«Мужчины не хотят никаких перемен», – объяснила она нам, когда мы вместе с Флоранс, как обычно, после полудня собрались на кухне и сидели за столом, намазывая лепёшки взбитыми сливками.
– Если им показать, как они нам нравятся, они безнадёжно расслабляются. Никогда нельзя подносить им своё сердце на серебряном подносе.
– Совершенно верно, – подтвердила Флоранс. – Известное дело, мужчинам всегда нужен спортивный вызов. Если они добиваются тебя слишком легко, они тут же теряют интерес.
– Если я напишу Гилу Уолкеру, сталкеру, любовные стихи, он, что ли, оставит меня в покое? – спросила Мия.
– Нет, этот нет, – сказала я. – И не слушай Флоранс и Лотти, они сейчас немного э-э… разочарованы. Так просто с мужчинами не получается.
– Во всяком случае, не со всеми, – тотчас откликнулась Лотти (на миг став опять прежней Лотти).
А Флоранс лишь фыркнула:
– Ты можешь и дальше утешаться романтикой, Мия!
Мия – романтикой! Это было так забавно, что мы все разразились смехом, а Мия чуть не подавилась лепёшкой.
Справившись с ней, она заявила:
– Чарльз или Паскаль – мне всё равно, кого из них ты в конечном счёте предпочтёшь. Главное, ты останешься с нами в Лондоне.
Но тут Лотти возразила вполне серьёзно:
– В любом случае я вернусь в Германию, милая. Мне пора стать на ноги, независимо от вас и от какого бы то ни было мужчины.
– Но это ты можешь и здесь, – жалобно сказала Мия. – Для этого не нужно никуда уезжать!
Лотти вздохнула.
– В Оберсдорфе у меня впервые есть работа, которая позволит мне держаться на плаву. Не знаю, останусь ли я там навсегда. Но для начала попробую там утвердиться. – Она протянула мармелад Мии, которая смотрела на неё, печально выпятив нижнюю губу. – Там очень мило. Горы, коровы, озёра – вам понравится, когда вы меня там навестите. И не так это далеко, и я пока ещё здесь, – добавила она. – Я каждый день буду делать самое лучшее!
– Правильная установка, – поддержала Флоранс.
Лотти засияла.
– Конечно, времена меняются, и мы с ними, – сказала она убеждённо.
Флоранс посмотрела на Лотти, склонив голову.
– Моё зелёное платье тебе подойдёт. Ты решила пойти на эту премьеру?
Мы с Мией переглянулись. Времена, в самом деле, меняются, если Флоранс с Лотти стали подружками и одалживают одна другой платья. Остаётся спросить себя: чего ждать дальше?
Я слишком устала, чтобы долго рассуждать на эту тему. И вместо того чтобы вечером дожидаться Грейсона, как уже было собиралась, решила пораньше лечь в постель. Хотя по всегдашней ужасной привычке ещё напоминала себе разные банальности, вроде этой: «Привязать к телу „Отель „Нью-Хэмпшир““, закрепить зажимами, прежде чем у меня закроются глаза». Моей последней ясной мыслью было, что Анабель и Генри наверняка ещё долго не лягут спать. Может, тогда я смогу незаметно пробраться к двери Матта. Просто так. Посмотреть, что будет потом.
Но как бывало часто, когда удалось заснуть, я сначала погрузилась в глубокий сон, и, когда начались сновидения, я тут же заметила, что что-то не то.
Моей зелёной двери с ящерицей не было видно. Вместо неё справа от меня из песка поднимались сваи античного моста, который уходил далеко в озеро, а за спиной появилась стена набережной, рядом скалы, замыкавшие бухту, а дальше видны были деревья и дома. Пейзаж был мне очень знаком: часть небольшого, озарённого солнцем пляжа, на который мы с Генри попали прошлой ночью. Именно здесь мы стояли и смотрели на море, когда меня разбудил шум в коридоре.
Без всякого сомнения, это был сон покойной Мюриель Ханикатт, и я не могла понять, почему оказалась здесь.
Я уже не раз просыпалась, оказавшись в чужом сне, но, заснув потом опять, попадала в свой собственный сон. До сих пор было так.
То, что я оказалась в чужом сне, да ещё во сне покойницы, меня встревожило, но я и ожидала чего-то плохого. Отсюда не было пути.
Это понимание пришло ко мне через час, когда я в изнеможении упала на песок.
Дверь в коридор, через которую мы с Генри попали сюда, бесследно исчезла. Вчера она была вписана в стену набережной, теперь её не было нигде, как отчаянно я её ни искала.
Весь этот час я пробовала сделать всё, что мне приходило на ум. Я бегала в разные стороны, с разной скоростью, чтобы через несколько метров оказаться на том же месте, с которого начинала бег. Я превращалась в чайку, я плыла по морю, я бросала камни, и я громко звала на помощь. Волны так же вяло плескались на песке, пока я не перестала слышать их шум и крики чаек. Солнце тоже ни на сантиметр не опустилось. Время, казалось, застыло, а дверь как исчезла, так и не появлялась.
Медленно, но без сомнений становилось понятно, что я здесь заключена. Заключена во сне женщины, которая умерла лет сорок назад.
Я растянулась на песке и беспомощно смотрела на небо.
Чтобы выбраться отсюда, я могла использовать только один способ – проснуться.
Что, к счастью, довольно легко удалось. Я сидела на своей кровати, чувство благодарности переполняло меня. Ведь я уже всячески представляла себе, как останусь навсегда в закатном сне Мюриель. Под ногами только песок, единственное общество – чайки. Долго этого никто бы не выдержал.
Я встала и пошла в туалет. На обратном пути я проверяла, всё ли в доме спокойно. Все, включая кота, мирно спали, я выпустила Спота из комнаты, спокойно вернулась в постель и почти тут же уснула.
Лишь для того, чтобы снова очутиться на пляже Мюриель.
На этот раз я и не пробовала искать дверь. Я сразу опустилась на песок, обняла колени и попыталась оставаться спокойной. Этот бесконечный закат солнца уже не казался мне мирным и спокойным, он действовал угнетающе. Я никогда не думала, что мне будет так не хватать коридора со всеми его опасностями.
Почему я не разбудила Грейсона, когда заглядывала в его комнату? Не хотелось этого делать, потому что он так мирно лежал на своей подушке, щекой на руке, но сейчас я сердилась на себя за это. Я никому не должна была говорить, что застряла здесь. Лучше всего было бы ещё раз проснуться…
– Вот ты где! – сказал кто-то за моей спиной.
Я так испугалась, услышав в тишине голос, что стукнулась подбородком о колени. Это был Генри, он широко улыбался мне.
– Извини, что я пришёл только что. – Он взял меня за руку, помогая подняться.
Никогда ещё его присутствие не делало меня такой счастливой.
Слава богу! Жёлтая дверь Мюриель засветилась в стене набережной, как будто и не пропадала, было чувство, словно у меня с души упал камень. И я могу наконец отсюда выбраться.
Или нет?
– До меня слишком поздно дошло, что ты тоже здесь заперта, – сказал Генри.
– Что значит – тоже? – Я отряхнула с джинсов песок.
После того как появился Генри – и, что ещё важней, эта дверь, – я достаточно успокоилась, чтобы позаботиться о своей внешности.
– Ну да, я тоже, заснув, оказался здесь. – Чувствовалось, как он рад видеть меня. Он был явно в приподнятом настроении. – Я тоже, как и ты, проснулся, озираясь во сне Мюриель. Но не подумал, что сегодня ночью опять могу оказаться здесь. Посмотрела бы ты, как глупо я выглядел! Но, к счастью, я предусмотрительно надел крестик Мюриэль, чтобы можно было выйти отсюда через дверь. – Он внимательно посмотрел на меня. – А ты, похоже, нет.
Я покачала головой:
– При мне двери тут не было. И не было совершенно никакого выхода. Я, поверь, пыталась по-всякому. Единственное, что получалось, – это проснуться. Но, заснув, я снова оказывалась тут.
Генри, казалось, был рад этому ещё больше.
– Знаешь, что это значит? – спросил он.
– Что я теперь каждую ночь буду проводить на пляже?
– Нет, не это, – успокоил он меня. – Если ты сумеешь отсюда выйти, всё опять придёт в норму, я уже попробовал.
– У тебя была крестильная цепочка, – сказала я и нервно дёрнула дверь. – Лучше я попробую сама.
Генри опередил меня, он нажал на ручку и открыл дверь.
– Пожалуйста! – Он показал на коридор.
– Спасибо. – Я с облегчением глубоко вздохнула, увидев, что оказалась в проходе и Генри закрывает за нами жёлтую дверь на замок. – По-моему, закаты солнца слишком переоценивают.
Глава двадцать первая
– Форт побери, Анабель могла наф ффять в лодку, – сказал Грейсон с полным ртом. – Эфи фмеи могли бы нам фофя бы офтафить немного фефта.
– Извини, но я не понимаю жевального языка. – Я забрала у Грейсона тарелку с пирогом, начинённым беконом и луком.
Грейсон замычал протестующе.
Был вечер вторника, и он, Генри и я в виде исключения приняли, как он предложил, участие в реальном кризисном заседании, а не во сне миссис Ханикатт. Я ничего против этого не имела, мне действительно надо было отдохнуть от ночных встреч. Здесь никто не мог бесследно исчезнуть, никого не пугал убийца с цветастой подушкой, который мог появиться через невидимую дверь в ковре, для чего бы это ни было нужно. К тому же здесь было изобилие вкуснейших угощений и, если Грейсон из-за своих расследований пропустил ужин, он уже за четверть часа насладился всем, что мог найти в холодильнике.
– Не получишь больше ни кусочка, пока мы не узнаем, что ты там нашёл, – предупредила я строго. – И пожалуйста, скажи, есть ли способ остановить Артура.
– Да, было бы хорошо. – Генри кончиками пальцев постучал по столу. Весь вечер он слишком нервничал, занимаясь своими делами. – Артур… – Он кашлянул. – Он явно что-то затевает. Неприятно это признавать, но у меня пробегает по спине холодок при одной мысли о нём.
Артур в тот день действительно снова появился в школе с перевязанной рукой, и его там чествовали как героя. Каковым он всем и представлялся. Ведь он привёл в чувство Персефону и пережил укус опасной ядовитой змеи – его поневоле надо было признать самым мужественным в мире человеком. Получалось, что он, жертвуя собой, оказался перед змеёй и спас всех учеников школы от верной смерти.
Многие девочки, особенно из младших классов, чуть не падали в обморок, когда рядом оказывался Артур, а под конец недели появился официальный клуб фанатов Артура Гамильтона с собственным сайтом в интернете и карточная игра