Третий фронт. Секретная дипломатия Второй мировой войны — страница 16 из 78

В Лондоне английской делегации на этих переговорах было поручено сосредоточить усилия не на заключении конвенции, а на выяснении военного потенциала СССР. Шел и активный обмен депешами с Варшавой и Парижем, чтобы «успокоить Польшу» и оттянуть конфликт. Одновременно проводится анализ встреч Вильсона и Спенсера. Последний представил дополнительный доклад, в котором были изложены некоторые «особые идеи Геринга». Так, рейхсмаршал, например, категорически возражал против участия Советского Союза в предполагаемой конференции европейских держав. Геринг угрожал: «Союз России с Англией закроет путь к этой конференции, и тогда Германия немедленно заключит военный блок с Японией, что поставит под угрозу дальневосточные позиции Британской империи…»

В Стокгольме Далерус развивал лихорадочную деятельность: он то и дело звонил в Берлин, выясняя реакцию Гитлера на идеи встречи в «Зёнке Ниссен Ког». Через три дня после прибытия в Стокгольм он получил от Геринга подтверждение: немецкая сторона согласна начать подготовку к новому «мюнхенскому совещанию». В свою очередь, Далерус посетил премьер-министра Ханссона, сообщив ему о возможном совещании (король Швеции Густав-Адольф должен был стать его официальным инициатором).

Критически настроенный читатель может возразить: позвольте, может быть, все это всего лишь плод честолюбивых планов Далеруса? Может быть, Геринг вовсе и не собирался зайти так далеко в задуманном англо-германском сговоре, а результаты миссии Вольтата были просто забыты?

Некоторые архивные документы говорят об обратном. Так, 14 августа м-р Эштон-Гуэткин, давно специализировавшийся на поддержании англо-германских закулисных контактов, доложил Галифаксу: только что из Берлина вернулся сын лорда Рэнсимена, м-р Лесли Рэнсимен. Ему устроили встречу с Герингом, причем посредником выступил… Вольтат!

И действительно, много лет спустя после публикации докладной записки Эштон-Гуэткина мне совершенно случайно попал в руки такой документ:

«Министр-президент генерал-фельдмаршал Геринг. Уполномоченный по четырехлетнему плану

Министериаль-директор для особых поручений

Вольтат

ХХП/279

Берлин

5.8.1939

Лейпцигерштрассе, 3

…Я разрешаю себе сообщить Вам, что господин генерал-фельдмаршал готов принять мистера Р.-младшего между 12 и 14 августа. Точный срок вы можете обусловить с личной секретаршей г-на генерал-фельдмаршала фрейлейн Грундтман…

С наилучшими пожеланиями. Хайль Гитлер!

Преданный Вам Вольтат».

Сейчас неважно, кому было адресовано письмо. Важно другое: Вольтат продолжал «опекать» все контакты с представителями Лондона. Нетрудно понять, что сын лорда Рэнсимена был в Берлине желанным гостем, — ведь его отец сыграл огромную роль в осуществлении мюнхенского сговора. Именно поэтому Лесли Рэнсимен получил приглашение приехать в Берлин, где ему «неожиданно» устроили встречу с Герингом. Разговор, который состоялся 12 августа между Герингом и Лесли Рэнсименом-младшим, во многом напоминает беседу в «Зёнке Ниссен Ког», ибо Геринг снова и снова апеллировал к антикоммунистическим настроениям британских тори. «Германия и Англия, — говорил он, — не только способны стать двумя великими державами в Европе, но реально ими являются. А сейчас мы гоняемся за Россией! Германия развивает торговлю и укрепляет экономические связи с ней, а Англия ищет политического и военного соглашения. Все это на руку лишь большевикам. Если бы началась англо-германская война, то реальным победителем был бы Сталин…»[15]

«В этот момент, — вспоминал Рэнсимен, — фельдмаршал откинулся в кресле и воскликнул:

— О, если бы мой английский язык был настолько хорош, то я пересек бы Ла-Манш и объяснил им все эти вещи!»

Какие? Геринг пояснил:

— Я не вижу для Англии особых преимуществ, если в Германии будет разрушен нынешний режим. Альтернативой ему может быть только большевизм, которого никто из нас не желает. Мы бы навлекли на себя действия, единственным результатом которых было бы распространение большевизма по всей Центральной и Северной Европе…

Кроме этих вполне определенных антикоммунистических деклараций, фельдмаршал сделал ряд конкретных предложений, а именно: договориться о данцигском вопросе, что «должно стать прелюдией к общему соглашению в Европе». На какой базе? Рэнсимен добавил в своей записи: «На базе предложений, сделанных м-ром Хадсоном Вольтату, которые произвели большое впечатление, по крайней мере, на окружение фельдмаршала…»

Принц Макс вступает в игру

Кому же Вольтат направил письмо, подтверждающее желание Геринга встретиться с Рэнсименом? Об этом мне довелось узнать случайно. Однако тот, кто привык заниматься поисками документов, знает, что случай играет немалую роль в этом деле. Письмо Вольтата мне показал уже знакомый нам по главе о Мюнхене Рейнхард Шпитци, бывший адъютант Риббентропа.

Правда, в 1938 году он уже покинул министра, так как не поладил с его супругой, игравшей большую роль не только в семейных, но и в политических делах. Молодой адъютант решил устроиться получше, а именно в деловом мире. Он получил несколько заманчивых предложений — концерны были не прочь заполучить себе такого «лоббиста»: член НСДАП с 1931 года, личный друг многих заправил рейка, знаток Англии, блестяще владеющий английским и французским языками, и, наконец, штурмфюрер СС! Последнее и сыграло решающую роль. По рекомендации бригадефюрера СС Веезенмайера Шпитци попал в бюро личного друга Веезенмайера м-ра Генри Манна — представителя концерна ИТТ и других американских фирм в Берлине.

Запомним эту любопытную деталь: эсэсовец — сотрудник ИТТ, американский делец — друг эсэсовского бригадефюрера! Пойдем дальше по запутанным тропинкам тайной дипломатии лета 1939 года. Именно в распоряжении Шпитци оказался документ Вольтата, адресованный не кому иному, как его сиятельству принцу Максу-Эгону Гогенлоэ.

…В 1938 году «тайнодипломатическая» карьера принца Макса отнюдь не закончилась. Его знакомство с сэром Уолтером Рэнсименом и двумя его спутниками из Форин офиса — отставным полковником Кристи и Фрэнком Эштон-Гуэткином высоко оценили в Берлине, и для этого были веские основания. Кристи хорошо знали, но не как «отставного полковника» из Форин офиса, а как полковника действительной службы и начальника немецкого отдела Интеллидженс сервис. Эштон-Гуэткин возглавлял экономический отряд Форин офиса и в этом качестве был решающей фигурой в игре «мюнхенцев» — с той и другой стороны.

Эштон-Гуэткин сыграл роль и в тайном контакте Геринга с Рэнсименом в 1939 году. Именно ему Лесли Рэн-симен поведал всю историю о том, как его пригласил приехать на уик-энд в Германию принц Макс и как принц предложил ему «заглянуть» к Герингу. Свой отчет Рэнси-мен представил Эштон-Гуэткину, а тот, в свою очередь, доложил о предложениях Геринга Галифаксу и Чемберлену.

Однако принц Макс в эти бурные дни играл не только пассивную роль посредника между Герингом и Рэнсименом. О его деятельности мне помог узнать тот же Рейнхард Шпитци, располагающий архивом Гогенлоэ. О том, как они стали друзьями, — речь впереди, а сейчас нам важен 1939 год.

Вот первый документ. Это меморандум, составленный принцем Гогенлоэ на имя весьма влиятельного в рейхе человека — личного представителя министра иностранных дел при ставке посланника Хевеля. Хевель, давний сподвижник Гитлера, имел прямой доступ к фюреру. Именно Хевелю принц Макс доложил о своих впечатлениях от поездки в Лондон 3–4 мая 1939 года.

Меморандум начинался с перечисления лиц, с которыми принц беседовал: неназванный член правительства, дипломаты сэр Роберт Ванситтарт[16] и Франк Эштон-Гуэткин, лорд Астор, герцог Кент, т е. сливки лондонского общества. Как сообщал принц, он убеждал своих собеседников в необходимости «мирно удовлетворить естественные и жизненно важные требования Германии», касающиеся Польши; он предлагал также «воздействовать на Польшу» и задуматься о «возможности заключения пакта». В свою очередь, его английские собеседники говорили о «базисе для Европы, состоящем в длительном мире между двумя равноценными и мощными державами». Так, Ванситтарт заявил:

— В общем и целом, на земном шаре есть много пунктов, где Англия и Германия могут сотрудничать в экономическом отношении, например на Дальнем Востоке; есть общие интересы и в Испании!

Вслед за этим сэр Роберт, вспомнив о Мюнхене, сказал:

— Можно было бы двинуться дальше!

Предложение более чем прозрачное! Когда же принц, доложив о нем Хевелю и Гитлеру, снова очутился в Лондоне 10–14 июня, то сформулировал свои впечатления в очередном меморандуме. Вступительный абзац гласил: «Нервозность в Англии не спала. Существует большое желание избежать войны из-за Данцига или польского вопроса. По возможности хотят избежать потери престижа. По поводу союза с Россией мнения расходятся, в успехе сомневаются. Сомневаются, выгоден ли такой союз для Англии. Непривлекательно даже экономическое соглашение… Предполагается, что после выяснения русского вопроса Чемберлен сделает заявление, опровергающее тезис «окружения» и предвещающее далеко идущее взаимопонимание с Германией».

Есть все основания полагать, что английские собеседники принца излагали подлинные намерения Чемберлена. Ведь 6–8 июня состоялись первые беседы Вольтата с Вильсоном в доме того же герцога Вестминстерского, с которым встречался и принц. Под «выяснением русского вопроса» подразумевался отказ от союза с СССР. В свою очередь, эмиссары Гитлера не раз требовали от Чемберлена открыто отказаться от «политики окружения», т. е. от коллективной безопасности. Ведь не случайно с английской стороны был задан вопрос:

— Можно ли в определенный момент устроить абсолютно секретную беседу с ответственными деятелями в Германии? С этой целью человек, владеющий немецким языком, прибыл бы в Германию.