У г-на Паульса сложилось впечатление, что американцы, в этом случае и м-р Балл, знать не хотят о большевизме или панславизме в Центральной Европе».
Эти откровенные заявления, сделанные в беседе с эмиссарами Гиммлера и Шелленберга, были далее развиты и подтверждены. В меморандуме говорится:
«М-р Балл, по-видимому, полностью отвергает несколько старомодные планы Англии реорганизовать Европу на базе исторических тенденций и восстановить различные монархии. Он более или менее склоняется к созданию государственного и промышленного европейского порядка в масштабах широкого пространства, усматривая в федеративной Великой Германии (подобной Соединенным Штатам) с примыкающей к ней Дунайской конфедерацией лучшую гарантию порядка и восстановления в Центральной и Восточной Европе. М-р Балл не отклоняет национал-социализм в его основных идеях и действиях».
План «нового устройства» Европы, в котором Даллес отводил Германии место «фактора порядка», т. е. антикоммунистического бастиона, развивался им и «Робертсом» весьма подробно. Так, они в резких выражениях оценивали политику Англии (явно без всяких к тому оснований обвиняя ее в «уступках Советскому Союзу» и в «разыгрывании русской карты» против Вашингтона). Этот мотив повторялся во время переговоров неоднократно, выразительно характеризуя провокационную роль Даллеса в отношении не только СССР, но и Англии. Кстати, Даллес в ходе переговоров прямо дал понять, что США не собираются выступать за открытие второго фронта (по его словам, призывы к этому «носят тактический характер»)[40].
Важной целью швейцарских переговоров был политический зондаж, предпринятый обеими сторонами по вопросу о том, в какой мере возможен компромисс между Германией и ее западными противниками. Даллес и «Робертс» неоднократно давали понять своим собеседникам о желательности «политического решения» исхода войны. Так, в обобщающем докладе зафиксированы такие высказывания: «На многочисленные международные проблемы, которые еще не решены и обсуждаются союзниками, Германия может оказать воздействие, внося конструктивный вклад и влияя на настроения союзников. Так, оба американских собеседника вполне могут себе представить, что в один прекрасный день станет возможным решить чешский вопрос в рамках рейха, если будет восстановлено доверие к немецкой деловитости и культуре».
…«Успехи немецкого оружия не могут повлиять на Объединенные Нации и прекратить войну. Союзников можно заставить пересмотреть свои взгляды только в том случае, если Германия предоставит доказательства готовности к добровольному и широкому политическому шагу».
В этой ситуации немецкая сторона пыталась выяснить, готовы ли США к соглашению с нацистским режимом. Было прямо предупреждено, что речь может идти только о соглашении с Гитлером или с Гиммлером. Ответ был дан двусмысленный: сперва американские представители говорили о невозможности считать Гитлера партнером, затем заявили: «Можно рассчитывать на Гитлера, но не на его дело как в положительном, так и в отрицательном смысле». Другая формулировка гласила: «В нынешнем виде Германия, практически говоря, не является партнером, с которым можно достичь прочного и длительного соглашения». Эсэсовское руководство комментировало это заявление примерно так: американцы все-таки смогут пойти на сговор. Для этого были определенные основания, если учесть следующее заявление «Робертса»: «Америка не собирается воевать каждые 20 лет, поэтому она стремится к прочному урегулированию, в разработке которого она примет решающее участие и, наученная горьким опытом, не предоставит это Англии. Было бы очень жаль, если бы Германия сама сделала свое участие невозможным. Ведь эта страна заслуживает всяческого восхищения… Он не оставляет надежды, что Германия будет сохранена как фактор порядка и будет в дальнейшем играть соответствующую роль… Возможно, что в ходе войны и в результате возможных неудач для обеих сторон настроения и воля к победе изменятся. Никто не может заниматься предсказаниями. Может быть, представится возможность ускорить окончание войны, своевременно установить контакты».
Так вырисовывается и финальный аспект переговоров: создание прочной линии контактов между УСС и представителями Гиммлера. По этому поводу в записях имеется любопытное место, в котором отмечается: «Во время беседы м-р Балл мимоходом сделал замечание о беседах в Португалии («ходили слухи о переговорах в Португалии»)[41]. Г-н Паульс не клюнул на удочку, изобразив удивление и неосведомленность. М-р Балл тотчас же сменил тему разговора, однако в дальнейшем он сам заговорил о личности Альфонсо, о дружбе которого с г-ном Паульсом и его стопроцентно нацистских взглядах Паульс уже давно осведомил м-ра Робертса. Г-н Паульс снова заявил, что он сотрудничает в фирме «Шкода» и в других делах с Альфонсо, которого он знает и ценит на протяжении ряда лет. Альфонсо нельзя отказать в дальновидности. Не следует, однако, создавать себе иллюзий, будто этот человек не является верным последователем фюрера. Для м-ра Балла это, очевидно, не было новостью, и он заявил, что готов на встречу с Альфонсо в любое время и согласен дать любые заверения относительно соблюдения необходимых условий. М-р Балл пошел даже так далеко, что предложил пароль, с помощью которого Альфонсо мог бы вызывать его по телефону. Г-н Паульс принял эти заявления м-ра Балла к сведению, и при этом было особенно интересно, что Балл, по-видимому, придавал особое значение тому, чтобы познакомиться с откровенными взглядами современного национал-социализма. Если Альфонсо не сможет прибыть, то м-р Балл ожидает многого от беседы с государственным советником Линдеманом из фирмы «Нордцейче ллойд». Очевидно, по деловым причинам Линдеман пользуется в Соединенных Штатах личным авторитетом[42]. Беседа закончилась дружески, и сам м-р Балл предложил дать американскому посольству в Мадриде указание, чтобы оно в любой момент могло помочь г-ну Паульсу. М-р Балл обратил внимание на советника Баттпуортэ, назвав его наиболее способным…
В тот же день г-н Паульс нанес краткий визит американскому посланнику м-ру Гаррисону, который подчеркнул, что г-ну Паульсу не следует думать, будто у него имеются раздоры с Баллом. «У них наилучшие дружеские отношения». С кем же Даллес развивал «дружеские отношения»?
«Паульс» — так гласит сделанная от руки на полях одного из документов заметка[43] — это все тот же принц Макс-Эгон Гогенлоэ цу Лангенбург. А его соучастники — господин «Бауэр» и мистер «Робертс»?
На первый вопрос я стал искать ответ в документах VI управления РСХА. Из них явствует, что документы Гогенлоэ — Даллеса были пересланы заведующему английским отделением эсэсовской разведки д-ру Отто-Эрнсту Шюддекопфу. У меня даже возникла мысль, что он сам был участником переговоров. Д-р Шюддекопф жив до сих пор, его книги, посвященные новейшей истории Германии, издаются в ФРГ. Однако от него удалось узнать немного: сначала он вообще не хотел вступать в контакт, ссылаясь на то, что «случайно» попал в VI управление РСХА. О том, кем был «Бауэр», д-р Шюддекопф высказал предположение, что под этой кличкой скрывался сам Вальтер Шелленберг — глава VI управления, т. е. разведки СС…
Но и мое предположение, и версия Шюдцекопфа оказались неверными. Еще и еще раз изучая фотокопии документов СС, я в подлиннике обнаружил близ имени «Бауэр» пометку, сделанную от руки: «Шпитци».
Рассказ Рейнхарда Шпитци
Я уже упоминал об этом седом, сохранившем прекрасную выправку и отличные светские манеры человеке, с которым имел случай не раз беседовать. Тогда речь шла о мюнхенском соглашении 1938 года, теперь я подробнее расскажу и о других временах.
…Выходец из интеллигентной профессорской семьи (его отец был наставником последнего австрийского императора Карла), Шпитци очень рано занялся политикой. В 1931 году он вступил в НСДАП и быстро показал свои способности — в частности, принял непосредственное участие в планировавшемся в Австрии нацистском перевороте. Переворот не удался, зато был убит канцлер Дольфус, человек проитальянской ориентации.
— Так вы были одним из убийц? — не мог я удержаться, чтобы не спросить моего элегантного собеседника…
— Ах, нет, все это было не так! Мы вовсе не собирались его убивать, — сказал Шпитци и продолжил свой рассказ.
Разумеется, ему пришлось «бежать» в Германию. Здесь он стал сотрудником «Бюро Риббентропа» — одного из ведомств НСДАП, занимавшегося внешней политикой; к этому времени он уже вступил в СС. Шпитци бегло говорил по-английски, по-французски и по-итальянски, и это помогло ему стать личным секретарем Иоахима фон Риббентропа, когда тот был назначен на пост посла в Лондоне. Гауптштурмфюрер СС Шпитци присутствовал при всех важнейших актах германской внешней политики — от подписания «Антикоминтерновского пакта» до мюнхенских переговоров, где, как я уже рассказывал в первой книге «Загадок», он вел протокол. Он был в «Бергхо-фе» и тогда, когда туда вызвали австрийского канцлера Шушнига, дабы сообщить ему о требовании Гитлера: Австрия должна присоединиться к Германии.
Затем в дипломатической карьере Шпитци наступила пауза. Сам он утверждает, что в этом сыграла роль неприязнь к нему со стороны жены Риббентропа. Так или иначе, он стал — и это мы уже знаем — сотрудником берлинского бюро американского концерна ИТТ.
— Меня в этом качестве, — вспоминает Шпитци, — не раз использовал Канарис во время моих частных поездок в Англию…
В Англии же Шпитци познакомился с «Маплем» — таково было домашнее прозвище принца Макса-Эгона Гогенлоэ. Однако Шпитци недолго пробыл на американской службе. С 1938 года он стал сотрудником военной разведки (абвера), одновременно оставаясь сотрудником разведки СС. В 1941 году его постигла неудача: при падении он разбился и полгода лечился. Однако вскоре Шпитци снова понадобился…