«Артур». Персефона в ней наверняка участвовала.
Я в тот день лишь однажды увидела Артура: он был окружён девочками, просившими у него автограф на свои карточки. Он не казался особенно польщённым, скорее, его это тяготило, но моё злорадство было недолгим. Достаточно было представить, как меня саму, словно в фильме ужасов, окружили хихикающие зомби-девочки, протягивающие свои карточки и готовые разорвать меня на куски. Артуру бы это понравилось.
Как его ни напрягало это чествование, он не упускал возможности застигнуть врасплох Генри и Грейсона.
Жалко было, что я не присутствовала при их разговоре. Псле этого они оба меня откровенно избегали.
– Хуже всего, что в любой момент может произойти что-то ужасное и он не пощадит даже прежних своих друзей, бла-бла-бла, – только и ответил Грейсон на мой вопрос.
Чем дальше, тем больше в тот вечер я убеждалась, что они намеренно скрывают от меня какие-то подробности. Может быть, потому, что они касались меня и речь шла об особенно жутких способах убийства. Или о чём-то другом. Но как бы они ни изображали спокойствие, то, что им сказал Артур, вызывало у них страх.
– Что касается демона, я узнал много нового. – Рот Грейсона больше не был занят пирогом, теперь его можно было понять, когда он попытался рассказать нам о новых результатах своего расследования.
Первым делом он поднял перед собой пакетик с перьями.
– Марабу, пуховые перья, покрашенные в чёрный цвет. Стоят в магазине канцтоваров двадцать пять фунтов за сто граммов, в больших универмагах – дешевле. Но даже сто граммов – это, скажу вам, уже большое количество.
Марабу, вот оно что!
Пусть так, но это не объясняло, как проклятые перья попали в комнату Грейсона, хотя всё же успокаивало, что они попали к нам из промежуточного мира. Демонов, чьи перья продавались в магазине канцтоваров, можно было не принимать всерьёз.
Но Грейсон выяснил не только это.
– Не хочу утомлять вас деталями, но завтра я разберусь с «Кровавым мечом – 66», – сказал он и заметно обрадовался, увидев, как мы разинули рты. – Не волнуйтесь, тут нет ничего опасного. Этот тип работает медбратом в доме для престарелых в Ислингтоне, по телефону голос его звучит очень мило.
– Какого чёрта ты ему наобещал, что он согласился на встречу? – Я уставилась на Грейсона.
– Я же сказал, что не хочу докучать вам подробностями. – Грейсон скромно улыбнулся. – Могу лишь повторить, что, проникнув в психологию человека, можно узнать многое, даже не заглядывая в сны. – Он помолчал, потом сказал, вздохнув: – Ну да, мне просто повезло. Хорошо, если у тебя есть робот боевого дроида из «Звёздных войн» в человеческий рост… Ладно, завтра я вам, наверно, расскажу, какое отношение имеет «Кровавый меч – 66» к демону Анабель. По-настоящему этого типа зовут Гарри Триггс, и он родом – да-да-да! – из Ливерпуля.
– Как и тот кровельщик, что основал секту.
Это было хорошо, во всяком случае, что-то сдвинулось.
Но Генри был не так оптимистичен.
– Боюсь, что для Анабель уже поздно, – сказал он, нахмурившись. – Нам лучше подумать, как справиться с Артуром без её помощи. Раз он выжил после укуса змеи, она решит, что демон его пощадил. И, боюсь, в следующий раз она попробует что-нибудь на нас.
– Ты всё ещё думаешь, что змею в шкафчик Артура подложила Анабель? – спросила я.
Генри пожал плечами.
– А кто ещё это мог быть? Я не знаю, кто на такое способен.
Тут он прав.
– Пока Анабель думает, что демон может наказать нас, она для нас так же опасна, как Артур, – угрюмо продолжал Генри. – Кто знает, что ещё нашепчут ей голоса.
– Надеюсь, не про змей, – пробормотала я.
– Но Анабель нам нужна, – сказал Грейсон. – И я уверен: если она поймёт, что вся эта чушь о демоне основана на большой лжи…
Генри не дал ему договорить:
– Я знаю, ты всё ещё веришь в здравый рассудок Анабель, которую можно освободить от безумных фантазий, если привести ей несомненные доказательства. Я уже в это не верю. – Он посмотрел на ноги и тихо продолжил: – Я до сих пор вижу её в той яме на кладбище с кинжалом в руке, когда она собиралась перерезать Лив сонную артерию… – Секунду он помолчал, потом поднял голову и посмотрел на Грейсона. – Что Анабель делает во сне, мне, в общем, безразлично, но я бы чувствовал себя гораздо уверенней, если бы она опять оказалась в психушке.
Грейсон покачал головой:
– Я слишком далеко зашёл, нельзя останавливаться.
– А что, если Анабель нельзя излечить? – Генри скрестил на груди руки.
И до меня впервые дошло, что во всей этой истории для Грейсона было важно не поддержать Анабель против Артура, для него речь шла больше о собственном спасении. Генри знал Грейсона лучше, чем я, он давно это понял.
Какое-то время оба смотрели друг другу в глаза.
– Думаю, попытаться стоит, – сказал Грейсон. – К тому же это единственное, что я могу сделать. Вы можете разработать план Б. Чтобы план В не вступил в силу.
– А что это за план В? – поинтересовалась я.
Генри с Грейсоном быстро переглянулись.
– План В заключается в том, чтобы покончить с Артуром прежде, чем он покончит с нами, – пробормотал Грейсон, и Генри что-то проворчал.
Я переводила взгляд с одного на другого. Чего-то они всё-таки недоговаривали.
– Что же такого на самом деле сказал этот проклятый Артур? – попыталась я узнать последний раз, когда Генри позже прощался со мной у дверей. Надо бы прошептать это ему на ухо, потому что Флоранс в двух метрах от нас что-то искала в шкафу и никак не могла найти. – Если вы хотите меня защитить, то не надо.
– Нет, я знаю, у тебя нервы как проволока. – Генри поцеловал меня, что Флоранс тотчас отметила покашливанием, хотя вообще-то смотрела в шкаф.
– Этот дурак Артур испортил нам всё настроение. Нельзя ли нам поговорить о чём-то другом, о приближающейся субботе, например? – шепнул Генри. – Я отправлю мать, Мило и Эми в аэропорт, весь дом будет принадлежать нам. – Его дыхание щекотало мне кожу за ухом. – Не могу тебе передать, как я радуюсь этому. Потом, клянусь, я позабочусь, чтобы ты забыла Артура и всю эту гадость.
Да, уж это наверняка, если здание воздвигнутой мной лжи обрушится на меня. Генри не заметил, как я замерла в его руках, потому что в этот момент Флоранс, торжествуя, подняла «ароматный» пакетик и воскликнула:
– Так я и знала!
Встретив вопрошающий взгляд Генри, она что-то ему сказала, но я не разобрала ни слова – слишком боялась предстоящей субботы. (Так до сих пор и не узнала, что было в этом «ароматном» пакетике). Генри поцеловал меня на прощание и вышел за дверь. Мне вдруг стало ясно: этой ночью я снова должна отыскать Матта, и на этот раз я не позволю своему подсознанию запаковать меня в ужасное бельё колбасного цвета. Теперь я должна со всем справиться.
Матту виделись сумасшедшие полёты, когда я вошла в его сон. Я оказалась в салоне заполненного двухпалубного аэробуса: десять мест в ряду, по три у иллюминаторов и четыре в середине. Вид из иллюминаторов и тихий гул моторов давали понять, что мы летим высоко над облаками. И Матт был не пилотом, а пассажиром. Я увидела его впереди, на сиденье у прохода, где он (на этот раз праздно расслабившись, с отросшей за неделю щетиной) листал газету. Его красная дверь сновидений располагалась рядом с дверью туалета, и, несмотря на яркий красный цвет, вполне подходила этому месту. Если, по крайней мере, не смотреть на неё в упор, как Матт.
Чтобы дверь была первым, что я увидела в этом сне, я заставила исчезнуть толстую женщину, сидевшую у прохода в среднем ряду, как раз за Маттом, и незаметно заняла её место. Ага! Матту, значит, снилось, что он летит в самолёте и решает кроссворд. Ну, почему нет? Мне целую ночь снилось, как я вожусь с книжной полкой. Ничего плохого ждать не приходилось, даже если я почему-то оказалась в переполненном самолёте. Местоположение ничего не меняло. Лучше всего мне, наверно, было бы оказаться в форме стюардессы и самой предложить ему бокал шампанского. Банально, да, но во сне Матт ничему бы не помешал.
Поскольку стюардесса как раз появилась со своей тележкой в проходе, а Матт всё ещё смотрел в газету, размышлять не было времени. Не прошло и секунды, как я уже толкала тележку, немного гордясь тем, что перемены никто не заметил. Я была несомненно лучше стюардессы, которую заставила исчезнуть. Не только потому, что на мне было примерно на четверть кило меньше макияжа, – я немного улучшила униформу. Юбка теперь была короче, блузка – с более глубоким вырезом и тесней прилегала. Если так модно, значит, правильно. Содержание продуктов на тележке я расширила, добавила в шампанское кубик льда, который обычно подавался лишь пассажирам бизнес-класса. Прежде чем подойти к Матту и наклониться к нему, я проверила вырез на блузке: видно ли в нём кружево тёмно-синего бюстгальтера, а не жуткое бельё колбасной расцветки.
– Бокал шампанского, сэр? – пропела я и выдала самую очаровательную из своих улыбок. – Или, может, что-то из нашей изысканной коллекции виски? – добавила я. – У нас есть двадцатипятилетний, выдержанный в дубовой бочке. Не желаете?
Матт жестом поманил меня и показал на сиденье рядом с собой, а палец прижал к губам:
– Тс-с, не говорите, не обращайте на себя внимания, просто послушайте меня. Речь идёт о жизни и смерти.
Я уставилась на него вытаращенными глазами. Похоже, он меня не узнал.
– В этом самолёте находятся террористы, – продолжал он. – Они вооружены, и у них, наверно, есть взрывчатка.
– Но это исключено, – зашептала я в ответ и на секунду забыла, что вообще не сопровождаю полёт. – У нас очень строгая служба безопасности, и…
Матт невольно покачал головой:
– Службу безопасности можно подкупить, спорить об этом поздно. Смотрите! – Он вырвал страницу из газеты, и я увидела, что он вовсе не решал кроссворд, просто отмечал цифры и буквы. – Вот это номера кресел, где сидят террористы, которых я уже сумел определить. Шестеро в этом салоне. Но можно предположить, что они есть и на верхней палубе. Их задача – захватить самолёт. Очень надеюсь, что на борту найдётся не один воздушный маршал