романтичным всё, что заслуживает твоей улыбки, – ответил Чарльз. – Кстати, насчёт улыбки. Я бы не скалился так самонадеянно, если бы у меня были воспалены дёсны.
– Это не самонадеянно, просто очаровательно. И у него не воспалены дёсны, – парировала Лотти.
– Как же, над верхним клыком слева! Ты не могла видеть, потому что сидела от него справа. – Чарльз, похоже, сам почувствовал, что ведёт себя немного ребячески. – Могу я взять себе немного торта, прежде чем птичка не вырвалась и не накакала на него?
– Не думаю, что она ещё может летать, – сказал Матт.
До сих пор он лишь коротко взглянул на меня, и мне стало чуть-чуть спокойней. Немногие люди могут, просыпаясь, помнить свои сны, а если и помнят, то недолго. Но даже в том невероятном случае, если Матт что-то помнил, это был всегда лишь его сон, и он не подозревал, что я проникла в него и отчасти им манипулировала. Если кому-то может быть неприятно, то лишь ему. Мне хотелось заползти под стол и прятаться там, пока он не уйдёт.
Спот тихо замурлыкал.
– Бедный кот травмирован, – сказала Флоранс и со злостью посмотрела на Матта. – Надеюсь, вам это не грозит.
– Флоранс, перестань отыгрываться на Матте, раз у тебя плохое настроение. Если здесь кто и травмирован, так это дрозд. – Грейсон схватил Спота и вынес его вместе с птицей на террасу.
Наверно, к этому его побудили слова о том, что птица сможет накакать на остатки торта. Что было не так уж глупо, поскольку оказалось, что дрозд выглядел вполне живым и даже мог летать. Спот всё ещё держал в пасти птицу, но Грейсон слегка его потряс, не давая шансов полакомиться. Кот, мурлыкая, смотрел вслед дрозду, который вспорхнул на живую изгородь в саду родителей Матта. Глупое животное без сопротивления позволило вернуть себя туда, где он мог опять обиженно свернуться на диване, не удостаивая нас взглядом. Кнопка из солидарности легла рядом с ним и смотрела на нас с упрёком.
– Хотя бы эти двое друг с другом не ссорятся, – сказала весело Мия.
– Хочет кто-нибудь черничный торт? – спросила Лотти.
– Я не откажусь, – сказал кто-то голосом Генри.
Я обернулась.
Генри стоял у открытого окна столовой, а из-за его спины в комнату заглядывала Эмили. Оба, наверно, появились тут, пока мама и Эрнест прощались с Рысей и Паскалем и, как можно было судить по голосам, доносившимся из прихожей, ещё не закончили прощаться.
– Я тоже возьму кусок торта, – сказал Матт.
Постепенно столовая превратилась в сцену, на которой оказалось сразу много актеров, представлявших непонятную пьесу.
– Фью, фью! – посвистывала Мия.
Текст у некоторых был действительно странный. Сценическим шёпотом Мия владела прекрасно:
– Грейсон, прячься! Тут Эмили!
– Лучше я возьму кусок торта, – проворчал Грейсон и опять склонился над столом.
Флоранс не знала, на кого больше сердиться.
– Ты и так уже съел больше половины торта! – возмущалась она, что было вполне справедливо. – Получишь самое большее ещё кусок, если и другим достанется по одному. Эмили, хочешь?
Эмили за спиной Генри пробралась в комнату и оценивала взглядом опустошённый стол. Не было впечатления, что она не хочет встретиться с Грейсоном, скорей наоборот. Хотя сегодня она надела не такое облегающее платье, как вчера на вечеринку, но джинсы на ней были предельно узкие и футболка с чертовски глубоким вырезом. Намазана, как всегда.
– Нет, спасибо, – отказалась Эмили, – слишком калорийно на вид, и много насыщенных жирных кислот.
– Знал ведь, что именно это она и скажет! – пробормотал Генри, занимая место рядом со мной, где прежде сидела Флоранс, и поцеловал меня в щёку.
Матт тем временем сел на стул Рыси.
А я почувствовала себя как бы… окружённой.
Лотти протянула обоим по тарелке с черничным тортом, подчёркнуто глядя мимо Чарльза.
– Давай пойдём куда-нибудь, где не пахнет тестостероном! В мою комнату. – Флоранс потянула Эмили со сцены – пардон, из комнаты.
Эмили, казалось, всё ещё дожидалась повода, чтобы уйти, но не находила подходящего. Зато можно было напоказ покрутить задом в облегающих джинсах. Это оказался действительно скверный спектакль. У Чарльза, например, уже несколько минут не было никакого текста, он лишь смотрел смущённо.
– Вы тоже хотите торта? – спросила Лотти меня и Мию довольно доброжелательно. Но, когда я сидела за одним столом с Маттом и Генри, мне кусок в горло не лез.
– Может, потом, – сказала я. – Сначала надо позвонить Персефоне. Она со своими нервами, наверно, совсем на грани. И надо бы узнать, что написала Леди Тайна. – Не дашь ли мне, Лотти, свой айпад?