ть в моей кровати. А у чёрных дроздов, как известно, чёрные перья. Одному из таких перьев ничего не стоило застрять у меня в волосах.
Это был просто странный случай. Всего лишь глупая история с пером, которая не доказывает существование демонов.
– Давай! – Персефона пихнула меня в рёбра и показала на мистера Осборна, который выжидательно смотрел на небо.
Мы передали ему записки с разрешениями и показали свои очки. Мистер Осборн удовлетворённо кивнул.
– А ваши камеры-обскура?[31]
Персефона протянула ему эту штуку, которую мы смастерили из обувной коробки и бутербродной бумаги. Чтобы камера выглядела не такой примитивной и потёртой (в сравнении со сложными устройствами других), а также потому, что на уроках физики нам было скучно, мы с Персефоной украсили её множеством декоративных наклеек. Наши усилия были вознаграждены.
– Чётверочка с плюсом, – оценил мистер Осборн. Он сделал соответствующую заметку в своей маленькой красной книжечке и улыбнулся нам. – Идите на крышу. Следующий, пожалуйста.
Персефона не могла удержаться. Когда нас нельзя было услышать, она бросилась мне на шею.
– С плюсом! За обувную картонку с наклейками! Это же как в начальных классах. Мне кажется, сегодня для нас счастливый день.
Хорошо бы. Но её настроение действовало заразительно. Пока мы шли наверх, мрачные мысли стали мне казаться довольно глупыми. Известное дело: если веришь в дурные предсказания, они мерещатся во всём, начинаешь подозревать любую невинную ворону.
На лестнице была толчея, навстречу шли ученики других классов, которые наблюдали солнечное затмение на школьном дворе. Мия радостно помахала мне. Настроение улучшилось, стало почти весёлым. Может, потому что солнечное затмение при облачном небе всё-таки лучше, чем уроки математики или французского.
Исключения, впрочем, подтверждают правило. Неизвестно, чего было ожидать от Сэма Кларка, стоявшего у входа на чердак. Тем более когда он увидел Персефону и меня.
– Стыдись! Стыдись! – сказал он подчёркнуто-громко и с презрением посмотрел на нас.
– Можешь употреблять множественное число, – ответила я. – Тогда это будет относиться к нам обеим и значить просто стыдитесь. Гораздо выразительней и не так смешно.
– Да, точно, – сказала Персефона. – Но тебе, может, приятно повторять это дважды, Сэм-Прыщ, Сэм-Прыщ?
Сэм нахмурился.
– Что общего у моих проблем с кожей и вашими моральными упущениями? – Он говорил немного возвышенно, точь-в точь как его сестра. Или Рыся.
– Совершенно ничего, совершенно ничего! – ответила весело Персефона. – Твои прыщи так же мало значат для нас, как для тебя наши моральные упущения.
Она потянула меня дальше.
– Что ж, некоторые не понимают разницы между общим благом и правами человека, – продолжал язвить Сэм нам вслед. – Вам действительно следует стыдиться.
Во всяком случае, он употребил множественное число.
– Что он имеет в виду? Что его прыщи не вредят общему благу? Я другого мнения. – Персефона откинула волосы. – Как я выгляжу?
– Морально не знаю как, а вообще очень хорошо, – сказала я.
Когда мы оказались на крыше, небо по-прежнему было хмурым и облачным. Я никогда прежде не поднималась наверх и недоверчиво осмотрела железную перегородку, отделявшую место на крыше, где можно ходить, от её ската. Она казалась надёжной, но была, увы, не выше обычных балконных перил.
Я машинально сделала несколько шагов к центру крыши. Здесь я чувствовала себя уверенней. Тем более тут стояли Грейсон и Генри. И – чуть подальше – Артур. Персефона прошла без меня дальше, к восточной стороне, где Джаспер сидел на перегородке болтая ногами, за что сразу получил строгое замечание от директрисы Кук.
– Господи, он как будто не знает, что сегодня должна пролиться кровь неверного! – пробормотала я и на секунду забыла, что Джаспер больше не интересовался «детской ерундой» насчёт демонов и снов. – Остаётся надеяться, что и демон не интересуется Джаспером.
Генри радостно улыбнулся мне:
– Как хорошо, что и ты здесь, наверху!
Приятно, что можно разделить событие века с человеком, которого любишь. Чтобы потом рассказывать внукам, что никакого солнечного затмения ты не видел.
Грейсон проверил свой телефон.
– В других местах всё прекрасно видно. Все вышли из своих домов и кидают в Twitter свои картинки. А здесь даже не поймёшь, началось ли уже.
– Как же, по-моему, уже стало темней, – сказала я и даже не соврала.
– Пожалуйста, все наденьте очки! – приказала директриса Кук.
А мистер Осборн добавил:
– Кто хочет смотреть через свою камеру-обскуру, пожалуйста, накиньте на головы и плечи покрывала. И записывайте происходящее в тетрадях.
– Да, только вы нам ещё скажите, где сейчас должно быть солнце… – проворчал Грейсон, но лихо надел свои защитные очки.
– Нам действительно придётся торчать здесь два часа и смотреть на серое небо?
Я сжалась от страха: этот приглушённый вопрос задал Артур. Он стоял как раз за моей спиной.
Он мягко улыбнулся.
– Я тебя напугал, Лив? Или ты испугалась вздорных историй Анабель? Думаешь, демон сегодня тебя накажет за то, что ты неправильно себя вела?
– Нет, я думаю, он будет действовать в алфавитном порядке и сначала займётся тобой, – ответила я, с благодарностью чувствуя, что Генри обнял меня.
Но Артура это не отпугнуло. Он стоял рядом с нами, как будто это само собой разумелось, и подмигивал нам заговорщически поверх оправы своих защитных очков.
– «Прольётся кровь неверного, когда солнце войдёт в тень луны», – прошептал он. – Бу-у-у! Я серьёзно, друзья. Вы ведь не верите в этот вздор, правда? – Он огляделся с преувеличенной серьёзностью. – Я, во всяком случае, не вижу здесь ни Анабель, ни её демона, поэтому буду считать, что мы в безопасности. Хотя ведь демон может летать. – Он довольно засмеялся. – И хочет распоряжаться людьми. Вам не кажется, что Анабель будто одержима демоном?
– Строго говоря, здесь можно говорить не о демоне, а о каком-то божестве… – начал Грейсон, но замолк, встретив предостерегающий взгляд Генри. Он был прав: было не очень умно сообщать Артуру о новых догадках Грейсона.
Грейсон вернулся к фазе своего трёхступенчатого плана в твёрдой уверенности, что знание даёт власть и служит основой любого разумного плана. Хотя его попытка разумно говорить с Анабель не увенчалась успехом. Она отвечала теми же загадочными угрозами, что и в коридоре снов, только без фокусов с перьями и температурными и световыми эффектами, но она была готова поболтать о своём детстве и среди прочего выдать, как называлась секта, с которой всё началось, когда Анабель была ещё маленькой.
Секта называлась «Странники истинной тропы теней» и представляла собой небольшую группу, примерно из двадцати пяти персон, поклонявшихся божеству древней, уже давно забытой религии. Грейсон нашёл в интернете несколько шокирующих статей на эту тему, ибо в канун 1999 года эти странники попали в заголовки газет, устроив что-то вроде массового самоубийства перед наступлением нового тысячелетия. Останки руководителей секты и шестнадцати её членов, включая троих детей, были найдены в сгоревшем до основания сарае.
Анабель тогда было три года. Почему и как долго её мать была членом секты странников и какое место в ней занимала, мы не знали, как и не знали, каким образом она и её дочь избежали массового самоубийства, так как они никогда не говорили о случившемся. После того как отец Анабель добился права на опеку, он, естественно, старался держать дочь подальше от матери, которая в свою очередь не предпринимала попыток вступить в контакт с Анабель. С диагнозом «шизофренический психоз» женщина лечилась в разных клиниках, где через несколько лет покончила жизнь самоубийством. В папке с данными о собственности, которую Анабель от неё получила в наследство, значился и клад, сожжённый в прошлом году на семейном участке Гамильтонов на Хайгетском кладбище. Там же находились бумаги с написанными от руки латинскими формулами и указаниями к ритуалам, которые должны были привести к воскрешению демона, пардон, тёмного божества. Много лет Анабель не прикасалась к ящику, где всё это хранилось, но, когда нашла клад, с ней что-то случилось. Так, во всяком случае, она рассказывала Грейсону. Она вдруг узнала, что предназначена пробудить к жизни божество, больше известное нам как Повелитель Мрака и Тени, и стать наследницей «Странников истинной тропы теней». Дальше мы всю историю знали, сами, в конце концов, были её участниками.
– Божество? – Артур внимательно посмотрел на Грейсона. – Смотри-ка, ты вплотную занялся фантазиями Анабель. Интересно! Хотелось бы знать, что тебе это дало.
Грейсон не ответил. Он обобщил печальные факты, это его по-своему захватило, но он остался при своём убеждении, что Анабель можно доказать: никакого демона не существует.
– Может, ты надеешься, что Анабель выдаст вам несколько своих трюков, чтобы потом использовать их против меня? – продолжал Артур, попав этим в самую точку: нам нужно было иметь Анабель на своей стороне, если мы хотим справиться с Артуром. Он пожал плечами. – Неглупо. Она меня ненавидит. Не будь она так занята своими шизоидными представлениями, она бы действительно могла вам помочь. Мне остаётся только радоваться, что я уже не имею дела с этой одержимой сумасшедшей. Но, с другой стороны, я не такая уж лёгкая добыча для Сенатора Смерть. – Он помолчал, убеждаясь, что мы внимательно его слушаем, потом сказал: – Анабель хороша, но я лучше.
Иначе говоря: у нас даже вместе с Анабель нет против него шансов.
– Да заткнись ты! – сказал Грейсон так громко, что учителя на нас оглянулись.
Директриса Кук подошла поближе.
– Да, а лучше потом вообще исчезни. – Генри убрал руку с моего плеча и надел защитные очки, пока директриса Кук ещё не приблизилась.
Мы все вытянули шеи и сделали вид, будто зачарованно смотрим в серое небо.