Пришлось зайти на следующий день. Снова поднявшись по типичной для старых венских домов круглой лестнице, я позвонил у двери квартиры № 6. На этот раз мне открыли. Ее сиятельство принцесса Мария Элизабет-Генриэтта цу Гогенлоэ-Шиллингфюрст фон Ратибор унд Кореей была дома.
…Да, она знает своего дальнего родственника, принца Макса-Эгона цу Гогенлоэ-Лангенбурга. Но он живет не здесь. Весь род Лангенбургов осел в Западной Германии. А сам принц Макс-Эгон — в Испании. Там он обосновался сразу после окончания войны. А Альфонсо? О, это младший принц, теперь уже солидный человек. Он также в Испании…
Поблагодарив за справку и извинившись за беспокойство, я спустился вниз. И хотя пожилая принцесса сказала мне лишь несколько слов, но и они были для меня важны.
По следам принца Макса-Эгона я шел уже давно. Этот поиск начался с небольшой поездки, которую я предпринял много лет назад во время командировки в Чехословакию и о которой рассказал выше. Мы проследили необычайно активную деятельность принца в 1938–1939 годах — сначала в качестве посредника между лондонскими «умиротворителями» и судетскими нацистами, затем в роли секретного эмиссара Геринга и Канариса, пытавшегося склонить Чемберлена и Галифакса к сговору с гитлеровской Германией. Тогда принц не смог достичь своей цели — и цели своих сиятельных покровителей. Но прекратил ли он свои интриги?
Долгое время в моей «гогенлоаде» был значительный пробел. Я располагал документацией 1943 года (она лежит в основе этой главы), однако отрывочные сведения (из архивов Риббентропа и документов английской разведки) говорили о том, что принц Макс-Эгон не оставался пассивным и в 1939–1943 годах. Недаром все-таки говорится: «кто ищет, тот всегда найдет». Я подумал именно об этом, когда в уютном домике в долине под Зальцбургом раскрыл папки, содержащие личный архив принца. Здесь были записи, которые без особой системы принц Макс-Эгон делал в предвоенные и военные годы, его меморандумы на имя Геринга, Хевеля (представителя Риббентропа при ставке фюрера), Шелленберга и других. Частично это были правленные от руки черновики, частично — копии посланных документов. Вместе с ними лежали письма, телеграммы, записки. Одним словом — ценнейшая для исследователя находка, воспользоваться которой любезно разрешила мне дочь Макса-Эгона принцесса Гогенлоэ, живущая ныне в Мадриде. Как-то, будучи в испанской столице, я хотел лично поблагодарить ее высочество за любезность, но принцесса в это время находилась в своем владении на берегу Средиземного моря. Мы ограничились телефонным разговором.
О чем же рассказал архив принца Макса-Эгона?
1939–1941 голы: интермедия
„Начало войны принц Макс встретил в своем родовом поместье Ротенхауз. Именно сюда пришла из Парижа датированная 28 августа 1939 года открытка от статс-секретаря Форин офиса сэра Роберта Ванситтарта, в которой он условным кодом сообщал, что в Лондоне считаются с возможностью войны в ближайшие дни. Сразу после этого Гогенлоэ переехал в нейтральную Швейцарию. Это, видимо, было более удобно для осуществления контактов с обеими сторонами. Там родился первый меморандум военного времени, относящийся к сентябрю 1939 года, с пометками: «Хевелю» и «После получения письма с предложением Создать альянс между Германией и Англией, после беседы с английским посланником в Берне».
Меморандум начинался с подзаголовка: «С английской точки зрения» и гласил: «Англия не хочет уничтожения Германии, она желает с ней сотрудничать. Обе державы могут совместно развертывать свою политическую и экономическую мощь. Однако, оценивая некоторые политические события, Англия предполагает, что Германия намерена оставить ее в стороне либо идти против нее». Далее излагались соображения, мотивы, подтверждающие решимость Англии защищать свои позиции. Так, после захвата Германией Чехословакии и нападения на Польшу в Англии понимают, «что нападение на нее или на Францию является делом времени и тактики». В следующем разделе «Потеря доверия» развивалась эта же мысль. Однако затем делался такой вывод: «Следует предполагать, что если Геринг возглавит не военный совет[35], а мирный кабинет, то это даст гарантию доверия. Правильнее было бы предпринять зондаж через посредников».
Принц завершал меморандум так: «Исходя из всего сказанного, необходимо, хотя это и кажется уже запоздалым, иметь в виду глобальное решение. Оно должно включать: восстановление доверия, гарантию выполнения договоров, разоружение под взаимным контролем, возможно — превращение Чехии в демилитаризованное государство, возвращение Германии на мировой рынок и создание совместного рабочего плана широкого размаха. Рузвельт пока еще может выступить в качестве посредника, но скоро будет поздно».
Теперь — о происхождении и сущности этого документа, В настоящее время установлено, что вслед за нападением на Польшу Гитлер, Геринг и Канарис начали широкое наступление на «тайном фронте», стремясь, во-первых, восстановить все довоенные каналы связи с Англией, во-вторых, прозондировать, насколько серьезен, переход Англии в лагерь открытых противников Германии. С этой целью были мобилизованы все силы, в их числе давний специалист по секретным контактам промышленник Биргер Далерус в Швеции, Франц Папен — в Турции, король Бельгии, находившийся под германским надзором, ряд других эмиссаров. Так, Далерус был принят Гитлером и Герингом и получил программу сепаратных переговоров с Англией. Заметим лишь одно: если в серии тайных контактов июня — августа 1939 года инициатива преимущественно принадлежала английской стороне, предложения которой Гитлер не принял, то теперь картина изменилась: инициатива шла из имперской канцелярии.
Как же было здесь обойтись без принца Макса-Эгона? Он с начала войны занял весьма удобную позицию в Швейцарии. Маленький курортный городок Гстаад предоставлял достаточно возможностей — он был удобен как предлог для длительного пребывания (здесь учились дети), недалек путь до Берна.
А в Берне…
Зондаж, предпринятый Гогенлоэ через английского посла в столице Швейцарии, известен читателю из первой книги. Он датирован серединой 1940 года. Но еще до этого принц был «запущен на орбиту» новых попыток сколотить единый антисоветский блок. Их инициатором являлся все тот же Геринг, который прекрасно знал Гогенлоэ по его докладным предвоенного периода.
Уже 9—19 сентября 1939 года, т. е. в первый месяц войны, Гогенлоэ провел секретные беседы с английскими представителями в Швейцарии. Имена их, к сожалению, пока не установлены. Хотя отчет о встречах, представленный принцем на имя влиятельнейшего в этих делах Вальтера Хевеля — уполномоченного Риббентропа при ставке, — и упоминает посла Келли, но в то время Келли еще не прибыл в Берн. Он приступил к исполнению своих обязанностей лишь в январе 1940 года. Но смысл зондажа обозначен совершенно однозначно: «Предложение об альянсе Германии с Англией». Известны и лица, которые руководили первым зондажем военного времени. Кроме Геринга и Хевеля в их число входил профессор Рейнхард Хён — личность прелюбопытнейшая не своими научными заслугами. Юрист, специалист по государственному праву, он был одним из первых представителей немецкой буржуазной науки, пошедших на службу в СС. В 1935 году он стал руководителем одного из «центральных отделов» в службе безопасности. Отдел Хёна носил туманное название «информация о жизненном пространстве». Иными словами, в его задачу входил сбор информации о всех территориях, считающихся «жизненным пространством» Третьего рейха. Заместителем Хёна являлся Олендорф — будущий командир одной из «эйнзатц-групп» на советской территории. О Хёне в кругах СС было известно, что он — ярый приверженец быстрейшего заключения мира с западными державами. С этой целью он поддерживал закулисные контакты с теми немецкими дипломатами, которые исповедовали ту же внешнеполитическую (читай: антисоветскую) веру.
Итак, Рейнхард Хён активно поддержал зондажи принца Гогенлоэ. Побывав в Швейцарии, принц привез в Берлин такую информацию о настроениях Лондона: там не прочь завязать серьезные контакты, причем Геринг является для английской стороны вполне приемлемым партнером. Однако немецкой стороне рекомендуется не злоупотреблять в официальных заявлениях упоминаниями о мире, а сосредоточиться на контактах через посредников.
Весьма серьезные попытки предпринимались через Швецию. Они вели к заместителю министра иностранных дел Англии Ричарду Батлеру, но здесь свою роль сыграл и Гогенлоэ. Батлер прямо обратился к Келли, чтобы связаться с принцем. Подробно о контактах, предпринятых через Швецию, мы сможем узнать лишь после 1990 года — до тех пор соответствующие архивы Форин офиса были засекречены. Другая линия тайных контактов осуществлялась через Испанию. И здесь не обошлось без принца. 27 мая 1940 года он предложил все тому же Хевелю свои услуги для налаживания контактов через Испанию — благо он чувствовал себя как рыба в воде в сферах испанского высшего света. Из документов не ясно, поехал ли Гогенлоэ тогда в Испанию. Но о наличии контактов известно хорошо, причем они вели к печально известному «мюнхенцу» — английскому послу в Мадриде сэру Сэмуэлю Хору.
В Швейцарии Гогенлоэ не ограничился связями с Келли. Его другим партнером оказался швейцарский министр иностранных дел Марсель Пиле-Гола, известный своими пронемецкими симпатиями. Нашумела его речь после поражения Франции, в которой министр приветствовал капитуляцию Франции как «большое облегчение для швейцарцев, ибо отныне наши три великих соседа (Франция, Германия, Италия. — Л. Б.) вступили на путь мира». А в инструктивной беседе с группой влиятельных редакторов Пиле-Гола объявил, что Швейцария экономически полностью зависит от держав «оси», и поэтому швейцарскому народу рекомендуется путь «интеллектуального приспособления» к этим державам. Посол Келли даже называл в одном из своих донесений Пиле-Гола швейцарским Квислингом.
Вот именно на поддержку этого человека и на связанные с ним круги прямо рассчитывал Гогенлоэ во время своих швейцарских рекогносцировок. В одном из документов, хранящемся в архиве Гогенлоэ, принц прямо указывает, что неоднократно обсуждал с Пиле-Гола вопрос о заключении мира между Германией и западными союзниками. В свою очередь, связанные с Пиле-Гола швейцарские дипломаты — в их числе Паравичини и Буркхардт — являли